Демография — коварная наука. В ХХ веке радикальная смена парадигмы в демографии происходила не реже, чем в науках, считающихся передним краем человеческих знаний, таких, как теоретическая физика. Как только среди исследователей популяционных трендов устанавливался относительный консенсус, жизнь быстро ломала его. История демографии усеяна несбывшимися прогнозами.
Эта закономерность прослеживается еще с Томаса Мальтуса, которого можно считать родоначальником теоретической демографии. На рубеже XVIII и XIX веков он сформулировал идею о влиянии ресурсных ограничений на демографический рост. Но именно в это время Англия стремительно превращалась в промышленную державу, в которой чисто аграрные ограничения на производство продовольствия становились все менее актуальными. Большая часть XIX века в Европе проходила под знаком преодоления «мальтузианской ловушки».
К началу ХХ века достижения санитарии и медицины в странах, испытавших промышленную революцию, привели к резкому падению детской смертности. Вслед за смертностью начала уменьшаться и рождаемость. Качественно и количественно рос средний класс, городское население стало превышать сельское. Массовый голод исчез из европейской цивилизации (последним его проявлением был ирландский «картофельный мор» в середине XIX века). Самого Мальтуса стали называть «пророком прошлого».
Но почему падение смертности повлекло за собой падение рождаемости?
Ждали сокращения…
Экономическая теория и здравый смысл подсказывают, что «оптимизируемый параметр» в принятии демографических решений — не количество рожденных детей, а число детей, достигших взрослости.
В исторических аграрных обществах детская смертность составляла около 50%. Поэтому, если родители хотели иметь, скажем, троих детей, то им нужно было родить шестерых. В экономически развитых обществах количество рожденных детей практически равно числу взрослых потомков. Один этот фактор объясняет двукратное падение рождаемости.
Но в 20-е и 30-е годы ХХ века рождаемость в западном мире упала еще больше. В США суммарный коэффициент рождаемости опустился до уровня простого воспроизводства населения, а, например, в Англии и Франции рождаемость упала еще ниже.
В этот же период демография стала по-настоящему математической наукой (в результате основополагающих работ Альфреда Лотки в США). Новый математический аппарат позволял предсказывать будущую динамику населения, но для этого нужно было делать предположения о том, какими будут основные демографические параметры: рождаемость, смертность и миграция. Из этих процессов наиболее предсказуемый — смертность. После того как страна совершила переход от аграрного общества к индустриальному, смертность начинает плавно убывать. Поэтому, исключая возможность катастрофической войны или не менее катастрофических экономических реформ (как было в России в 1990-е), резонно ожидать, что смертность будет продолжать плавно убывать. Миграционные потоки определяются более сложным, но в целом понятным комплексом факторов. А вот с рождаемостью, как мы увидим, все обстоит гораздо сложнее.
