Ровно два года назад — в конце января 2016 года — в Москве были объявлены победители первого конкурса на создание в России опорных университетов. Проект начинался как очередная инициатива, призванная вслед за проектом «5–100» изменить ландшафт отечественного высшего образования. Однако за эти годы единого мнения о его основной идее и целях, похоже, не сформировалось даже у ректоров самих опорных университетов.

Часть первая, в которой все пытаются понять, что делать

16 октября 2015 года министр образования и науки РФ Дмитрий Ливанов подписывает приказ «О проведении конкурсного отбора образовательных организаций высшего образования на финансовое обеспечение программ развития и создания на базе образовательных организаций опорных университетов». Портал Минобрнауки не скрывает: речь идет об очередной вехе в развитии отечественной высшей школы. «Прежде всего, создание таких университетов будет способствовать концентрации интеллектуального потенциала и образованию научно-образовательных комплексов, нацеленных на экономическое и социальное развитие регионов России», — сообщает пресс-служба ведомства, комментируя старт проекта.

Тогда, в конце 2015 года, казалось, что реформа системы высшего образования входит в свою финальную стадию. Система действительно вроде бы приобретала законченные черты. Есть небожители — МГУ и СпбГУ — с совершенно обособленной системой финансирования, управления и функционирования. Есть пул «особых» университетов, участвующих в проектах «5–100», «нацио­нальный исследовательский университет», «федеральный университет». А остальных вроде бы ждала простая развилка. Либо объединение и (при определенных дополнительных условиях) получение статуса «опорного университета», либо постепенная стагнация и сокращение деятельности (запрет на магистратуру, аспирантуру, государственные гранты на науку и т.д.). Провозглашался также принцип: «один регион — один опорный университет», что, строго говоря, означало, что университеты, не договорившиеся об объединении в пределах одного региона, почти автоматически попадали в категорию аутсайдеров. Это, в свою очередь, влекло за собой местные интриги ректоров и прочее. Остроты в ситуацию добавлял еще один тезис Минобрнауки РФ — об обязательном сотрудничестве опорного университета и регио­нальных правительств (вплоть до согласования программ развития соответствующих вузов). «Власти хотят, чтобы вузы включились в реализацию регио­нальной повестки и стали, по сути, центрами реализации политики на территории — и экономической, и предпринимательской, и социальной», — прямо говорила тогда замминистра образования и науки РФ Людмила Огородова (недавно покинувшая ведомство).

В итоге (вероятно, из-за слишком жестких условий) первая волна завершилась «выбором без выбора» — из 12 заявок выбрали 11 победителей. В том числе, в Сибири — Сибирский аэрокосмический университет им. Решетнева (СибГАУ, ныне — СибГУ), присоединивший Сибирский технологический университет и ОмГТУ, присоединивший Омский университет дизайна и технологий. И где-то между объявлением первых результатов и стартом работы проект стал пробуксовывать. А в августе 2016 года (всего через несколько месяцев после реального старта работы над проектами в регионах) Дмитрия Ливанова на посту министра сменила Ольга Васильева, под руководством которой Минобрнауки РФ поменяло тактику проекта.

«В «первой волне» Минобрнауки заодно хотело решить проблему объединения вузов, вот и был выбран такой странный обязательный критерий, как объединение. Ко второй волне концепция ведомства поменялась, и объединение стало ненужным. Фактически министерство открыто объявило о смене парадигмы: «деньги взамен показателей» на «возможности взамен развития», — констатирует ректор ОмГТУ Анатолий Косых. — Деньги и показатели — это конкретно, а возможности и развитие — абстрактно. Фактически этот лозунг звучит так: «Вы старайтесь, а мы вам что-нибудь подкинем». Мне видится, что изначальная идея и модель проекта все же поменялись. Программа развития заменена проектами, но не развития, а взаимодействия с регионами. Для меня программа и проект — это две разные вещи».

Согласно другой версии проект создания опорных университетов был призван решить тактическую задачу — нивелировать для регионов негативные эффекты от создания университетов, ориентированных на федеральное и глобальное лидерство (уже упомянутые «5–100», федеральные и нацио­нальные исследовательские университеты). «К 2016 году ведущие вузы совершили скачок в развитии, и дистанция между ними и остальными резко увеличилась. В результате в ряде регионов, где нет ведущих вузов, возникла угроза потери уровня высшего образования. Не секрет, что из топовых вузов в провинцию выпускники не едут. Надо было подтянуть оставшиеся за бортом регио­нальные университеты, — уверен проректор по стратегическому развитию Кемеровского госуниверситета Юрий Журавлев. — Задача объединения для первой волны конкурса была второстепенной, так Минобрнауки было легче решать свои задачи укрупнения и снять напряженность в борьбе за статус. Выделить в каждом регионе наиболее успешный вуз, создать таким образом группу регио­нальных вузов и финансово их поддержать, но уже не с глобальной задачей федерального уровня, а регио­нального. Готовьте кадры для конкретного региона, проводите исследования в интересах и по заказу его экономики. Заодно пусть их регион и софинансирует».

С такой постановкой вопроса согласен и ректор Алтайского госуниверситета Сергей Землюков: «Миграция в столицу выпускников школ с высокими баллами ЕГЭ не только создавала проблемы с набором, с выполнением КЦП в регио­нальных вузах, но и генерировала потенциальные негативные последствия для развития региона и с точки зрения кадрового обеспечения, и с точки зрения формирования регио­нальной элиты. Это особо проблемная зона для Сибири и Дальнего Востока».

Можно предположить таким образом, что главной целью создания опорных университетов было (и остается) не окончательное расслоение российской высшей школы (что жестоко, но логично), а стимулирование совместной работы университетов и регио­нальных правительств (что благородно, но пока слишком абстрактно). «В идеологии проекта закладывалась задача вовлечения вузов в процессы регио­нального развития, установление более тесных связей с регио­нальными властями, предприятиями, адаптацией оказываемых услуг под запросы рынка труда, местных сообществ. Эта идеология сохраняется на протяжении всех волн проекта», — констатирует научный сотрудник Института образования НИУ «Высшая школа экономики» Олег Лешуков.

Часть вторая, стоившая кресла одному ректору

Во втором конкурсе сибирские вузы участвовали активнее. Им было обещано до 200 млн руб­лей в год федерального финансирования и почти никаких взаимных обязательств (прежде всего, по объединению). В результате в шорт-лист вошли заявки сразу 11 местных вузов: НГТУ, СибГМУ, АлтГТУ, Тувинского, Хакасского, Забайкальского и Бурятского госуниверситетов, Алтайского педуниверситета и Восточно-Сибирского университета технологий и управления (Улан-Удэ). Победителями были признаны четыре заявки: две с федеральным финансированием (СибГМУ, НГТУ), и две — без него (АлтГУ, КемГУ).

Главная драма этого сезона проекта разыгралась, пожалуй, в Иркутске. Здесь очевидным лидером среди университетов являлся Иркутский госуниверситет (например, публикационная активность в журналах, индексируемых в мировых базах данных, в полтора раза выше ближайших конкурентов). Однако губернатор региона Сергей Левченко колебался — возможно потому, что ректор Байкальского государственного университета (БГУ, бывший «нархоз», также претендовавший на поддержку регио­нального правительства в вопросе выдвижения заявки на конкурс) Александр Суходолов долгое время работал в структурах правительства Иркутской области. В результате сначала Левченко полагал, что опорный вуз региону не нужен вовсе, затем выдвигал идею одновременной подачи двух заявок и наконец в последний момент подписал заявку ИГУ, заявив, что вопрос с финансированием БГУ «остается на повестке дня».

Некоторые показатели эффективности реализации программ развития опорных университетов к 2020 году

«Эксперт-Сибирь» по данным утвержденных программ развития университетов

Когда стали известны результаты конкурса (ИГУ во второй раз его проиграл), тогдашний ректор университета Александр Артучинцев обвинил в случившемся регио­нальные власти. «Абсолютно ясно, что ИГУ никак не мог войти во вторую группу, так как там требуются гарантии областного финансирования. Понятно, что это сложно (…), но заинтересованные регионы эту проблему как-то решили. (…) главное — поддержка со стороны руководства региона, которая должна быть выражена в очных встречах с руководством Минобрнауки и гарантиях софинансирования со стороны региона. Смысл очной встречи или телефонных звонков — именно в этом. А письма о поддержке были у всех 80 допущенных к конкурсу вузов. Без этого заявки просто не допускались к конкурсу», — заявил тогда ректор в своем блоге. Получив вскоре отповедь от первого вице-губернатора Владимира Дорофеева: «Решение о том, станет вуз опорным или нет, принимают не министр и не глава региона, а конкурсная комиссия. (…) Я удивлен публичными высказываниями ректора ИГУ».

А в конце октября 2017 года Александр Артучинцев лишился своего поста в результате несостоявшихся выборов ректора (положенные 50% голосов из-за четырех испорченных бюллетеней не набрал ни один кандидат). И уже 6 декабря тот же Владимир Дорофеев представлял коллективу ИГУ нового ректора — главу Иркутского научного центра СО РАН Игоря Бычкова.

Вторая волна конкурса таким образом еще больше спутала все карты. С одной стороны, от университетов перестали жестко требовать конкретных централизованных показателей эффективности, с другой — статус некоторых был поддержан исключительно словами, а не финансированием.

Антракт, в котором рассматривается еще один негативный кейс

Здесь самое время вспомнить об университетах, которые к тому времени уже почти год реализовывали программу развития «опорных вузов» — ОмГТУ и СибГУ. Последний стал объектом притяжения еще и потому, что был образован в городе, где до этого десять лет миллиарды руб­лей инвестировались в проект с похожей идеологией — Сибирский федеральный университет. Более того, как когда-то в СФУ, опорный университет в Красноярске был призван объединить два слишком разных университета: аэрокосмический с его разработками в сфере космоса и технологический, бывший ранее лесным институтом.

Предварительно следует констатировать: проект опорного университета в Красноярске пока не состоялся. С одной стороны, так и не удалось гармонично объединить два университета — слишком разные структуры на двух берегах Енисея так и остались разобщенными структурами. С другой стороны, университет погряз в клановых противоречиях: в 2017 году бывшего ректора аэрокосмического университета Игоря Ковалева сменил выходец из технологического университета — Дмитрий Деревянных, первым проректором при котором стал бывший ректор того же университета Виктор Огурцов. Ковалева и Огурцова объединяет немногое — пожалуй, только то, что в отношении членов команды и того, и другого экс-ректоров (проректоров) ранее возбуждались уголовные дела по факту растраты бюджетных средств.

В самом университете «Эксперту-Сибирь» не смогли оперативно прокомментировать результаты работы по проекту опорного университета.

Часть третья, в которой университеты попытались договориться с регионами

После всех передряг в Сибири формально действует шесть опорных университетов: НГТУ, СибГМУ, ОмГТУ, СибГАУ, АлтГУ и КемГУ. Каждый университет имеет свою программу развития до 2020 или 2021 года, причем программы более или менее унифицированы, что связано с одинаковыми консультантами — экспертами МШУ «Сколково», в том числе оказывающими консалтинговое сопровождение проекта. «Сейчас проектом предполагается выполнение 13 верхнеуровневых показателей эффективности реализации программы развития. Эти индикаторы задают общий вектор направлений модернизации университета. Однако широко известно, что российские регионы сильно различаются по своему уровню социально-экономического развития. Именно эта особенность и определяет необходимость установления уникальных для каждого вуза и региона показателей реализации программы развития. Эти показатели фиксируются в дорожной карте программы развития опорного университета», — комментирует Олег Лешуков.

Если посмотреть на показатели эффективности, которыми университеты планируют изменять эффективность работы по проекту, то они также вполне похожи друг на друга (см. таблицу 1). Это, как правило, показатели развития науки (доходы от НИОКР, публикационная активность), показатели развития образования и прочее. К приведенной таблице есть два важных вопроса. Первый — видно, что опорные университеты критично разные по потенциалу, и проект, похоже, никак не предполагает сглаживания этой разницы. Так, если НГТУ планирует к 2020 году публиковать 70 Scopus-статей на 100 преподавателей в год, то СибГАУ — только 20. Разница в четыре раза! Второй — все эти показатели слабо коррелируют с попыткой сделать университет драйвером развития региона — собственно, «опорным».

«KPI, внесенные в конкурсную документацию, совершенно не связаны с теми целями, которые сейчас ставят перед опорными университетами. Изначально основными показателями были: общее число студентов, общий бюджет, объем НИР на одного НПР, число публикаций на одного НПР и пр. То есть, эти показатели вообще не связаны с взаимодействием вуза с регионом», — констатирует Анатолий Косых.

Подспудно явно чувствуя эти противоречия, авторы программ развития университетов делают попытку увязать вызовы и задачи развития университетов с регио­нальной повесткой (таблица 2). При этом получается все равно как-то однообразно. Почти все университеты констатируют проблемы старения кадров, устаревания инфраструктуры, консерватизма преподавателей, оторванность университетской науки от потребностей реального бизнеса и т.д. Большинство предлагает также и типовые решения: реструктуризацию университетов, привлечение молодежи, открытие новых образовательных программ, интеграцию с бизнесом и т.д. На фоне других выделяется разве что СибГМУ (о том, чем — далее).

Краткая сравнительная характеристика программ развития опорных университетов

При этом нельзя не признать, что большинство тезисов в программах — актуальны и амбициозны, а университеты получают от их реализации дополнительный стимул к развитию. «Статус опорного вуза резко повышает внешнюю и внутреннюю активность, количество задач растет многократно. Главное, что опорный вуз должен резко увеличить скорость принятия решений, — говорит ректор НГТУ Анатолий Батаев. — Так, когда мы вступили в программу опорных вузов, то взяли на себя обязательство увеличить процент преподавателей до 40 лет с 33 процентов в 2017 до 36 процентов в 2021-м. Сейчас мы идем быстрее плана: уже за прошлый год показатель удалось поднять на два процента. Мы стимулируем молодых преподавателей прежде всего целевой аспирантурой, обучение в которой оплачивает университет. Кроме того, мы готовим управленческий кадровый резерв. По сути, это ректор, проректоры и деканы будущего для нашего университета».

«Ценность пока одна — больше работать и через статус получать дополнительные преимущества, — соглашается проректор КемГУ Юрий Журавлев. — Приятно также осознавать и чувствовать поддержку в начинаниях со стороны регио­нальных властей. Очевидно, что многие проекты в уходящем году мы бы не смогли реализовать без статуса».

Часть четвертая, в которой все доказывают друг другу важность проекта

Эффективному взаимодействию университетов и регионов мешают, пожалуй, объективные обстоятельства — две группы этих субъектов живут в разных организационно-правовых реальностях, а также в разных приоритетах. Если университеты подчиняются федеральным ведомствам с соответствующими запросами и задачами, то регионы — это социалка, коммуналка, зарплаты, пенсии и так далее. Кроме того, регион напрямую не может как финансировать университет, так и ставить задачи ректору — его начальник работает в Москве. Отсюда — старательный поиск форматов взаимодействия, оправдывающий идеи проекта. «Регио­нальные власти участвуют в выработке политики развития вузов, согласуют их программы, ищут возможности для поддержки (от экспертной и методической до финансовой). Опорным университет становится именно для региона, территории, на которой он находится. Уже сейчас мы видим примеры вовлечения опорных вузов в управление регио­нальной инновационной инфраструктурой, все больше сотрудников университетов входят в составы экспертных органов при регио­нальных администрациях, участвуя в выработке повестки развития территорий», — перечисляет Олег Лешуков из НИУ ВШЭ. В версии Юрия Журавлева из КемГУ то же самое звучит как «взаимоотношения между университетом и регионом строятся на основе взаимного уважения и понимания общих проблем».

В уже упомянутом СибГМУ есть ряд конкретных проектов для региона, а также единственный четкий ответ о регио­нальных эффектах. Основные пунк­ты программы развития опорного университета здесь следующие: формирование портфеля сетевых междисциплинарных образовательных программ, концентрация ресурсов на прикладных направлениях высокотехнологичной медицины, интеграция университетских клиник в распределенную систему научно-образовательного комплекса вуза, привлечение и поддержка высокопрофессио­нальных работников. Это должно принести Томску до 2 млрд руб­лей ежегодно — за счет новых студентов, применения здоровьесберегающих технологий, развитию социального предпринимательства и прочее.

НГТУ запланировал включение в программу реиндустриализации Новосибирской области, а ОмГТУ — развитие отношений с крупным регио­нальным бизнесом (например, Омским НПЗ). Поэтому точечные проекты, хотя и существуют, говорить о системе взаимодействия «вуз-регион» пока рано. Возможно, просто потому, что сам проект существует недолго. «Успехи от реализации программы уже проявляются — у многих опорных вузов вырос балл ЕГЭ, увеличивается численность талантливых абитуриентов, оставшихся в регионе, уменьшается образовательная миграция в столичные регионы. Опорные вузы стали менять среду вокруг себя, делая городское пространство удобным и комфортным для жителей, — резюмирует Олег Леушков. — Это только некоторые первые успехи (а проект действительно «молодой») и стоит ожидать только расширение таких прак­тик».