Новый сезон ростовского «Театра 18+» стартовал с премьеры спектакля-променада «Волшебная страна», постановкой которого занимался идеолог Театра.doc, «создатель самых шокирующих и экспериментальных спектаклей Москвы», выходец из ростовского товарищества «искусство или смерть» Всеволод Лисовский. Немаловажно и то, что на реализацию этого проекта ростовский театр получил грант от Фонда Михаила Прохорова.
Главный эксперимент постановки — вывести зрителей на улицы города. В тщательно отобранных подворотнях зрителю «Волшебной страны» зачитали и дали прочесть в виде надписей анекдотические сценки из одноимённой книги воспоминаний Максима Белозора. Герои книги — представители так называемой «второй культуры»: местные неофициальные деятели искусства — художники, музыканты, поэты: Сергей Тимофеев, Василий Слепченко, Юрий Шабельников и ещё целый ряд имен, известных, как правило, только специально погружённым в предмет или личные отношения людям. Герои, у которых жизнь в искусстве вышла в каком-то смысле лучше и ярче, чем оно само, тоже оставляют ценный, достойный внимания след. Правда, Белозор от всего «волшебства» этой жизни в книге оставил только распитие алкогольных напитков и его последствия. Лишь знакомые имена в ней напоминают, о ком, собственно, мы читаем, поскольку недостатка в производителях всего остального зафиксированного автором пьяного бреда в нашем обществе не наблюдается. Типовой для постановки можно считать сценку о том, как художник Василий Слепченко во время распития «Алазанской долины» с друзьями в мастерской порвал на себе одежды от желания показать кружочки от банок, и в течение пьянки творческое сообщество время от времени выкрикивало: «Вася, кружочки!» Вася показывал — и сообщество выпивало. Что ж, вполне творчески.
Но главным героем постановки оказывается в итоге город. Материал — а, следовательно, и его слабость — имеет значение лишь повода для своеобразной экскурсии. Для начала группа была отведена за новые, уже замылившие глаз строения на улице Социалистической за кинотеатром «Ростов», где обнаружилась разрисованная граффити стена, на фоне которой декламировала девушка в костюме бабочки. Сценка окончилась очень быстро, и это обстоятельство вызвало у публики больше эмоций, чем её содержание. Далее по курсу была женщина, выкрикивающая текст из окна подъезда на четвёртом этаже старого дома. Пока она делала свою работу, рядом из пивной в жёсткой форме и в сопровождении аутентичного мата был выкинут потрёпанный жизнью мужчина. Увидев публику, жертва и насильник остановились и мгновение смотрели на толпу. Возможно, за это мгновение они стали лучше. Следующая сцена — в подворотне, заваленной небутафорским мусором. Дальше мы шли по разбитой стройками улице Станиславского и в шутку поражались, как у театра хватило денег на то, чтобы так здесь всё развалить.
Тут нужно отвлечься. Когда мы попадаем в область «современной драматургии», мы имеем дело не столько с тем, что привыкли называть словом «искусство», сколько с более гибким понятием «культурные практики». Таковых принципиально много, и любая «практика» — это, с одной стороны, всегда рефлексия о стратегиях и стереотипах культурного поведения, с другой — приглашение примерить её на себя: например, побыть один день фриком, оказаться частью разыгрываемого спектакля, почувствовать себя обитателем городских трущоб. На этом фоне искусство — сравнительно готовый продукт: только открой книгу — и окажешься в водовороте драматургии, с её прописанными героями и коллизиями. В практиках же часто нет ни героев, ни драматургии — до тех пор, пока ты сам не включишься, не поймёшь, что это ты — герой, что твои ощущения от смены контекста тут самое главное. Ну и конечно, риск такого подхода в том, что, если включения зрителя не происходит, представление будет вызывать лишь чувство недоумения и досады.
У меня включение произошло не сразу, возможно, оно даже ещё не произошло. Но мне сразу стало ясно, что здесь есть о чём подумать. Потому что, прожив больше двадцати лет в Ростове, я явственно ощущал чувство новизны от встречи с городом. Моё включение состояло в том, что я фотографировал виды с предложенных театром точек. Дело в том, что плоские южные города очень бедно устроены именно для зрителя. Гуляя по старой Италии или Франции, русский путешественник понимает: люди специально думали о том, что должен увидеть человек, оказавшись на определённой площади, какая ему откроется перспектива. У нас же часто нет перспективы просто потому, что над зрительным образом города реально никто не думал. А тут подумал театр — и дал очень специфический взгляд на Ростов принципиальных позднесоветских маргиналов. В выбранных для посещения точках города оказалось гораздо больше драматизма этой жизни, чем в книге, положенной в основу постановки, чем в нарочито безэмоциональной актёрской подаче.
Мне кажется, в этом противоречивом с точки зрения художественной ценности эксперименте есть очень важный и даже вдохновляющий культурный разворот к городу — к его деталям, персонажам, историям. Этот разворот на Юг привели гости — надо отдать им должное. Можно вспомнить, например, кураторов проекта «Код города», которые произвели с триумфом показанный год назад на ряде фестивалей документальный фильм «Напротив Левого берега», снятый силами самих ростовчан. Можно вспомнить ежегодный питчинг в рамках фестиваля мотивационного кино Bridge of Arts, в ходе которого продюсерам презентуется много сюжетов, основанных на материале города и региона. Роль этих проектов в том, что они показывают, как надо пользоваться своим культурным материалом. Даже из жизни ваших пьющих художников с неизвестными именами можно сделать культурный продукт, сообщают нам они. От всех проектов при этом остаётся ещё одно — не менее важное — ощущение: это далеко не всё про этот город, может быть, даже не самое главное. Очень продуктивное ощущение, многообещающее.
