История ростовского фонда «Доброе дело» начиналась с обычного волонтёрства. Директор фонда Татьяна Аладашвили работала в дорожно-строительной отрасли и не собиралась становиться профессиональным руководителем НКО. По словам г-жи Аладашвили, в благотворительности тоже есть «реальный сектор» — это программные проекты, которые невозможно остановить на какое-то время, просто всех уволив и наняв заново. Поэтому, однажды занявшись волонтёрством всерьёз, Татьяна Аладашвили поняла: как и в производстве, здесь необходим стратегический подход и профессиональные навыки.

— Вы единственные в Ростовской области, кто занимается уходом за отказными детьми в больницах. Как родился этот проект?  

— Мы единственные, кто занимается этим на территории области, но в Ростове-на-Дону существует также фонд «Я без мамы». Дети должны получать помощь не только в большом городе. Наши няни ежедневно ухаживают за детьми-отказниками в четырёх больницах Ростовской области — Новочеркасска, Таганрога, Шахт и Аксая.

Заниматься мы стали этим вопросом, когда в ходе волонтёрской деятельности выявили самую острую проблему — есть категория детей (так называемые «выявленные дети»), которые остались без попечения родителей, и их каким-либо образом «выявили» — нашли на улице, забрали из асоциальных семей. Они сразу же попадают в больницу на обследование и какое-то время живут в больницах. Дети находятся там на правах обычных больных, их обеспечивают лечением, медикаментами и питанием. Но обязанности каждого медицинского работника расписаны по минутам. А брошенным детям необходимо много времени. Иногда медсестра может забежать минут на 10–15, но потом дети снова одни. Им никто не дарит тепло, заботу и внимание. Поэтому мы решили запустить программу профессионального ухода за детьми-отказниками в больницах. Мы сами нанимаем нянь, оплачиваем их работу, заключаем договор с больницами. Это единственное, чем можно исправить ситуацию. Волонтёров в больницы не пускают, специализированного персонала нет. Часто дети попадают в больницы травмированными, напуганными. Наши няни оказываются для них единственными близкими людьми, иногда даже становятся опекунами. Кстати, когда у таких детей появились наши няни, то сразу же прекратились побеги из больниц. За год мы сопровождаем около 250 детей.

Эффект от профилактики сиротства

— Какого эффекта удалось добиться благодаря проекту?

— С появлением нянь сразу же прекратились побеги из больниц детей постарше, снизился общий уровень стресса среди детей, проходящих лечение и обследование. Ребёнок, попавший в детское учреждение после больницы, требует реабилитации. Снизилось количество психосоматических заболеваний, дети стали быстрее выздоравливать. Благодарны и детские учреждения, куда переводят наших подопечных. Нам приятно слышать, что наши дети «как домашние». Их не приходится длительно реабилитировать после больничного заточения. Необщительного, запуганного ребёнка очень сложно устроить в семью. Дети, за которыми ухаживали наши няни, становятся практически домашними и, конечно, в этом случае их намного быстрей устраивают в семьи.

— Второй ваш проект — «Профилактика сиротства». Какие здесь используются технологии работы?  

— Проект «Профилактика сиротства» основан на опыте лучших российских практик. Когда в 2011 году я узнала о программе «Предотвращение отказов от новорожденных», для меня это было настоящим открытием. Только в 2014 году я смогла внедрить эту программу в работу фонда. На тот момент эта программа действовала уже в двадцати регионах страны, была поддержана администрацией президента. Для нашего региона это была инновационная программа, сегодня она включена правительством Ростовской области в План стратегического развития семейной политики.

Программу «Профилактика социального сиротства» можно разделить на три этапа. Первый — это профилактика отказов от новорожденных. Нам поступают сообщения из родовспомогательных учреждений, если существует опасение отказа матери от ребёнка. Далее выезжает наш специалист и работает с этой мамой. Естественно, мы не являемся фанатиками: если мама категорически не хочет своего ребёнка, то её никто не уговаривает. Согласно статистике, 30 процентов отказов профилактируются. Остальные 70 процентов, как правило, это те мамы, которые категоричны в своём решении об отказе от ребёнка. Если же она хочет, но не находит в себе силы и не имеет ресурсов, чтобы его содержать, тогда мы ей помогаем. Это касается и поиска работы, и восстановления документов, и т.д. Мы только помогаем, можем помочь оплатить госпошлину, подобрать вакансию. Кроме того, на этом этапе мы общаемся с близкими мамы и выступаем посредниками в примирении сторон.

Один сохранённый ребёнок — огромное дело. Мы видим, как растут «наши». На сегодняшний момент у нас более ста таких детей, в общей сложности мы своими силами расформировали около двух детских домов.

Второй этап — это когда кризис в семье уже произошёл, и в органы опеки приходит мама, которая не справляется со своими обязанностями. Такую семью ставят на учёт, семья находится в социально опасном положении. Через определённый срок органы опеки должны принять решение: либо снять с учёта семью, либо изъять ребёнка. Наша задача — помочь этой семье реабилитироваться. Если шанс есть, то мы помогаем в трудоустройстве, в восстановлении документов, в устройстве ребёнка в детский сад или школу.

Третий этап — возврат детей из детских учреждений в семьи. Это самая сложная работа, так как дети уже живут в детском доме. Обычно это временно размещённые дети. И у семьи есть шанс реабилитироваться и забрать ребёнка. Но практика показывает, что после того, как ребёнок покидает семью, родители начинают деградировать, семья не восстанавливается. Юридически эти дети имеют родителей, и они не могут быть устроены в другую семью. Наша задача — оценить реабилитационный потенциал семьи и, совместно работая с опекой, помочь вернуть ребёнка.

— Как именно вы помогаете таким семьям?  

— Оказываем материальную помощь средствами питания, гигиены. Помогаем составлять запросы в администрацию. После оформления пособия наша помощь сокращается, далее мы разъясняем, что мама должна пойти на работу. Семья должна хотеть восстановиться, только тогда мы её «сопровождаем». Это большая комплексная работа, которая длится от двух до шести месяцев.

— Что вы считаете показателем успешности программы «Профилактика социального сиротства»?  

— Здесь несколько показателей эффективности. Например, процент сохранённых семей. Другой критерий — устойчивая реабилитация семьи и отсутствие повторных отказов. Для нас лучше закрыть случай как неуспешный, чем получить повторный отказ. На данный момент такого не было. Ещё один критерий, можно сказать, мой личный, это сокращение уровня социального сиротства в регионе. Статистика улучшается благодаря мерам, принимаемым всем государственными учреждениями, органами власти и другими НКО, чему мы очень рады.

— Каким вы видите развитие этих программ?  

— Главное сейчас — это стабилизация и расширение. Необходимо постоянно объяснить, что такое профилактика сиротства. Надо рассказывать, что лучше ребёнку подарить родителей, чем подарки. Подарить подарок ребёнку в детском доме, устроить концерт или зрелищное мероприятие — это просто. Однако это ошибка, которую совершают все начинающие волонтёры. Дарить детям подарки нельзя категорически, это приносит существенный вред. Ребенок привыкает к позиции иждивенчества, задаёт себе вопрос «За что мне подарили подарок?» За то, что он сирота. «Что нужно делать, чтобы получать подарки?» Быть сиротой. Кроме того, нам нужно расширять географию присутствия. Наша цель — охватить всю Ростовскую область.

Профессиональная благотворительность

— Что собой представляет команда фонда? Как она формировалась?  

— Наша команда — это десять нянь, три специалиста по программе «Профилактика сиротства», три человека — административный персонал.

Мы хотим иметь специалистов по каждому отдельному направлению, но, к сожалению, это очень сложно. Большая часть команды были волонтёрами ещё до появления фонда «Доброе дело». Много лет никто из нас не собирался создавать НКО и заниматься профессиональной деятельностью. Фонд был открыт в 2008 году, и до 2014 года все его сотрудники являлись только волонтёрами. Однако назрела необходимость запускать стратегические программы и уделять большее внимание административным вопросам.

— Как организовано финансирование фонда?  

— Большая часть финансирования — это частные пожертвования. Дело в том, что юридические лица, к сожалению, не имеют никаких налоговых послаблений при совершении переводов, поэтому часто перевод осуществляется частными лицами. Мы работаем с крупными организациями, такими как, например, Ikea — наш многолетний партнёр. Именно стратегический крупный партнёр даёт нам возможность закладывать минимальный бюджет на каждый год. Но наша сеть партнёров очень подвижна. Мы лишились многих из них в 2016 году, так как некоторые юридические лица закрылись, а у крупных организаций поменялись благотворительные программы. Если раньше они были направлены на регион присутствия, то сейчас все благотворительные средства поступают в федеральные фонды. Если честно, помощь крупных организаций федеральным фондам — это большая боль и проблема региональных НКО. Дети — везде дети, и помощь нужна всем, независимо от удалённости от столицы. Мы надеемся, что тенденция начнёт меняться, и представители крупного бизнеса, работающего в нескольких уголках нашей родины, будут поддерживать социальные проекты в регионах присутствия.

— Что надо делать для привлечения дополнительных ресурсов?  

— Во-первых, необходимо проводить разъяснительную работу по поводу нашей деятельности и в принципе культуры благотворительности. Как и в бизнесе, в благотворительности также имеется «реальный сектор». Это длительная комплексная работа, требующая много труда.

Во-вторых, это профессионализм. Если директор НКО хороший человек, то это не значит, что он хороший менеджер и руководитель. При всём моём уважении к нашим коллегам, всем нам в сфере НКО не хватает профессионализма и профессиональных ресурсов.

Хочу отметить, что наконец-то становится популярным оказывать помощь фондам на условиях Pro bono (оказание профессиональной помощи благотворительным, общественным и иным некоммерческим организациям на безвозмездной основе). Как НКО, мы очень экономим бюджет, каждый сотрудник выполняет десять функций, и мы всегда рады возможности получить профессиональную помощь и отдать услуги на аутсорсинг, будь то ведение бухгалтерского учёта, сдача отчётности, юридическое сопровождение или CRM-системы — всё это для нас просто огромная помощь, которая помогает привлечь ресурсы. Я очень жду развития моды на Pro Bono. Нам помогает организация «Вебпрактик» — ребята в своё свободное время, часто по ночам, сопровождают наш сайт. Мы безумно им благодарны за это, сами бы не справились.

— Вы занимаетесь развитием профессиональных навыков сотрудников?

— Безусловно, необходимо и обучать команду, и укрупняться. Наша деятельность является узкоспециализированной, специалистов по профилактике сиротства попросту нет. Мы отправляем наших сотрудников на учёбу в Москву. К счастью, сейчас достаточно развита система обучения НКО, и мы всегда используем любую возможность обучить сотрудников. Первое серьёзное обучение для нас проводил московский фонд «Профилактика социального сиротства».