— Элиты целого ряда регионов сегодня работают над стратегиями развития территорий, и вопросы конкурентоспособности оказываются напрямую связаны с возможностью занять нишу в «умной экономике». Как вы считаете, есть ли у Ростовской области эта ниша? Есть ли здесь потенциал для того, чтобы эту нишу найти?
— Многие регионы страны, в том числе и наш, имеют контингент профильных специалистов и сотрудников, которые могут работать в области «умной и инновационной экономики». Но только этого недостаточно для формирования целой ниши. Когда в экономике есть венчурные деньги, которые государство и инвесторы готовы вкладывать в новые компании, не требуя возврата до копейки в случае неудачи стартапера, тогда рынок инноваций расцветает. Когда же существует высокая вероятность потерпеть неудачу, трудно найти энтузиастов: никому не хочется, чтобы его потом обвиняли в воровстве государственных или инвестиционных денег. Никто не хочет столкнуться с ситуацией, в которой всё, что тебе давали ранее, пришлось бы возвращать. Пока действует подобный сценарий развития событий, никакой «умной экономики» не построить. Успех каких-то компаний в области ИТ — скорее удивляющее исключение, чем правило.
Но, безусловно, потенциал в экономике нашего региона есть. В принципе, в ЮФО и СКФО существуют компании, способные создавать востребованные продукты для перехода предприятий и в целом экономики Юга на новые, цифровые «рельсы». Это те самые удивительные исключения. Без ложной скромности могу сказать, что DATUM Group, например, одно из них. Мы стремимся своими ИТ-решениями закрыть сформированные потребности региона, связанные с «умным городом» в части управления инженерной инфраструктурой.
— Над какими задачами в сфере, связанной с инновационным развитием, ваша организация работает сейчас? Какие главные результаты получены за последние годы?
— Сейчас наша работа больше направлена на решение тех прикладных задач, которые связаны с управлением территориями, инфраструктурой, регионами, инженерными задачами. У нас был реализован ряд достаточно успешных базовых проектов, которые позволят в дальнейшем развивать городскую экосистему, в том числе в области городского хозяйства и управления инженерной инфраструктурой. По сути, мы создали некий базис, который дальше может развиваться, охватывая смежные задачи, существующие в этих областях. Радует, что в последние годы доходы от этих направлений в компании стабильно растут.
— Какие задачи вы ставите перед предприятием на ближайшую перспективу?
— Это прежде всего задача изменения своей внутренней среды. Мы стараемся сделать систему управления нашими бизнесами более гибкой, чтобы была возможность оперативно реагировать на рыночные потребности, на изменения технологий. Сейчас мы сосредоточены на разработке собственных продуктов, которые в дальнейшем будут служить базисом для формирования экосистем города. Основные ресурсы, которых не хватает на этом этапе, — финансы и специалисты. Особенно не хватает профессионалов своего дела.
— Какие главные препятствия для развития инноваций, «умных» отраслей вы сейчас видите?
— Самое большое и главное препятствие я вижу в том, что на сегодняшний день те меры, которые государство провозглашает в части развития «умных отраслей» и «новой экономики», в основном носят либо декларативный, либо точечный характер — например, финансирование конкретных предприятий. Это подход в корне неправильный. Нужно создавать рыночные стимулы, чтобы всем участникам рынка было выгодно вкладывать и инвестировать в своё развитие. Здесь должны быть предоставлены, например, налоговые стимулы. Если мы хотим, чтобы «цифровая экономика» и «цифровые отрасли»
зацвели, то необходимо давать возможность компаниям ту прибыль, которую они сэкономят на налоговых льготах и послаблениях, реинвестировать в развитие. Особенно остро это заметно на фоне нынешней ситуации, когда компаниям в области инновационного развития очень сложно привлекать финансирование по примеру тех же западных компаний. У нас нет венчурных денег! Например, на Западе венчурный фонд может распределить свой миллиард долларов, инвестируя их в тысячу проектов, из которых сумеют «выстрелить» не более двадцати. Но они значительно окупят те инвестиции, которые были розданы вначале.
Огромный минус, который сдерживает развитие «умной экономики» в РФ, и в том, что предприниматели деньги зарабатывают только за счёт той прибыли, которую приносят им предприятия. Если рассмотреть те принципы, по которым живут и развиваются стартапы той же Кремниевой долины, мы увидим, что там инвестор и предприниматель деньги зарабатывают не на прибыли от деятельности компании, а за счёт роста капитализации. Ведь зачастую прибыль предприятия — 10–20 процентов, а на капитализации можно увеличить доход в 10, 100, 1000 раз. Мы сейчас наблюдаем, что на Западе популярны компании, которые не были прибыльными с момента своего создания, например, Uber — компания стабильно убыточная, но, по оценке инвесторов, её рыночная стоимость составляет порядка 60 млрд долларов. В такие компании инвестируют не с целью получения прибыли от операционной деятельности и получения дивидендов, а для того, чтобы благодаря успешной бизнес-модели компания выросла в цене. И этот доход значительно превышает ту прибыльность, которую получает сама компания. Если мы хотим, чтобы и отечественные компании развивались не хуже, важно создать среду, в которой компании бы легко продавались и покупались. В России сегодня нет рынка малых и средних компаний, поэтому у нас отсутствует такая возможность.
— Как вы оцениваете перспективы в вашей отрасли? На каких направлениях и при каких условиях были бы возможны прорывы?
— Прорывы возможны везде. Важно учитывать, что предприятие, занимающееся инновационным продуктом, сталкивается с более высокими рисками. Это не создание традиционного продукта для традиционного рынка. Зачастую под инновационный продукт ещё нет сформировавшегося рынка. Поэтому к риску по созданию продукта добавляется ещё более серьёзный риск — формирование нового рынка. Учитывая то, что доходность бизнеса, если мы не берём доходность, связанную с капитализацией, невысока, то сколько компания может выпустить на один успешный продукт неуспешных? Какова будет «воронка» продуктов? Сколько организация может позволить себе исследовать для того, чтобы выпустить один-два успешных продукта? Скорее всего, при доходности в 10 процентов должен «выстреливать» каждый первый. Какова вероятность того, что предприниматель или команда каждый раз будут выпускать успешный продукт? Крайне низкая. Вот по этой причине мы и не видим значительных прорывов со стороны участников рынка.
— Какие тренды в развитии инновационного бизнеса вы считаете основными? Какие из них больше всего влияют на стратегию вашего развития?
— Общемировые тренды — искусственный интеллект, технология блокчейн, криптовалюта, виртуальная и дополненная реальность, мобилизация платформ и т.д. Но нельзя сказать, что мы чувствуем на себе большое влияние со стороны этих трендов. Скорее, мы занимаем выжидательную позицию. Все тренды, которые я выше перечислил, находятся на базовом уровне развития технологий. Мы больше следим за тем, в какие продукты они начнут трансформироваться, чтобы мы уже могли подхватить и своевременно включиться в эти решения. Пока мы не видим, как их можно быстро коммерциализировать.
— Что, на ваш взгляд, сегодня в наибольшей степени мотивирует организации и регионы думать об инновационном развитии, вкладываться в него?
— Всё чаще слышу мнение учёных, что дело идёт к тому, что экономика и инновационное развитие будут сосредоточены в крупных городах — инновационных центрах. Например, сегодня российским инновационным центром является Москва. В мире множество таких центров, куда стягиваются человеческие, финансовые и технологические ресурсы. Где-то это Кремниевая долина (Сан-Франциско), где-то это Лондон, где-то это Сингапур — и каждый из них стремится создать такие условия, чтобы втягивать в себя лучших людей, капиталы, ресурсы. Возможно, завтра мы придём к тому, что не страны будут между собой соперничать за ту или иную степень влияния, кусок экономического пирога, а будут конкурировать города. Даже сейчас люди едут жить, например, не в Великобританию, а конкретно в Лондон. Никто не мечтает уехать в какой-то заброшенный городок, все стремятся попасть в центр. Сейчас именно города могут создавать привлекательные условия жизнедеятельности, куда будут притягиваться люди, капиталы. Каждый регион, город должен понять, где он может и хочет быть успешен, центром каких компетенций он станет в мире. Нужно задумываться не только о региональном лидерстве, чтобы привлечь к себе людей и технологии из Краснодарского или Ставропольского краёв, но помнить и о мировом статусе. Например, в области высоких технологий границы всё сильнее растворяются: человек может сидеть в Ростове, а работать на ИТ-компанию в Сан-Франциско. Нужно создавать условия, которые будут привлекать людей из соответствующих инновационных отраслей со всего мира. Почему мы читаем об инновационных открытиях людей с русскими корнями на английском языке? Важно создать среду, чтобы люди хотели жить и работать именно здесь, а не в какой-то далёкой стране.
— Как может выглядеть инфраструктура поддержки инноваций, ИТ-разработок для того, чтобы инновации стали драйвером экономического роста? Каких элементов экосистемы/проектов сегодня не хватает?
— Инфраструктура поддержки инноваций должна быть всеобщей. Необходимо дать возможность компаниям зарабатывать на капитализации, сделать венчурные деньги более доступными, более дешёвыми. Когда деньги станут более доступными, то и инвесторы начнут их вкладывать по принципу: 1000 проектов профинансировали, 990 из них списали в убыток, а с 10 получают прибыль. Все должны понимать, что предприниматель начнёт вкладывать в инновации, когда рисков будет меньше, а доходность будет выше, чем, например, если положить деньги на депозит или купить акции успешной компании. Чтобы дать толчок «умной экономике», региону необходимо проанализировать все те риски, которые сегодня есть у компаний, и, не откладывая, начать работу по их снижению. Пока не будет предпринимателя-инноватора, который станет это толкать, никакая раздача денег из государственного бюджета не поможет ни инновациям, ни «умной экономике».