Выборы в Законодательное собрание Ростовской области резко активизировали обсуждение стратегии развития региона до 2030 года. Экспертные площадки с губернатором проводятся буквально каждую неделю, разделы обсуждаются порой реально каждый день. Много умных вещей говорится, но это не тот формат, в котором какое-либо критическое мышление вообще приветствуется. А оттого количество вопросов по поводу этой работы увеличивается. Сформулирую только семь — больше на страницу не помещается.
1. Прежде всего — а почему всё так затянулось? Если забить в поисковике словосочетание «Дон2030», одним из первых выпадет сайт предвыборной кампании губернатора Ростовской области Василия Голубева, последнее обновление которого было в сентябре 2015 года. Как сейчас помню, тогда проводили целый ряд тематических экспертных сессий, посвящённых новой стратегии развития региона. Одну из них я даже модерировал. Прошло три года, мы обсуждаем всё ту же самую стратегию. Да, продвинулись значительно: уже есть доступный всем текст основных разделов и сроки сдачи. Но количество времени уже давно пора переводить в качество текста.
2. Почему не хватает взгляда со стороны? Стратегию развития Ростовской области формально разрабатывает ГАУ «РИАЦ», а содержательно — само министерство экономического развития Ростовской области. Сам министр её писал, своими руками — это не преувеличение. Это очень экономный подход. Но даже он может предполагать привлечение к работе известных экспертов. Нет денег нанять дорогого исполнителя? Можно привлечь эксперта из той же команды на определённом этапе. Потому что именно так происходит обмен прогрессивным опытом. Именно так заражаются амбициозными идеями. Свежие головы, интеллектуальные провокаторы — необходимы.
3. Каким образом угодить всем? В презентациях о стратегии фигурирует цифра принявших участие в общественных слушаниях проекта — 18 тысяч человек. «За время обсуждения в проект Стратегии-2030 поступило более 500 предложений», — цитируют СМИ слова губернатора. Предложениями теоретически могут быть комментарий на сайте проекта, реплика из зала, выступление, специально присланная аналитическая записка. Если это так, то придётся признать, что в содержательный разговор вступило менее трёх процентов от участников обсуждений. Но в данном случае мы в области больших чисел, очевидны и усилия, которые предпринимаются для достижения их величины. Однако современные стратегии — стратегии приоритетов. Угодить всем невозможно, потому что ресурсы не бесконечны, об этом предупреждают. Поэтому страшно подумать, что приняты все предложения. А если бы их было 18 тысяч, они тоже были бы все приняты?
4. Кто-нибудь перечитывал цели устойчивого развития? Возможно, это занудство — читать документы, но там написано, что цели устойчивого развития раскрываются в социальной, экономической и пространственной политиках, которые далее расписываются ещё по четырём пунктам. Первый пункт социальной политики — качество социальных услуг, тут же чисто экономический пункт об обеспечении предприятий кадрами. Намерений бороться с бедностью или неравенством здесь не найти. Стоит напомнить, что качественные социальные услуги необязательно становятся доступнее для бедных. Зато три из четырех экономических целей — откровенно социальные: обеспечение благосостояния населения, «обеспечение экономической основы для развития социальной сферы». Никакой идеи опережающего роста, амбиций региона-лидера — идеи, которая, казалось бы, не раз в регионе звучала — здесь нет. А пространственное развитие — это сплошное «снятие инфраструктурных ограничений». Ожидаешь найти там «внедрение современных технологий в развитии городских пространств», но напрасно — сейчас складывается впечатление, что ничего нового в пространственном развитии у нас не появится.
5. Вы уверены, что МСП — лишь социальный институт? Сегодня в стратегии МСП понимается прежде всего как сектор, необходимый для решения определённой социальной проблемы — обеспечения занятости. Потому и основной показатель развития здесь — количество занятых. Давайте рассуждать: рост количества занятых в секторе может вообще не предполагать роста количества предпринимателей, имеющих свое дело. А если это количество не растёт, то в чём смысл развития сектора? Есть и другие показатели — количество субъектов МСП на душу населения, их вес в ВРП, соотношение количества компаний МСП и крупных. Сергей Подуст, депутат ЗС РО, на одной из экспертных площадок очень кстати привёл цифры такого соотношения: 25:1 в России, 500:1 в Европе. Нет никаких оснований предполагать, что количество предприятий МСП, их вес в ВРП в результате реализации региональной стратегии сколько-нибудь вырастут, ибо задач таких не стоит.
6. Откуда возьмутся производственники и инноваторы? В федеральной Стратегии развития МСП до 2030 года малый бизнес — это прежде всего «фактор инновационного развития и улучшения отраслевой структуры экономики». Инновационность — производная от массовости самого предпринимательства. Но ещё раз: в стратегии Дона 2030 нет задачи выращивать новых предпринимателей, зато задачи структурных перемен стоят — к 2030 25% субъектов МСП будут работать в обрабатывающей промышленности, ещё 4,5% — в социальном предпринимательстве. Очевидно, что здесь пропущено звено: показатели занятости не являются основой для решения структурных задач.
7. Почему доклады о стратегии отличаются от текста документа? Раздел стратегии, посвящённый развитию МСП, и презентационные доклады министра экономики о развитии этой сферы — разные вещи. Потому что презентации учитывают президентские майские указы, а стратегия — почти нет. Например, раздел о МСП в майских указах как раз даёт блок инструментов для формирования новой волны предпринимательства — через «создание системы акселерации субъектов малого и среднего предпринимательства». Слова «акселерация» в Стратегии-2030 пока не найдено. Успеют ли дописать?
