В Ростовской области количество ежегодно принимаемых к рассмотрению дел о банкротстве с 2015 года выросло на 51% (с 1341 до 2029 дел), свидетельствуют данные статистики арбитражного суда (см. таблицу 1), в Краснодарском крае — на 40% (данные статистики 2015–2017 годов), в Ставропольском крае — в 2,5 раза (до 1095). Количество дел постоянно увеличивается. Так, по итогам 1 полугодия в Ростовской области к рассмотрению принято уже 1297 дел, а в Ставропольском крае 528. Если тенденция сохранится, то количество их по итогам 2019 года превысит прошлогодние показатели.
Такая же ситуация и на общероссийском уровне. В 2018 году арбитражные суды окончили рассмотрение 1,908 млн дел (без учёта обособленных споров). Это на 160 тысяч (или на 9%) больше, чем годом ранее. Возросли все основные показатели: суды стали рассматривать больше банкротных дел, больше корпоративных споров и споров с участием иностранных инвесторов. Наметившийся тренд — прямое следствие кризиса неплатежей и застоя в экономике, отмечают эксперты.
Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) ранее сообщал, что по итогам 2018 года количество банкротств приблизилось к «естественному уровню», но теперь рост возобновился. Число компаний, признанных банкротами, выросло на 2,4% в I квартале 2019 года по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Относительно предыдущего квартала рост составил 1,9%.
Банкротные последствия кризиса 2014–2015
Рост числа банкротств происходит из-за стагнации в экономике и кризиса неплатежей. «Волна банкротств захлестнула бизнес после кризиса — два-три года назад, — отмечает партнёр адвокатского бюро “Степанов и Аксюк” Алексей Аксюк. — Она напрямую связана с последствиями кризиса 2014–2015 годов. У многих компаний резко упали обороты, и начался кризис неплатежей по долговым обязательствам. В чём-то к такому положению дел привела рисковая финансовая политика. Это общий тренд».
Кризис 2014–2015 годов, связанный с резким скачком валютных курсов и обесцениванием национальной валюты, повлёк за собой банкротство множества крупных компаний. В некоторых случаях на подобный исход повлияли и объективные обстоятельства. Например, к банкротству «Евродона», как отмечали эксперты, привели вспышки птичьего гриппа. К банкротству одного из крупнейших подрядчиков олимпийских строек, краснодарского ООО «ДСУ Краснодар» — спешка при строительстве объектов и непроработанная проектная документация. Однако иногда причиной банкротства была и непродуманная маркетинговая и финансовая политика предприятия. Как, например, банкротство кондитерской фабрики «Мишкино» в Ростовской области.
Усиление «банкротной волны» можно наблюдать ещё и по такому признаку, как возрастающее количество банкротных дел в портфеле крупных юридических фирм. «Ещё лет пять назад ни одна уважающая себя юридическая фирма не имела банкротных практик — в них всегда наблюдался высокий риск конфликтов интересов, — говорит г-н Аксюк. — Это всегда было болотом, в котором трудно не испачкаться. Зато сейчас нет ни одной уважающей себя юридической фирмы, которая не имела бы в своем активе банкротного дела или уголовной практики. Спрос на такие услуги вырос многократно в последние годы, и юридический бизнес на это отреагировал. Это по-прежнему сложные и запутанные дела, но это стало общепринятой практикой».
По словам Алексея Аксюка, много вопросов в таких делах отдаётся на усмотрение суда, который часто оспаривает сделки должника. Например, суд оспорил сделку трёхлетней давности между кредитором-подрядчиком и некогда крупной строительной компанией «Ростовгорстрой», рассказывает Аксюк. Подрядчик отсудил долг, а затем обратился с исполнительным листом в службу судебных приставов. Благодаря этому он получил часть денег — около 5 млн рублей. Однако прошло три года, и суд определил вернуть эти деньги в общую конкурсную массу, хотя они и были получены по исполнительному листу.
Также часто инициатором банкротства становится налоговая инспекция. Такие инициативы со стороны госоргана вызваны острой необходимостью пополнения бюджета в посткризисных условиях, считают юристы.
Банкротство физлиц и личные драмы
Кризис 2014–2015 годов совпал и с изменениями в законе о банкротстве. В 2015 году в российском праве появился институт несостоятельности физлиц. Банкротство граждан, кстати, по статистике Верховного суда РФ, в 2018 году случалось чаще, чем банкротство компаний. Это породило волну драматичных историй, связанных с рухнувшим бизнесом и необходимостью распродавать собственное имущество и контролировать доходы.
Например, так о своём личном банкротстве рассказывал «Эксперту ЮГ» бывший совладелец зернотрейдерской компании Valars Group Кирилл Подольский: «Осознавать то, что я не предприниматель, а банкрот — тяжело. Моё банкротство — это наследие предыдущей предпринимательской деятельности. Так я расплачиваюсь за собственные ошибки. Я знаю, что пройду эту стадию и вернусь в большой бизнес. У меня есть и знания, и опыт, и силы. Правда и то, что всё же большая часть предпринимателей не возвращаются на прежний уровень. И я понимаю почему: люди опускают руки, боятся неудач. Возвращаются единицы».
«Банкротство — это всегда драма, богатый ты или бедный человек, однако пик заявлений о банкротстве физических лиц ещё не пройден», — предупреждает финансовый консультант (бывший управляющий банком «Глобэкс» в Ростове-на-Дону) Лариса Сулацкая.
Отраслевой срез
По данным ЦМАКП, наибольший рост числа компаний-банкротов наблюдается в строительстве, коммерческих услугах, сельском хозяйстве и машиностроении. Количество банкротств снижается лишь в электроэнергетике. Почти не изменилась интенсивность банкротств в торговле, пищевой промышленности, транспорте и связи, а также в металлургии.
«В основном к банкротству приводит некомпетентность руководства компаний, — считает управляющий партнёр адвокатского бюро “Домащенко и партнёры” Роман Домащенко. — Компании могут строить жилые комплексы, выигрывать контракты на миллиарды рублей, но затем сваливаются в банкротство. Они не ведут бюджет, у них нет финансового планирования». По его словам, наиболее характерно на Юге ситуация проявляется в строительстве и АПК, хотя сейчас сельскохозяйственный сектор — один из самых привлекательных.
При этом российские компании-банкроты вернули кредиторам меньше 2% от сумм, включенных в реестры требований, — 22,1 млрд из 1,1 трлн рублей, свидетельствуют данные «Федресурса». За аналогичный период прошлого года было погашено чуть больше 2% задолженности — 22,3 млрд из 1 трлн рублей.
Большая часть должников входит в процедуры банкротства без активов, отмечают юристы. В целом на них низкий спрос из-за сложной экономической ситуации в стране. Торги в ходе открытого аукциона в рамках банкротства в 2018 году не состоялись в 94% случаев, следует из данных «Федресурса».
Банки, испытывая проблемы с ликвидностью, всё активнее используют банкротство для возврата средств неплательщиков, всё менее склонны идти навстречу бизнесу и реструктуризировать долг. Иногда уже после первой просрочки при определённых обстоятельствах они могут инициировать банкротство заёмщика. Реабилитационные процедуры (внешнее управление и финансовое оздоровление) пока не работают. Кредиторы хотят скорее вернуть задолженность и не склонны соглашаться на реабилитацию.
«Это показывает лишь недобросовестное поведения банков, — говорит г-н Домащенко. — Когда банк оценивает актив в 30–40 процентов от его рыночной стоимости, есть огромный соблазн забрать его через процедуру банкротства и заработать на продаже. При первой же возможности предъявляется иск с требованием обратить долг на имущество».
Как следствие низкого возврата задолженности растёт число заявлений о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности. Их количество в России увеличилось почти на 17% (1410 против 1174 в I квартале 2018 года).
Субсидиарная ответственность — тренд последних лет
«Привлечение к субсидиарной ответственности лиц, оказывающих влияние на деятельность той или иной компании, сейчас набирает обороты, — говорит Алексей Аксюк. — Если человек будет признан судом контролирующим лицом, то есть лицом, указания которого были обязательными для исполнения в силу тех или иных причин, он может стать ответчиком по банкротному иску. Это может быть и бенефициар, а может быть и крупный контрагент — список лиц огромный».
При этом лишь единицы действительно контролирующих лиц удаётся привлечь к реальной ответственности, отмечает Лариса Сулацкая. По словам Романа Домащенко, в этой практике наблюдаются и перекосы: «В рамках банкротства одного из МЭЗов на территории Ростовской области убытки взыскивают со всех директоров, которые работали за три года, предшествующие процедуре банкротства. Это миллиарды рублей».
Юристы и финансисты ожидают, что волна банкротств будет наблюдаться минимум ещё три-пять лет, пока государство более детально не пропишет процесс взыскания убытков и привлечения к ответственности.
По словам Ларисы Сулацкой, количество банкротств будет расти, особенно количество компаний-банкротов, которые не имеют отношения к реальному сектору экономики — так называемых «фирм-однодневок», созданных для схем, связанных с доначислением НДС. Также продолжатся банкротства компаний, которые после изменения экономической обстановки не справились с долговыми обязательствами. Вырастут и сроки проведения процедуры банкротства.
«Сейчас арбитражный управляющий в течение длительного времени может устанавливать имущество должника и оспаривать сделки, которые были несколько лет назад», — говорит г-жа Сулацкая. Она отмечает, что в целом доходность предприятий сейчас падает, тогда как объёмы кредитных заимствований у предприятий достаточно высокие.
