Главное впечатление от общения с бизнесом в последние месяцы имеет явственно двойственный характер. С одной стороны, бизнес прекрасно видит проблемы в устройстве отечественной экономики, о которых сегодня не скажут по телевизору, с другой — он очень хорошо понимает, как их можно было решить. Проблема в том, что по обоим пунктам наш бизнес расходится с родным государством — если судить по принимаемым мерам поддержки бизнеса, остроты проблемы оно не понимает, а потому условий для их решения не торопится создать. Несмотря на большое количество принимаемых мер поддержки, пока очевидно, что государство в состояние военной мобилизации не перешло, оно ещё думает, что сам бизнес вполне в состоянии решить проблемы, которые копились годами и были в существенной степени результатом государственной экономической политики. Как выразился один из наших собеседников, условия новые, а меры поддержки — старые.
Промышленников сегодня, как правило, довольно сложно убедить в том, что российское правительство понимало глубину последствий от принимаемых решений, а главное — глубину зависимости российской экономики от экономики глобальной. Последние три месяца мы только и делали, что обнаруживали всё новые зависимости, имеющие если не критический, то важный характер. Занимались этим неблагодарным делом не только критиканы, но и вполне себе патриоты. Обнаружив множество проблем, мы можем себя успокаивать мыслью о том, что со стороны коллективного Запада такие созависимости тоже обнаруживаются и что там в результате так же больно, но утешение это слабое. Успокаивать может и допущение о том, что никакое дополнительное знание принятия решения по Украине не остановило бы. Но если государство понимало, на что идёт на одном фронте, оно, по идее, должно было бы обнаруживать решимость и на других фронтах. Однако не обнаруживает.
С критическими зависимостями что-то придётся делать — на них нельзя просто закрыть глаза. Более того, эта проблема ещё не встала во весь рост. С одной стороны, целый ряд западных партнёров оборвал поставки не сразу, а предупредил об их прекращении через определённый срок — и этот срок наступает. С другой стороны — ещё не закончились разного рода запасы, речь не только о запасах на складах, а в том числе о запасах работающего импортного оборудования, которое лишилось нормального обслуживания. Когда станки и импортные локомотивы начнут останавливаться, проблема станет несколько нагляднее, чем сегодня. Как говорит один из наших собеседников, о реальном влиянии санкций на российскую экономику надо судить не в апреле, а где-нибудь в сентябре. До этого времени можно было бы попытаться что-то успеть сделать.
Проблему усугубляет то, что прямо обсуждать сегодня критические проблемы сложно, как никогда. Пока идут боевые действия, публичное обсуждение проблем вполне может расцениваться как содействие противнику в информационном поле. Муниципальные и региональные чиновники сегодня всю инициативу отдали федеральному центру и стараются в публичном пространстве особенно не отсвечивать. Если посмотреть на официальные информационные ленты региональных и муниципальных органов власти в субъектах ЮФО, будет очень непросто там найти признаки того, что совсем рядом идут военные действия — они всецело ретранслируют иллюзию мирной жизни. А жизнь внутри экономики не такая уж мирная. Глядя на итоги опроса южнороссийских производителей «Живой поставщик», можно, конечно, радоваться тому, что 75% респондентов признаёт некритической зависимость своих производств от импортных комплектующих и технологий. Но гораздо разумнее огорчиться тому, что 25% респондентов признают такую зависимость критической — и заняться решением их проблем.
Думаю, что интуитивно многим понятно, что такое критическая зависимость — это ситуация, в которой аналога импортной продукции просто нет. Либо он таков, что его использование фактически предполагает выведение на рынок другого ассортиментного ряда, с другими характеристиками, ценой, упаковкой. Отсутствие возможности немедленного импортозамещения ставит также вопрос о необходимости создания в России новых производств в стратегических или массовых сегментах, в которых работает целый ряд почти не взаимодействующих друг с другом игроков. Каждый из них по отдельности не сможет ничего создать. А вот если бы объединились игроки, на которых приходится значимая доля потребления проблемной продукции на внутреннем рынке, создание производства можно было бы обсуждать. Сейчас, насколько я могу судить, ещё этап, когда за стол пока никто не садился, а инструментов поддержки таких инициатив нет — если не иметь в виду региональные фонды развития промышленности, которые по два года рассматривают заявки на суммы, в индустрии ничего не решающие.
Федеральный Минпромторг проводит совещания по проблемам ключевых отраслей промышленности, но проблем слишком много, в разных отраслях они разные — их масштаб выходит за пределы министерского уровня. Но пока мы видим, что отраслевых мер поддержки удостоились предприятия сельского хозяйства и ИТ-сектор. Более того, в апреле, чтобы избежать возможностей дефицита, отменены пошлины по ряду продуктов, которые производятся или могли бы производиться в России — это может усугубить проблемы промышленности. Представители разных индустрий сегодня, как правило, хорошо понимают, как нужно было бы двигаться при наличии политической воли. Но по факту в сфере экономики эта воля, соответствующая вызовам момента, ещё не сформирована. В этой ситуации можно было бы надеяться на активность снизу — на активность муниципалитетов и регионов, которые могли бы активно решать проблемы своих крупнейших налогоплательщиков и развивать свои институты развития. Этой работы не видно. Зато предприниматели жалуются, что муниципалитеты ТЗ по госзакупкам по-прежнему пишут под импортные технологии без малейшего учёта собственных производителей.
