В 2021 году темой номер один в бизнесе было устойчивое развитие как новый международный язык, который проникает в стратегии стран и территорий, в стратегии предприятий. Опрос, проведённый в прошлом году «Экспертом ЮГ», показал, что южнороссийский бизнес уже хорошо понимает язык целей устойчивого развития и готов в партнёрстве с государством разного уровня заниматься проектированием на новой ценностной платформе. Есть большое сомнение, что до этапа проектирования мы дожили. Очевидно, что повестка устойчивого развития получила мощнейший удар, её заменил алармистский язык новых геополитических раскладов и высокий слог мобилизационной экономики. И, тем не менее, ценности устойчивого развития не ушли, а затаились. Показательный пример — стратегии крупных компаний. Никто не стал демонстративно вычеркивать оттуда ни ESG-принципы, ни программы, вдохновлённые ими, хотя рвение все прикрутили. Однако бизнес нацелен при любых геополитических сценариях на сохранение и развитие собственных экосистем. Он даже готов на то, что некоторое время у нас в России будет своё самобытное устойчивое развитие — лишь бы оно оставалось устойчивым. Тут в некотором смысле всё просто — в период бурных трансформаций серьёзной альтернативы идее устойчивости нет, потому что в таких ситуациях цель номер один — устоять. Впрочем, конкурирующие идеи, безусловно, есть. И главная из них — победа, победа во всех её воплощениях.
Я не думаю, что вообще кто-либо из живых поколений в России на своем веку видел такую истерию в публичном поле. Тема рубежа, после которого правила — а следовательно мы сами, наши ценности — должны радикально измениться, проходит красной нитью через российское информационное пространство. И этим изменившимся в одночасье «нам» предоставлены эфиры на главных госканалах, где теперь любят шутки о том, что у «нас» при взгляде на иные места на карте мира «чешутся Искандеры». А элементарные чувства человеческого сострадания там теперь часто выглядят как метки махрового либерализма. Неудивительно, что ситуация с её масштабом жертв, военных действий, объёмом агрессивных заявлений вызывает у многих сильные эмоции и перегибы, но стоит удивиться тому, что фильтров для этих эмоций почти нет.
Между тем ставки в конфликте растут. На сегодняшний день коалиции, столкнувшиеся на территории Украины, таковы, что трудно представить какую-либо из них победителем. Конфликт приобрёл черты цивилизационного, но трудно всерьёз ставить вопрос о том, чтобы цивилизация, которая тебе не нравится и тебя не любит, исчезла. Я, может быть, скажу неочевидную вещь, но Россию как цивилизацию уничтожить нельзя — однако, нельзя уничтожить и коллективный Запад. Впрочем, надо отдавать себе отчёт в том, что эти предпосылки далеко не всем очевидны — ни вне России, ни в России. Более того, партии войны уверены, что победа не за горами, надо только поднажать на педаль мобилизации. Они ставят вопрос в том числе о всеобщей мобилизации. И слово «мобилизация» в итоге сейчас пугает больше, чем военные действия.
Потому что выражение «специальная военная операция» означает, что профессиональные военные, заботясь о благополучии своей страны, выполняют стратегические задачи на территории другого государства — и обыватель может даже не вникать, где именно находится на карте это государство. А всеобщая мобилизация означает, что профессиональные военные не справились, и теперь спасение государства и его обывателей — дело рук самих обывателей. То есть это очень серьёзный рубеж. Однако каким образом в режиме СВО успешно вести боевые действия, которые с той стороны уже воспринимаются как народная война и подпитываются частью развитого мира, тоже не совсем ясно. На этом фоне единственный реалистичный прогноз, который будет восприниматься как временная победа, — заморозка конфликта. На каких рубежах? Ответ очевиден: никакие рубежи не устроят никого — а детали можно обсуждать.
Заявленные цели СВО — денацификация и демилитаризация — до предела условны, но, строго говоря, они предполагают намерение сделать Украину другой страной. Однако за время ведения кампании целый ряд стран Восточной Европы радикализировался настолько, что в отношении России они сегодня уже не сильно отличаются от довоенной Украины. Даже если представить, что задачи СВО на территории Украины будут в полной мере выполнены, то придётся признать, что в результате этого выполнения территория «Антироссии» стала заметно больше.
Формула устойчивости для военного времени: признание сторонами невозможности окончательно решить вопрос. Ни с русскими этого сделать нельзя, ни с нерусскими. Достижение плохого мира, который был бы лучше хорошей войны, в сегодняшней ситуации можно было бы считать победой в кампании, масштаб которой вряд ли был правильно спрогнозирован. «Холодная война» со всеми её прелестями в сегодняшней ситуации выглядит желанным временем с понятными правилами игры. Временем, когда может начаться обсуждение целого ряда важных внутренних вопросов, которые были отложены до времен, когда перестанут рваться бомбы. Новая холодная война — желанный идеал устойчивости для горячих времён, в которые каждый день гибнут люди, а колоссальные ресурсы, которые могли бы служить делу мира, в лучшем случае сгорают в полях.
Конечно, вчера у нас были несколько другие идеалы, и трудно так сразу принять новые. Но если принять тот тезис, что в данный момент идёт кампания, в которой ни одна из сторон, по большому счёту, не имеет шансов на окончательную победу, то предложенный идеал не плох. Только неясно, что должно произойти, чтобы исходный тезис был принят обеими сторонами.
