В сентябре в Уфе прошел оппозиционный митинг в защиту башкирского языка, собравший до 2 тыс. человек из разных городов и районов республики. Выступавшие требовали обеспечить обязательное изучение в школах башкирского языка как государственного, а также отправить в отставку главу РБ Рустэма Хамитова и министра образования Гульназ Шафикову: башкирские национальные организации обвиняли их в ущемлении башкирского языка. Митинг стал сенсацией — для консервативного региона акция собрала слишком много сторонников. Как будут развиваться события в РБ и во что могут вылиться массовые протесты, «Э-У» спросил у заведующего сектором культурологии и обществоведения Центра социокультурного анализа Института стратегических исследований РБ Азата Бердина.
— Азат Тагирович, что стало истинной причиной для всплеска протестных настроений в РБ, только ли этнолингвистический конфликт? И как вы прокомментируете ситуацию вокруг поручений президента РФ, потребовавшего проверить добровольность изучения башкирского языка?
— Давайте сначала выделим ситуативную политическую составляющую. Митинги оппозиции Хамитову в РБ как таковые — отдельный вопрос. Эти организации, например новообразованный Конгресс башкирского народа, естественно, используют тематику этнолингвистического конфликта. При этом ни один из митингов, при намного более серьезном финансовом обеспечении, не собирал столько людей, сколько этот — в защиту башкирского языка. Люди самых разных взглядов, часто не имеющие к националистам никакого отношения, пришли не под чей-то флаг, а на защиту своего языка.
Да, во главе митинга в сентябре встала маргинальная БОО «Башкорт». Теперь уже «ранее маргинальная». Причины этому — только в работе отдела по национальной политике. К концу правления экс-президента РБ Муртазы Рахимова башкирский национализм был почти при смерти, причем естественной (протест ушел в этноконфессиональную сферу). В первые годы правления Хамитова национализм практически исчез, что как нельзя лучше иллюстрировали эпатажные пикеты БПД «Кук буре» и позже той же БОО «Башкорт», смешные своим мизерным количеством в пару десятков человек. Расширялось поле для диалога не националистической, а патриотической и традиционалистской направленности. И «спецам по нацполитике» надо было особо постараться, чтобы все это проиграть и на пустом месте допустить реанимацию национализма, причем в возможно более ущербном виде.
Главное, последовательно ослаблены или отключены каналы обратной связи и площадки для диалога с башкирской общественностью (тот же Курултай башкир), отодвинуты и отошли все рассчитанные на диалог группы. Да, причины везде разные, но факт остается фактом — именно умеренный слой башкирской интеллигенции оказался невостребован. Оппозиционные настроения в таком слое нормальны, важно, чтобы они не превращались в радикальные. Ведь в том и дело, что люди никуда не исчезают, а просто перестают играть конструктивную роль, освобождая место для радикалов и радикализации, или сами пополняют ряды противников администрации.
Между тем позиции у Башкортостана в плане этнолингвистического конфликта вполне перспективные, правительству нужно лишь их реализовать. Гульназ Шафикова заявила, что в новом учебном году башкирский язык как государственный добровольно согласились изучать 73% школьников. Эта цифра говорит о том, что модель языкового обучения, сложившаяся за годы в республике, выдержала беспрецедентное испытание жесткой проверкой прокуратуры и доказала эффективность. Башкирский язык выстоял. Считаю, что эта модель в рамках реализации поручений президента РФ целесообразна для применения на всей территории страны, точнее, российских национальных республик.
Мы называем ее башкирской моделью этнолингвистического компромисса. Суть ее в том, что башкирский преподавался дифференцированно, в двух частях: как государственный и как родной. Как государственный, для всех (исключение — единичные родители, письменно заявляющие об отказе от его изучения), — это необременительные час-два часа в неделю, не отнимающие ни одной минуты у русского языка. Задача: дать представление о языке и навыки элементарного общения для незнакомых с ним без углубленного погружения. Предлагать тип обучения должна школа, а обеспечивать выбор, соблюдая принцип добровольности, который и потребовал проверить Владимир Путин, — решение коллегии из родителей и администрации школы. Башкирский как родной язык (как и русский, татарский, чувашский в РБ) — изучается уже три-четыре часа в неделю по методикам, предназначенным для носителей языка, и строго по желанию родителей.
Считаю, ломать эту модель нет смысла. Все равно к ней и придем.
Не нужно навязывать отказ
— Но не противоречит ли это требованию добровольности в выборе языка?
— Никоим образом. Добровольность, поддержанная поручением президента, реализуется в другом: в случаях письменного отказа от изучения башкирского (татарского, чеченского и т.д.) языка как государственного теперь никто не вправе ученика заставить его учить. В РБ с этим все в порядке: у той же Галины Лучкиной (блогера «Лины Серегиной», лидера движения против обязательного башкирского языка) язык не учит ни один из ее сыновей — после ее письменного отказа от башкирского в любом виде.
В отличие от Татарстана в Башкортостане в число родных языков, то есть вариантов на выбор, всегда входил русский. Уже поэтому ясно, что послание Путина в Йошкар-Оле изначально относилось в основном к Татарстану. Он сказал именно и только о родных языках и недопустимости учить неродной вместо родного, добавив слова о русском языке. Именно в РТ русский язык не признан родным, что и доводила до Кремля русская общественность все эти годы. Проверка по государственным языкам была введена в поручение Путина после неадекватной реакции Татарии: там заявили, что якобы к ним это не относится. А после проверки, буквально на днях, Минобразования РТ впервые признало право на выбор русского языка в качестве родного. Что в РБ было всегда. И когда еще с весны, до речи в Йошкар-Оле и любых поручений президента РФ, местная прокуратура начала в Башкирии демонстративную проверку школ, пугая директоров и провоцируя тягостные дискуссии в интернете о «нужности» того или иного языка, проблемным полем оказались именно два часа башкирского как государственного, для всех. Через эти унизительные дискуссии конфликт дошел до каждого класса, каждой семьи. Этого нельзя было допускать ни в коем случае.
— То есть ситуация в республиках отличается?
— Нужно это четко понимать: во-первых, ситуации в Башкортостане и Татарстане различаются принципиально. Во-вторых, весь конфликт, все споры в Башкирии — именно из-за одного-двух часов башкирского как государственного, не отнимающих у русского языка ни минуты.
И здесь нужно отдать должное гражданской сознательности большинства родителей, педагогических коллективов Башкирии. Все прекрасно понимают аргументы всех сторон дискуссии. Только жаль, что СМИ больше акцентируются на скандалах. А ведь проявленная людьми воля к диалогу заслуживает уважения. Случаи отказов от башкирского государственного («для всех») оказались маргинальными (8%) на общем фоне. И это притом, что заявление заставляли писать каждого родителя, по нескольку раз. Выход из конфликта простой: заявления в индивидуальном порядке должны писать те, кто не согласен изучать башкирский язык, а не те, кто это делать согласен.
Процент выбравших башкирский как родной даже вырос. Последнее я объясняю взрывной мобилизацией башкир, возмущенных слухами о притеснении башкирского языка в школах. Телефон в Минобразования РБ, как рассказывала Гульназ Шафикова, просто разрывался от звонков.
Проблема не в проверке, а в ее форме
— В чем же тогда проблема, откуда такой протест?
— Проблем несколько, но самая заметная из них в том, что нарочитое навязывание прокуратурой каждому родителю заявлений о выборе в своей же республике своего же языка воспринята многими башкирами как оскорбление. И позиция людей понятна. Как издевательское воспринималось и обещание заменить башкирский в школах факультативом. Подобное отношение, скажем, к русскому и венгерскому языкам на Украине вызывает справедливое возмущение нашего и венгерского МИДа. Масла в огонь добавляла бешеная агитация противников башкирского в интернете, опирающаяся на удивительно оперативную и весьма разнузданную поддержку русских и татарских националистов. Известный публицист Егор Холмогоров забавно провозгласил вещь, мягко говоря, далекую от действительности: якобы митинг в защиту башкирского языка был митингом учителей башкирского языка. В то время как этот контингент был во многом отрезан от мероприятия: распоряжением Минобразования РБ в эти часы шел семинар, обязательный именно для учителей башкирского языка.
Подобные шаги властей не принять, но понять можно — тема опасная, при спуске ее «в народ» стороны быстро перестают воспринимать разумные доводы друг друга. Люди действительно чувствовали себя оскорбленными и высказывались соответственно. Но разумная модель и традиционное дружелюбие выдержали. Это очень тонкий вопрос. Ежегодно на такую встряску не рассчитано никакое межнациональное согласие. То есть проблема не в прокурорской проверке, а в ее форме. Проверки должны быть призваны не давить на школы, провоцируя межнациональное неблагополучие, а, напротив, купировать его, устраняя перегибы, наподобие дела Натальи Будиловой в 39 школе Уфы, с которой все и началось в этом году. В РТ же такие конфликты были не исключением, а правилом: нежелающие учить татарский осуждаются судом, как в деле Виктории Можаровой.
— Как стороны конфликта должны договариваться и какую позицию занимают республиканские органы власти?
— Именно в Башкортостане расхождения позиций невелики и вполне преодолимы. Правительство РБ, как и башкирская общественность, и большая часть населения вне зависимости от национальности, считаю, принимают модель этнополитического компромисса, которую сами же во многом и создали. Просмотрите, например, интервью того же Рустэма Хамитова студии «Эхо Москвы».
По сути, проблема администрации Хамитова в том, что она не решается отстаивать ту самую модель этнолингвистического компромисса, что при нем окончательно и сформирована. Возможно, опасаясь не совпасть с волей президента РФ. Но общеизвестный факт, что реплика Путина была направлена на отрезвление этнократии Татарстана, приводит к выводу: Башкортостан должен предлагать свою модель, альтернативную татарстанской. Путин явно не имел в виду раскачать своим поручением межнациональное согласие в регионах, цель была обратной — упрочить его! И, возможно, это было оправдано для купирования перекосов в РТ. Но ударило и по республикам, где подобных перекосов не было: Башкортостану, Чувашии, Якутии и т.д. Поэтому необходимо всем возвращаться к взаимоприемлемому решению, которое в Башкортостане намного ближе к консенсусу, чем в Татарстане.
Проверка — рабочий процесс, она завершится, ее перекосы и эмоциональные моменты должны быть учтены. И поручение президента будет реализовываться в виде какой-то постоянной модели, уже не требующей столь конфликтного вмешательства. Причем одной для всех национальных республик, ибо правовое пространство РФ едино. Поэтому если, допустим, в Башкортостане поручение Путина будет выполнено в большей, а в Татарстане — какой-то меньшей степени, можно констатировать, что поручение просто провалено. За основу для всех республик РФ целесообразно взять этнолингвистический компромисс, давно достигнутый именно в РБ. Это минимум, дальше которого ограничивать титульные языки контрпродуктивно. И опыт РБ показал, что модель этнолингвистического компромисса вполне работоспособна. Ссылки татарских националистов на различие в проценте национальностей (татар в РТ половина, а башкир в РБ — треть) здесь не работают: процент русских в РТ даже больше, чем в РБ. А главное, эффект обучения титульному языку совершенно одинаков в Башкортостане, Татарстане, Мари Эл, Коми, Чувашии и т.д. Совершенно одинаковы проблемы с методиками, учебниками, отношением к предмету и т.д.
— Если в Татарстане возьмут на вооружение методы РБ, градус напряжения там снизится?
— Уже берут. Жесткая позиция властей РТ все эти годы обернулась для них проблемой, которой в РБ избежали именно благодаря нашему этнолингвистическому компромиссу. В Татарии русский язык исключили из числа родных (что само по себе оскорбляло родителей русских школьников), а главное, тем самым получили монолит из шести часов татарского для всех, принять который неносителям языка по доброй воле непросто (особенно при жесткой конкуренции за каждый час, которая сложилась в школах с пресловутым ЕГЭ). По крайней мере, по сравнению с 1 — 2 часами в неделю государственного башкирского.
А потому в случае отказа отказываются от всего татарского сразу. Иное дело, что прокуратура в РТ пока «своя», но это не навсегда. Опыт Башкортостана показал, что соседям в РТ не стоит слишком опасаться: обвала не будет, если только разделить обучение татарскому языку как государственному, обязательному для всех, и родному — по индивидуальному выбору. Тогда и у русского часы отнимать не придется. А проблему с ФГОСами, которые просто «не видят» этой разницы, все равно решать всем, и только на федеральном уровне. Из уважения к татарскому народу люди не откажутся от одного-двух ознакомительных часов, а татарские дети продолжат обучение родному на соответствующих уроках. Именно этого добивалось, в частности, «Общество русской культуры Татарстана» и его ныне покойный председатель Александр Салагаев. В рамках выполнения поручения Путина такой вариант в данных обстоятельствах видится наиболее целесообразным для обеих братских республик.
