Лечите, Шура, лечите!

Глеб Жога
26 марта 2018, 00:00

Почему наукой медицина не ограничивается, как в нее пробираются шарлатаны и на что стоит тратить общественные средства

ЛЮБОВЬ КАБАЛИНОВА
Василий Власов: «Публичная критика работает, вынесение проблем в публичную сферу оказывает влияние на правительство, поэтому я приглашаю всех по мере сил выявлять “гнойники” и демонстрировать их миру»

В середине марта в Ельцин центре в рамках цикла встреч «Другой разговор» выступил Василий Власов — военный врач (специалист по авиационной и космической медицине), доктор медицинских наук, профессор Высшей школы экономики (кафедра управления и экономики здравоохранения). Широкой общественности доктор Власов известен прежде всего как член Комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификациями научных исследований при Президиуме Академии наук и вице-президент Общества специалистов доказательной медицины. «Э-У» публикует фрагменты разговора.

Презумпция ненаучности

— Василий Викторович, как и когда вы начали борьбу с лженаукой?

— Осознанно это началось в 90-е, когда я стал видеть, что из ограниченных средств нашей несчастной родины разные мерзавцы систематически извлекают свой кусок и при этом хорошо живут. Наука тогда очень плохо финансировалась, но в то же время находились люди, которые приходили к президенту Ельцину, предлагали ему извлечь энергию из камня и получали на это немалые деньги.

— Какие у Комитета по лженауке есть полномочия?

— А какие у ученых полномочия? Только обращаться к общественности.

— Самое громкое обращение комитета — меморандум о лженаучности гомео­патии, выпущенный чуть более года назад. Но гомеопатия не в 90-е появилась…

— У нас действует закон о лекарствах, где написано, что гомеопатические средства должны допускаться в практику на основе таких же научных доказательств, как и остальные лекарства. Есть процедура проведения экспертизы, которую проходят все регистрируемые лекарства. Вот только на деле относительно гомеопатических средств никакая экспертиза по сути не проводится — есть такая статья-оговорка в приказе Минздрава. Министерство попросту доверяет оценке экспертов-гомеопатов, которые, вообще говоря, тоже никакую реальную эффективность препаратов показать не могут — не только наши, во всем мире. Именно в этом смысле мы и называем гомеопатию лженаукой: никакой доказанной эффективности у гомеопатических средств нет и быть не может.

Но оговорюсь, медицина очень расплывчата в своих границах. И поэтому я, как и остальные члены нашей Комиссии по лженауке, не настаивал на том, чтобы гомеопатия была запрещена, чтобы она была изгнана из аптек. Если человек сам хочет купить сахарные шарики и он считает, что ему от них становится легче, — его не надо в этом ограничивать. Нет: речь идет только о том, чтобы эти препараты не преподносились как научно обоснованное лекарство и чтобы общественные средства из больниц не тратились на гомеопатию.

— Может быть, надо сказать проще: есть научная медицина, а есть немедицина?

— Дело в том, что определение медицины не является исчерпывающе ясным. Я настаиваю на определении медицины как социальной практики оказания помощи людям в их страдании, связанными с так называемыми болезнями. Помощь может быть очень разнообразной: хирургические вмешательства, протезирование, психиатрическая помощь, лекарственная и нелекарственная помощь… И если есть какое-то средство, уменьшающее человеческие страдания, медицина его включает.

Например, последние 60 лет человечество активно боролось с наркотиками, а в последние пятнадцать развертывается процесс включения легкого наркотика марихуаны в ряд доступных людям лекарств. Потому что у некоторых людей при хронических длительных болях лекарства начинают проявлять побочные действия, а курение марихуаны (и эксперименты это подтверждают) приводит к облегчению болей. И во многих странах постепенно облегчается доступ к марихуане, а в некоторых странах она разрешена не только как лекарство для лечения боли, но и для удовольствия.

— Каковы критерии, разделяющие научность и лженаучность?

— Во всякой науке есть правила проведения эксперимента. И как только появляется какая-то идея, претендующая на открытие, наука реагирует так: о, надо проверить! Напомню про овечку Долли — первый случай клонирования животного. Когда статья о ней была опубликована, этой овечке было то ли шесть, то ли восемь месяцев — думаете, шотландцы так бурно отмечали свой успех, что некогда было в журнал написать? Нет, конечно: когда в Рослинском институте получили живую овечку, статью в журнал послали сразу, но журнал на свои деньги отправил в Эдинбург уважаемых и незаинтересованных в этом вопросе экспертов, чтобы они на месте проверили, как проводился эксперимент. И только затем была опубликована статья — и это стало мировым открытием. Вот как действует настоящая наука.

А ненастоящая наука действует иначе: например, недавно избранный членом-корреспондентом в Академию наук господин Эпштейн (Олег Эпштейн, основатель и директор крупнейшего отечественного производителя гомеопатических препаратов НПФ «Материа медика холдинг». — Ред.), чтобы защитить докторскую диссертацию, редактировал специальный дополнительный выпуск журнала «Бюллетень экспериментальной биологии и медицины», где опубликовал, если я правильно помню, 99 своих статей! В одном номере под собственной редакцией. Естественно, он вышел на защиту диссертации с огромным количеством публикаций, но какова им цена?

— Диссертация Мединского — это лженаука? Почему комиссия ею не занималась?

— Комиссия — это общественная организация, а не ведомственный орган. Диссертацией Мединского занимались уважаемые историки, и нам туда вклиниваться было неправильно. Мы все относимся к его диссертации как к мерзости, и те историки, которые ею занимались, доказали это. И даже экспертный совет ВАК, несмотря на решение диссертационных советов, признал это, хотя, конечно, там не так, как я, формулировали выводы. И только министерство своей властью сохранило за Мединским докторскую степень.

Болезни свободы

— Видится, что в советское время не было такой волны лженауки?

— Это было всегда. Всегда была проблема разделения науки и не совсем науки. Да, это расплывчатая граница, и то, что считалось наукой еще вчера (в историческом времени), сегодня таковой уже не будет считаться.

— А массовые паломничества к поясу Богородицы, к чудотворным мощами?

— В СССР был отдел агитации и пропаганды. Там придумывали и вешали духоподъемные плакаты, сочиняли моральный кодекс строителя коммунизма — он же списан с Ветхого Завета… Общественный запрос есть, сегодня эту функцию выполняет РПЦ, а государство это дело поддерживает. Но я хочу напомнить, что был такой закоренелый материалист Луи Пастер, которого однажды спросили, почему он не участвует в антирелигиозной пропаганде, а он якобы сказал, мол, я настолько хорошо знаю, сколько тяжести и мерзости в окружающей жизни, что не хотел бы лишать никого хотя бы какого-нибудь утешения.

— Сейчас сильно выросло присутствие лженауки в СМИ.

— Просто в официальном Советском Союзе таким вещам не было места, а перестройка открыла им путь на сцену. Даже в самых развитых странах шарлатаны были всегда — открытое общество дает выйти на трибуну в том числе и мошенникам. Ограничения, которые были наложены на жизнь советских людей, касались очень многих сторон. И отделять только одно ограничение, говоря, что вот оно хорошее, давайте мы его оставим, а другие уберем — неверно. Дело в том, что это ограничение не могло существовать без остальных, ограничение на хиромантию не могло быть без запрета на «Архипелаг ГУЛаг».

— Может, разгул лженауки, в том числе в медицине, — это реакция на слабость настоящей науки и образования в обществе?

— Есть такая поговорка в военной медицине: нет в мире больших сволочей, чем генералы из врачей. Наши медицинские начальники — это генералы. Начиная с главного врача они уже не лечат больных, у них появляются другие — бюрократические интересы. И они в том числе разрушают наше медицинское образование. По новому закону о здравоохранении последипломное медицинское образование перестало быть обязательным. Начиная с 1967 года у нас делались попытки сделать постдипломное образование (интернатуру, ординатуру) обязательным — как во всем мире. Но последние двадцать лет количество выделяемых на это бюджетных мест уменьшалось, чтобы сократить расходы. А сегодня и вовсе — человек, который только-только закончил медицинский институт, сразу может идти лечить людей. В тех странах, на которые наша несчастная родина хочет походить, такое не допускается уже лет пятьдесят!

— Но есть и вполне опытные врачи, которые прописывают пациентам горы БАДов или, скажем, неочевидные лекарства.

— Профессорская зарплата в России сейчас примерно везде одинаковая — 50 тыс.

рублей в месяц. Нормальный профессор, если он читает лекцию по приглашению фармацевтической компании, получает эти деньги за час. Естественно, соблазн сотрудничать с бизнесом очень велик. Более того, эти люди скрывают, что они читают эти лекции по приглашению компании.

В разных странах это регулируется по-разному. Например, в Америке фармацевтические компании обязаны раскрывать информацию, сколько и какому врачу они заплатили. И каждый может к этой информации обратиться и узнать, сколько его врач получил от той компании, лекарство которой прописал. В России принят закон о защите персональных данных (якобы в интересах населения), и доктор, который имеет договор с фармацевтической компанией, может быть раскрыт, только если сам даст согласие на обнародование данных. Я тоже читаю оплаченные государством и коммерческими компаниями лекции, и я нисколько не смущаюсь, что получал деньги от такой-то компании (за эту лекцию, кстати, я ни от кого ничего не получаю). Просто в мировой научной практике перед каждым выступлением принято уведомлять о наличии потенциального конфликта интересов.

Скажем, сейчас я с возмущением борюсь против введения в практику лечения инфаркта миокарда отечественного препарата фортелизин. Есть хорошие препараты немецкой компании Берингер, которые широко применяются, и, как показано в международных испытаниях, это лучший препарат. Но как я могу критиковать фортелизин и не указать, что я получал деньги от Берингера за чтение лекций? Конечно, я это упоминаю. А вот те мерзавцы, которые проводят «исследования» и публикуют статьи на деньги этого производителя — они скрывают, что получают оттуда финансирование. Тем не менее наша критика в адрес клинических исследований фортелизина привела к тому, что закупки в январе удалось предотвратить, а ведь его же хотели уже на этот год закупать. Может, закупки состоятся позднее, но удалось их как минимум отсрочить, а значит, тысячи людей по всей стране при инфаркте получат хорошее действующее лекарство.