«Индустрия 4.0» — кричат с высоких трибун федеральные чиновники, «индустрия 4.0» — наперебой отвечают регионы. Всем очень нравится картинка будущего c обучаемым искусственным интеллектом, эффективными системами обработки больших данных, 3D-проектированием, кастомизацией, умными и виртуальными фабриками. Вот только чтобы ее нарисовать, у нас нет ни холста, ни кисточек, да и с базовыми художественными навыками проблема.
О четвертой промышленной революции в мире заговорили еще в конце 2000-х. Первыми, кто облек это броское словосочетание в хоть какую-то форму стали немцы. Концептуально (подробнее см. «Революция, о необходимости которой говорили немцы», с. 12) четыре фундаментальных принципа новой индустрии выглядят так: первый — способность машин, устройств, сенсоров и людей взаимодействовать друг с другом; второй — прозрачность, создание в виртуальном мире цифровой реплики реальных объектов, которая точно повторяет все, что происходит с физическим аналогом, в результате накапливается информация о процессах, которые происходят с оборудованием, продуктами, производством в целом. Третий принцип предполагает активное использование искусственного интеллекта: он помогает людям принимать решения или замещает их при выполнении грязных, опасных или рутинных операций. Четвертый — децентрализация управленческих решений, делегирование некоторых из них киберфизическим системам. Идея индустрии 4.0 предполагает замещение людей везде, где это может быть эффективным.
В теории — все не так уж сложно, но внедрить подобные принципы в российскую промполитику — та еще задачка. И вот почему. Во-первых, у нас нет ни одной конкурентоспособной на глобальном уровне цифровой платформы, способной связать воедино процессы предприятия или предприятий. У Cisco есть, у IBM есть, у Microsoft, SAP или Oracle имеются, а у нас нет. Мы сильны в разработке прикладного софта и сервисов. А на большее нас пока не очень-то хватает.
Во-вторых, мы поссорились почти со всеми, кто мог бы быть нам полезен. США и ЕС, у которых мы могли бы чему-то научиться (или хотя бы своровать), теперь наши недруги. «Ничего страшного, у нас под боком Китай», — говорят оптимистично настроенные политики. Все так, только Россию Поднебесная воспринимает исключительно как рынок сбыта. Едва ли там заинтересованы в том, чтобы в РФ появились сильные технологические компетенции в области автоматизации промышленности и индустриального интернета вещей.
В-третьих, идея замены людей роботами никак не сочетается с одной из главных задач отечественной соцполитики — поддержанием занятости. Не важно, какого качества рабочие места. Главное, чтобы они были.
Цифровизация предполагает появление новых профессий и быструю переквалификацию тех, чьи функции будут роботизированы. Знаем ли мы, что делать с миллионами охранников, бухгалтеров, уборщиц, фасовщиков, обходчиков, девочек, переносящих бумажки и готовящих кофе? Готовы ли мы к тому, что в перспективе десяти лет они не будут нужны? Достаточно ли в стране выпускников, которые могут встроиться в процесс цифровизации?
И, наконец, в-четвертых — у нас нет денег. Длинных и дешевых кредитов в стране так и не появилось. Огромное число предприятий находится в состоянии «лишь бы выжить». Тех, кто мог бы стать локомотивами прогресса, давят санкциями.
Сможем ли мы все это преодолеть и хоть раз с гордостью, а не с горькой усмешкой сказать: «как тебе такое, Илон Маск»?
