Страна-партнер международной промышленной выставки Иннопром-2018 — Южная Корея. Выставка будет содействовать расширению инновационного сотрудничества между РФ и Республикой Корея, заявил президент этой страны Мун Чжэ Ин, выступая 22 июня в Москве на российско-корейском бизнес-форуме, где правительства двух стран подписали меморандум о взаимопонимании и создании платформы для инновационного сотрудничества.
После начала работы нового правительства в прошлом году Корея развернула новую «Северную политику» и пошла на значительные шаги по расширению экономического сотрудничества с Россией. Результат — рост интереса к нашей стране со стороны частных инвесторов. Ожидается, что объем вложений будет стремительно расти. Какие условия для этого необходимы, рассказывает доктор исторических наук, профессор, руководитель Школы востоковедения факультета МЭМП НИУ-ВШЭ Алексей Маслов.
Ревность как стимул
— Алексей Александрович, Сеул заявляет, что готов увеличить товарооборот с Россией до 30 млрд долларов к 2020 году. Какие факторы активизации экономических отношений с Россией сработали?
— Прежде всего изменилась общая политическая ситуация вокруг Южной Кореи. Раньше ее позиционирование было весьма простым: страна была в известной степени защищена «зонтиком» США, и в принципе в азиатском разделении труда и в азиатской политике так или иначе представляла американские интересы. Плюс к этому ее экономика была построена в основном на торговле, нацеленной на Китай, товарооборот с которым составляет около 12 млрд долларов (для сравнения: с США — 70 миллиардов). Такая система сложилась в течение десяти лет.
Сейчас резко изменились как минимум три фактора. Во-первых, оказалось, что судьбы Южной Кореи решаются за спиной Южной Кореи. Хотя первая встреча произошла между Ким Чен Ыном и Мун Чжэ Ином, то есть формально — между двумя Кореями, тем не менее, очевидно, что все вопросы Ким Чен Ын решает не с Мун Чжэ Ином, а с Трампом и Си Цзиньпином. К настоящему моменту было уже три встречи с Си Цзиньпином, то есть больше, чем встреч с южнокорейским лидером, который в известной степени выведен за пределы решения вопросов и наверняка уязвлен.
Второе. Если Северная Корея продолжит также активно сотрудничать с США, и Америка станет ее основным партнером по инвестициям, то КНДР впишется в американскую модель экономики, как это было с Китаем в 70-е годы ХХ века. А Южная Корея будет отставлена. Если же Китай возобладает в отношениях с Северной Кореей, то, соответственно, он будет делать из Северной Кореи экономический противовес Южной Корее. И тот, и другой варианты развития событий не подходят последней. Обратите также внимание, что Южная Корея не выступила ни с одной серьезной инициативой, кроме стандартной мирной по урегулированию северокорейского кризиса и возобновлению переговоров. В любом случае республика была неким продолжением американской политики. И здесь достаточно вспомнить совместные учения США и Южной Кореи.
И вот теперь мы видим: Южная Корея пытается найти новых партнеров, причем партнеров стратегических, а не только экономических. (С экономикой у страны в целом все нормально: ВВП на душу населения составляет около 36,5 тыс. долларов, это пятая экономика мира по объемам экспорта.) Что может дать в этом случае Россия? Во-первых, взаимодействие между Россией и Южной Кореей — это связка между странами, которые оказались как минимум вторичны относительно США и Китая при урегулировании северокорейской проблемы. Во-вторых, Южная Корея хочет играть самостоятельную роль как экономическая держава, и в этом плане предложение России о газопроводе через Северную Корею (пускай и сделанное в косвенном виде) как раз поднимает статус Южной. В-третьих, страна довольно активно работала с Россией даже в период санкций. И ныне активизирует в двусторонних отношениях то, что было заложено ранее. Есть еще один очень важный вопрос. Не случайно Путин называет Южную Корею приоритетным партнером: создание такого стратегического союза дает возможность сторонам заключать важные политические соглашения по урегулированию корейского вопроса и в известной степени уравнивает активность США и Китая. Активизируя отношения с Россией, Южная Корея как минимум ничего не проигрывает.
— Парадокс российско-корейских отношений заключается в том, что еще в 2012 году страны анонсировали масштабные совместные экономические проекты, однако геополитическая обстановка изменилась и они были заморожены. То есть политическая часть диалога оказалась не скоординирована с экономической.
— Практически в отношениях со всеми восточными соседями у России абсолютно не скоординированы политическая и экономическая составляющие. И даже с таким партнером, как Китай. То есть декларации о стратегическом партнерстве с Китаем, о важности Китая как торгового партнера упираются в то, что Китай вкладывает чуть больше 11 — 13 млрд долларов в российскую экономику в виде накопленных инвестиций. Никаких серьезных китайских заводов на российской территории не стоит. При этом политические отношения, как говорят наши лидеры, лучше, чем когда бы то ни было. У нас политические декларации всегда опережают экономические, и Южная Корея здесь не исключение.
Что надо оценить? Южная Корея почти год держалась после объявления американцами санкций и не присоединялась к ним, а когда присоединилась, не торпедировала осуществляемые сделки, не закрыла свои заводы в России, а лишь затормозила подписание некоторых соглашений, которые еще не вступили в силу. Она не присоединилась к торговым санкциям против России, и мы в ответ санкций не применяли. Сейчас идет возвращение к прежним наработкам, которые, и я хорошо это знаю, сделаны в виде конкретных бизнес-планов. В отличие от китайских: там у нас больше протоколов о намерениях, которые не все тщательно просчитаны, и зачастую оказывается, что в реальности осуществлять их невыгодно. Яркий пример — скоростная дорога Пекин — Москва: ее первый участок Москва — Казань хотели построить к чемпионату мира по футболу, потом оказалось, что с финансовой и экономической точек зрения это неинтересно.
С Южной Кореей, наоборот, многие проекты, в том числе ее участие в территориях опережающего развития, просчитаны неплохо, и здесь довольно просто активизировать связи. Более того, очевидно, что Южная Корея во многом проигнорировала американские санкции и инициативно идет в сторону России. На ужине, который Мун Чжэ Ин устроил в июне перед встречей с Путиным для российских и корейских экспертов, он отметил, что Россия продолжает являться важным партнером для его страны, и самое главное — это только начало широкомасштабных взаимоотношений между двумя странами. Очевидно, Корея нам дает сигнал, что готова идти в Россию, поощрять процедуры товарообмена. Здесь она выступает даже активнее КНР и Японии.
Туманган в тумане
— Наибольший интерес в сотрудничестве с Республикой Корея связан с развитием Дальневосточного региона, учитывая его геополитическое значение, а также трехсторонних проектов корейских Юга, Севера и России?
— Да, но это лишь часть вопроса. Во-первых, малоосвоенность Дальнего Востока при отсутствии массивных капиталовложений со стороны азиатских партнеров объясняется чередой неправильных расчетов и ошибок с российской стороны. Капитал всегда течет туда, где не просто приняты упрощенная процедура оформления и пониженные ставки налогообложения, что, безусловно, в ТОРах имеется, но где есть и абсолютно прозрачные истории успеха, которые можно бы было выставлять в качестве этакой рекламной акции. Пока ТОРы таких не показали, или, по крайней мере, азиатские партнеры о них не знают, как это было, например, с первыми СЭЗами на юге Китая.
Во-вторых, интересные и правильные вещи, которые предлагают ТОРы по налогообложению, регистрации через систему «единого окна» и прочие, малому и среднему бизнесу что в Корее, что в Китае просто неизвестны. То есть российская пропаганда не работает на уровне социальных сетей и блогов этих стран. Все ждут, пока договорятся между собой руководители, но руководители лишь прокладывают дорогу, а инвестирует сам по себе бизнес. Именно ему на самом низовом, базовом уровне и надо объяснять преимущества работы на российском Дальнем Востоке
Третий момент: с середины 90-х годов Россия прорабатывала проект Туманган, направленный на создание международной экономической зоны на территории около 10 тыс. кв. км в границах треугольника порта Чончжин (КНДР), города Яньцзи (КНР) и Владивостока. Этот проект может быть возобновлен с участием Республики Корея.
Важные проекты, которые обсуждались, — совместные технопарки. Учитывая широкомасштабное развитие технологий в этой стране, такие корпорации, как Samsung, LG, Lotte, могут серьезно вкладываться в развитие технопарков. Например, в Китае зона под Шанхаем застроена за счет инвестиций Южной Кореи именно как технопарк, где производится продукция и действуют лаборатории. Совместное производство для Дальнего Востока важно.
Мы прекрасно понимаем, что никакого серьезного притока населения на Дальний Восток (там живет 6,5 млн человек) не будет. Соответственно нам надо не столько увеличивать количество людей, сколько повышать качество человеческого капитала, воспитывая там высокопрофессиональных работников за счет развития университетской инфраструктуры и совместных технопарков, где действуют лаборатории.
Плюс к этому Южная Корея рассматривает создание, например, агропромышленных ферм на территории центральной Сибири. Продукты могут поставляться не только на российский рынок, но и в третью страну, например, Китай или Японию. Рассматривается также Южный федеральный округ, где лучше дается урожай. То есть Южная Корея работает практически по всей России. Напомню, что корейские сборочные производства стоят в Калужской области, Елабуге, Санкт- Петербурге.
— Насколько интересны Южной Корее в условиях очень конкурентной среды Азиатско-Тихоокеанского региона российские ТОРы на Дальнем Востоке? Ее инвестиций в этом регионе очень мало, менее 5% общего объема.
— Точно так же мало и японских инвесторов, чуть больше китайских. До сих пор многие инвестиции идут от западных стран. Вопрос заключается в том, что чисто экономический аспект наших ТОРов — один из самых интересных в Азии. Правда, таких же интересных условий немало: их предлагает Вьетнам и свободные экономические зоны Индонезии, Малайзии. Например, во Вьетнаме освобождение от налогов на четыре года, причем только после получения прибыли, а затем на девять лет уменьшение налога до 5%. В российских же ТОРах налог на прибыль составляет 5% на пять лет, также есть уменьшение отчислений в региональный бюджет до 5%. Соответственно, просто конкурировать за инвестора «по цифрам», скажем, обнулять ставку налогообложения, — автоматически пока не срабатывает.
— А что может сработать?
— Крупные государственно-частные инвестиции, когда государство создает дороги и городскую инфраструктуру и даже базовую промышленную. Тогда инвестор приходит, понимая, что инфраструктура готова. Пока все восемнадцать ТОРов на Дальнем Востоке работают по небольшим проектам. Соответственно, южным корейцам будет интересно сюда вкладываться, если речь пойдет не просто об инвестициях, а о ясном расчете двух моментов. Во-первых, быстрой (не более 5 — 7 лет) и четкой реализации проектов. Во-вторых, чтобы инвестиции можно было беспрепятственно и быстро с небольшими потерями возвратить в страну в случае необходимости. Либо реинвестировать в другие интересные проекты. Соответственно, здесь важен эффект мультипликации. Повторюсь: пока не будет истории успехов, это не заработает.
Плюс есть еще один важный момент.
Любой вопрос по развитию ТОРов на Дальнем Востоке упирается в проблему реализации продукции. Рынок там очень мал, а перевозки по российской железной дороге
— одни из самых дорогих в мире, хотя и для некоторых видов продукции установлены РЖД понижающие коэффициенты. Соответственно, нужна реализация продукции на территории Китая, Кореи или Японии. Контракты с этими странами должны быть заключены еще до начала строительства промышленных объектов. Так, например, в течение долгого времени делал Китай. Возможно, стимулом станет новая программа Южной и Северной Кореи о соединении и модернизации железных дорог, что может в области перевозок затронуть Россию и соединить российские пути с транскорейской железной дорогой.
— Технологическая мощь Южной Кореи способна стать одним из драйверов инновационного развития России?
— Теоретически — да. Практически — до этого очень долгая дорога. Объясню, почему. Когда Корея развивала свои технологии (взлет начался в начале 70-х и пик пришелся на 90-е), мир технологий был еще не столь развит. И Корея предлагала то же, что и другие, но за меньшие деньги. Сейчас, чтобы электронные технологии стали драйвером роста, эти технологии должны быть селективно-инновационные, и это, кстати, у нас есть. Плюс они должны быть просты и очевидны к реализации. Вот с этим сложно, потому внедренческий цикл в России может растянуться до бесконечности, хотя государство сейчас его всячески стимулирует через ассоциации по поддержке малого и среднего бизнеса. Тем не менее самые интересные российские проекты могут утекать за рубеж, потому что многим кажется, что там их проще реализовать.
На девяти мостах
— Южной Корее необходимо диверсифицировать поставки газа. Россия может стать крупным поставщиком СПГ?
— У России есть свободные запасы газа и сжиженного газа, мазута и других видов топлива. Вопрос заключается в том, что их перевозка на Дальний Восток, откуда они должны заходить в Корею, требует долгосрочных контрактов. Потому что строительство инфраструктуры газопроводов, которое обходится в миллиарды долларов, требует, чтобы контракт был заключен на десятилетия. Самое главное: чтобы эта гарантированная долгосрочная продажа была для нас выгодна, мы должны отрабатывать определенный объем продаж, например, 10 — 12 млрд кубов газа, а не 2,6 — 3 млн тонн СПГ, как сейчас. При этом Южная Корея является вторым по величине потребителем СПГ в мире после Японии. Пока объемы, которые она заказывает, не делают эти поставки выгодными.
Двигаться здесь надо крайне аккуратно, чтобы не попасть, например, в историю, которая произошла с газопроводом «Сила Сибири»: теоретически очень выгодный проект, но пока не сформирована окончательная формула цены по газу, он может оказаться даже убыточным. И хотя очевидно, что поставки газа начнутся в Китай в 2019 — 2020 годах, мы практически не можем рассчитать, окупится ли он когда-нибудь.
Поэтому нам очень важно в рамках этого проекта получить возможность поставлять газ и в Южную Корею, и в Северную, и даже в Японию. У нас сейчас работает «Ямал СПГ», где основным покупателем является Китай, который к тому же владеет 29,9% акций. Плюс в следующем году мы запускаем строительство «Арктик-2» на Гыданском полуострове с мощностью 16,5 млн тонн СПГ в год, его мощности будут избыточны по сжиженному газу, который может пойти в том числе и в Южную Корею.
— В прошлом году президент Южной Кореи озвучил новую экономическую инициативу — «девять мостов развития». Что с ней сегодня?
— На последней встрече президентов и затем на встрече с экспертами Мун Чжэ Ин подтвердил, что эти девять мостов существуют, что они не являются декларацией и что именно по этим мостам будет двигаться российско-корейское сотрудничество, это важно. До этого некоторые рассматривали эту идею как фигуру речи, считая, что ничего конкретного не будет. Из девяти мостов часть уже довольно активна. Например, энергетический: Корея получила в прошлом году 13 млн тонн нефти, 26 млн тонн угля. Постепенно начинают действовать мосты в области медицины, туризма и аквакультуры. Скорее всего, инициативы будут выделены в девять крупных проектов, блоков соглашений, по которым мы и будем работать.
— Корейская ментальность отражается на новом витке развития взаимоотношения с Россией? Как думает кореец в отличие от китайца?
— Надо понимать, что есть несколько моментов, которые столетиями формировали психологию нации. Корея зажата между Китаем с одной стороны и морем — с другой. Небольшое государство всегда вынуждено защищать независимость и лавировать между крупными государствами. И в этом плане для Кореи очень важно, чтобы ее рассматривали сегодня как независимый субъект экономической политики. То есть не сводили, как у нас делается, к теме «Корея и Китай» или «Корея и Япония». Надо воспринимать корейских предпринимателей как абсолютно отдельных, самостоятельных людей, а не часть «большой Азии», где они являются лишь маленьким элементом. Это первый момент. Второй: для корейцев крайне важны долгосрочные знакомства. Это важно для всей Азии, но для корейцев особенно: многочисленные знакомства, поездки, взаимодействия, ужины формально, может, и не приносят быстрого эффекта, но наращивают доверие друг к другу.
Еще корейцы очень гордятся своими достижениями, техническими и экономическими находками, построением своей экономики. Кстати, корейская экономика тоже начиналась как вполне «командная», и даже планирование шло по «пятилеткам». Основную марку держат именно государственные корпорации или компании, созданные при поддержке государства.
Имеет смысл подчеркивать в беседах и достижения Кореи как высокотехнологической нации. И помнить, когда мы говорим о расколе Северной и Южной Кореи, что для рядового корейца это проблема не политическая, а, скорее, семейная, огромная личная трагедия. Это действительно боль корейского народа, от политика до крестьянина. И мечта о том, что сегодняшнее поколение может дожить до объединения Кореи. Вот это имеет смысл обсуждать и подчеркивать в разговорах.
