В июне журнал «Эксперт-Урал» и аналитический центр «Эксперт» в десятый раз провели в Екатеринбурге конгресс малого и среднего бизнеса.

В этом году главной темой мероприятия стала цифровизация.

Внедрение ИКТ во все сферы жизни декларируется как одно из магистральных направлений федеральных властей. Регионы, города, районы, села и даже деревни пытаются соответствовать, вносят в стратегические документы разделы об электронном документообороте, индустрии 4.0, умной инфраструктуре.    

Российская ассоциация электронных коммуникаций (РАЭК) посчитала: в 2017 году вклад цифровой экономики в ВВП России составил 2,42%, к 2021-му показатель может увеличиться до 4,7%. Самым крупным сегментом в обозримом будущем будет оставаться оналйн-коммерция. В 2017 году ее объем достиг 1,73 трлн рублей.

Быстро и еще быстрее

Но миллиарды и триллионы рублей — отнюдь не то, о чем нужно думать в первую очередь. Цифровизация — это история не столько про деньги или ИТ-системы, сколько про ментальный сдвиг. И если он не осуществится, то стране достанется роль зрителя или, как метко заметила президент Cognitive Technologies Ольга Ускова, «мяса». 

У этого сдвига есть три приметы, которые малым и средним компаниям стоит принять во внимание. Первая — невероятная скорость изменений. Венчурные инвесторы очень любят приводить слайд, на котором указано, сколько тем или иным продуктам XX века понадобилось времени, чтобы получить 50 млн пользователей. У самолета на это ушло 68 лет, у телефона — 50, телевизор справился за 22 года, компьютер — за 14, а Facebook — за три. И ладно, если бы трансформации происходили в одной огороженной забором отрасли (как, например, случилось с лошадьми, вымещенными машинами). Но нет — диджитал ломает привычный порядок во всех сферах жизни.

Одновременно растет скорость принятия решений. Представьте себе условный Adidas 50-летней давности. Там проектировали кроссовки, отправляли заказ на фабрику в Китае, производили, везли на корабле в центр дистрибуции, а потом распределяли по миру. Через несколько месяцев компания получала информацию, насколько хорошо продается обувь. Итого: период принятия решений — примерно полгода.

Сегодня тот же Adidas печатает кроссовки на 3D-принтере за несколько часов, эскиз новой модели можно вывесить на сайте с огромным трафиком и тут же получить обратную связь. Нет тысяч предзаказов — нечего и думать о производстве. Полгода ужались до нескольких дней.

Вторая примета — желание меняться и затачивать себя под запросы времени. Цифра убьет сотни профессий и видов бизнеса. Точнее, профессии-то останутся, но только «получать» их будут не люди. Еще в 2013 году исследователи Оксфордского университета опубликовали отчет, в котором оценили 702 специальности на риск автоматизации в ближайшие 20 лет. Вышло, что почти половину из них без особых последствий можно передать роботам. К сферам, у которых точно нет человеческих перспектив, ученые отнесли обслуживающий персонал (консультанты, кассиры, продавцы, охранники, уборщики, операторы колл-центров, секретари, официанты, таможенники и безопасники в аэропортах, хостесс, почтальоны и т.д.), рабочие места, связанные с покупкой недвижимости (агенты, брокеры, оценщики), управление наземным транспортом, ремонт разного рода механизмов (часов, электроники), строительство. Любопытно, что с 55-процентной вероятностью до 2033 года искусственный интеллект заменит журналистов и пилотов самолетов, c 48-процентной — программистов и подрывников.

Кто находится в абсолютной безопасности, так это большинство врачей (особенно хирурги и те, кто связан с разного рода реабилитацией), антикризисные управляющие, диетологи, хореографы и учителя начальных классов.

Работяги США, кстати, свою будущую непригодность воспринимают как факт. Ольга Ускова рассказывает, что один из клиентов ее компании почти год мучается с поиском водителей грузовиков. Аргумент дальнобойщиков очень прост: «Через два года вы станете беспилотными, а мы — безработными».  

В России тревогу пока бьют только параноики. Большинство считает, что этого никогда не будет. Потому что не будет никогда. 

— Мы с вами точно застанем роботов-водителей, роботов-юристов, роботов-репортеров, роботов-делопроизводителей, — уверен директор акселератора ФРИИ Дмитрий Калаев. — Правда, назвать такую перспективу радужной я не могу. Вы только представьте — миллионы водителей и строителей в течение нескольких лет рискуют остаться без работы. Едва ли они так просто с этим смирятся и не пойдут с камнями и палками отстаивать то, что, как они думают, им принадлежит? Ключевой вопрос здесь — что предпримет государство.

Европа, например, уже давно тестирует модель безусловного базового дохода. Да, человека увольняют, но не оставляют без денег. Есть, конечно, и другой вариант — обеспечить человека необходимыми питательными веществами и увести в виртуальную реальность, где он может быть кем угодно, хоть королем.

Третья примета — глобальность, космополитизм, толерантность. Цифра стирает границы: у интернет-сервисов нет географической привязки, европейские и американские фирмы с охотой покупают российские ИТ-системы, решающие их проблемы.

В Отечестве с глобальностью не так хорошо. По данным НП «Руссофт», в 2017 году зарубежные продажи нашего ПО и ИТ-услуг достигли 8,5 млрд долларов. Показатель вполне приличный (для сравнения, сельхозпродукции мы поставили на 20,5 миллиарда, оружия — на 15,5), но обеспечили его пара десятков компаний.

Стартапы за границу тоже не особо стремятся. Из 400 портфельных компаний ФРИИ вне России работают около 30. Ключевые барьеры — незнание английского языка, непонимание специфики стран, нежелание нормально локализовывать продукт, нежелание двигаться с места и относительно большой размер российского рынка (зачем куда-то идти, если, например, СКБ Контур смог внутри дорасти до 10 миллиардов).   

Четвертая примета — массового больше нет. Определяющими словами текущего момента становятся кастомизация, персонификация, таргетинг. Маржа переходит к тому, кто владеет клиентами. Обратимся к тем же кроссовкам. Раньше они отличались формой, цветом и размером. Сейчас производители могут построить 3D-модель ног, сделать поправку на то, как они деформируются при беге и создать обувь, максимально учитывающую индивидуальные особенности человека. 

Перекинемся в совершенно другую сферу — автострахование. Что было раньше: одна модель — один тариф каско. Что сейчас: компании устанавливают датчик, считывающий манеру езды. И через полгода аккуратные водители получают кэшбэк (вплоть до 30%).

Таким образом, очевидно, что знаменитая фраза Форда «автомобиль может быть любого цвета, при условии, что этот цвет — черный» безнадежно устарела.

Как в эту ментальную модель встраиваются технологии? Они — механизм выживания, способ адаптации к быстро меняющемуся миру. 

— Без цифры мы априори не сможем создавать продукты и сервисы с той же скоростью и по той же цене, что и конкуренты, — итожит Дмитрий Калаев.

Поле Амазоново

Помимо ментальных изменений цифровизация, безусловно, ведет к открытию и активному росту новых рынков. И это то самое место, где малый и средний бизнес может получить гигантские дивиденды.

В общих чертах все новые ИКТ-направ­ления уже давно обозначены. Это интернет вещей, Big Data, предиктивная аналитика, облачные сервисы, мобильные технологии, искусственный интеллект, виртуальная и дополненная реальность, информбезопасность.

По этим путям идут все гиганты — Microsoft, Facebook, Apple, Google, Amazon, Cisco, Intel и т.д. Можно ли с ними бороться? Вполне (если не пытаться топтать их магистральные поляны, а уходить в ниши, кажущиеся монстрам неприбыльными, неинтересными или просто мелкими). Хороший пример — екатеринбургский сервис Ridero. По сути — это онлайн-издательство, с помощью которого любой автор может сверстать и опубликовать книгу. Если задуматься, то это вотчина Amazon, но по каким-то причинам он ее пока не освоил. Ridero тем временем вышел в Прибалтику и Польшу.

Другой пример — компания «Т-Плат­формы», которая производит суперкомпьютеры и процессоры. Она возникла на руинах «хардового» рынка, в условиях, когда казалось, что все компетенции по «железу» мы давно утратили. А теперь является лидером по совокупной производительности установленных в России систем и единственной отечественной фирмой, чьи аппаратные разработки конкурентоспособны за рубежом.

И третий (совсем свежий пример) — питерский проект «Робот Вера». Искусственный интеллект, который занимается подбором персонала. Получив заявку, он собирает на работных сайтах подходящие резюме, обзванивает кандидатов, проводит с ними интервью (в том числе видео, определяя эмоции собеседника), отсеивает тех, кто плохо справился, а затем отправляет выборку заказчику. 

Понятно, что отобрать претендентов на сложные вакансии Вера пока не может. Но с кассирами, грузчиками, водителями, разнорабочими и т.д. она вполне справляется. Причем очень быстро, что взорвало рынок. Год назад в очереди на подключение к роботу-рекрутеру стояли более 50 компаний (в том числе Сбербанк и МТС), а еще десяток фирм пытались повторить успех питерских парней. 

В этом году Вера вышла в Дубай, выполнила пилотный проект в Лондоне и открыла офис в Калифорнии. 

— Безусловно, одним из самых перспективных путей для малых и средних компаний является создание инновационных ИТ-продуктов, — замечает руководитель программы МВА МИРБИС «Стратегический менеджмент» Александр Сазанович. — Но надо понимать, что инновационным продуктом может считаться лишь тот, что обеспечивает передел рынка, тот, что люди в здравом уме готовы купить, хотя аналог предыдущего поколения своей функциональности не утратил и продолжает эффективно работать.

По мнению Сазановича, цифровые рынки, где на данный момент роится максимальное число идей (а именно в такие сферы прежде всего и надо идти), — интернет вещей и Big Data.

Главное, от чего предостерегает Сазанович, — это строительство компаний по образу и подобию калифорнийских. Российская действительность разительно отличается от американской. Бирюзовая компания — отличная идея, но это не руководство к действию, а руководство к размышлению.

— В бизнесе существует два вида решений — на исполнение и на изучение. Со вторыми у нас беда, — уверен Александр Сазанович. — Пришел вождь и сказал: завтра переходим на матричную организационную структуру. И все.

А кто-нибудь прикинул, к каким последствиям это может привести, насколько повысится или снизится в результате этого перехода эффективность? Никто. Исследование звучит у нас как ругательство. Но разве без него можно принять верное решение?