В июне компания Napoleon IT совместно с Университетом ИТМО объявила о создании комьюнити специалистов по машинному обучению AI Talent Hub, в рамках проекта запущена онлайн-магистратура «Инженерия машинного обучения». Напомним, о рецептах успеха этой вышедшей на мировой уровень челябинской по происхождению ИТ-компании, в том числе о собственной стратегии подготовки кадров для отрасли, «Эксперт-Урал» рассказывал год назад (см. «Как стать Наполеоном», «Э-У» № 37 — 38 от 13.09.2021). Почему Napoleon IT продолжает инвестировать в таланты в нынешней ситуации и как на бизнесе отражается санкционный кризис, мы спросим у директора по стратегии и сооснователя компании Руслана Ахтямова.

— Руслан, в чем суть образовательного проекта и почему в качестве партнера выбран ИТМО?

— ИТМО — лидер в области компьютерных наук, а мы специализируемся на создании продуктов и сервисов с использованием искусственного интеллекта, считаем это направление передовым и востребованным. Специалистов на рынке по этому профилю не хватает, количество вакансий по машинному обучению каждый год растет в разы. Поэтому мы в партнерстве с ИТМО и решили организовать гибридную онлайн/офлайн магистратуру с возможностью получить диплом прямо на рабочем месте. Это будет самая крупная проектная магистратура по подготовке специалистов машинного обучения онлайн: в 2022 году на магистерскую программу «Инженерия машинного обучения» выделено 90 бюджетных мест, к 2025 году планируется выпустить 700 специалистов.

Отношения с международными университетами рабочие

— До этого у вас уже были аналогичные проекты с другими вузами. По какой модели они строились?

— Да, мы создали магистратуру с МФТИ «Индустриальная биоинформатика», с Челябинским госуниверситетом «Машинное обучение», с ИТМО «Компьютерное зрение». Мы убедились, что успех таких проектов зависит от качества магистрантов, и если правильно подходить к их отбору и подготовке, то более 85% доходят до окончания магистратуры, а это очень большая конверсия. У нас есть немалый опыт реализации онлайн образовательных проектов по подготовке кадров, но сейчас мы выбрали гибридную модель, так как она более востребована, люди хотят встречаться и общаться. Самая главная ценность такого формата в том, что мы встраиваем в процесс практическую часть, где студенты учатся на реальных кейсах и включены в проекты партнеров по актуальным задачам с первых дней обучения.

Если стратегия на длинных горизонтах никак не связана с наукой, инновациями, взаимодействием с университетами, ты в будущем однозначно проиграешь

— До кризиса вы говорили об идее совместного проекта с университетами Мюнстер, Стэнфорд и МФТИ. Удается реализовать его в новых геополитических условиях?

— Мы продолжаем работу над проектом, правда, уже с другими партнерами, вместо МФТИ, попавшим под санкции, сотрудничаем с НИУ-ВШЭ. Отношения с международными университетами рабочие, проблем не возникает до тех пор, пока не появляются ограничения, связанные с санкциями на конкретную организацию.

Компании стали считать экономический эффект

— Как ваша компания реагирует на санкционный кризис?

— Пытаемся следовать своей философии и использовать любые возможности. И это далеко не только импортозамещение, о котором сейчас все говорят. Изменилось отношение заказчиков наших продуктов, они начали оценивать эффективность. Нам очень нравится, что компании стали считать экономический эффект от внедрения разработок. Да, мы видим, что объем капитала, направляемый на инновации и цифровые технологии, сократился. Но этот капитал стал умнее. Компании думают, как правильно потратить каждый рубль для того, чтобы получить конкретный бизнес-эффект. Вторая особенность текущей ситуации в том, что огромный интерес к российским разработчикам и технологиям идет со стороны стран, с которыми мы раньше не сотрудничали совсем. Это западная и центральная Азия, Африка. К нам, например, начали обращаться компании из Арабских Эмиратов, Турции и Узбекистана.

— Чем вызван этот интерес?

— Компании всего мира понимают, что нужно трансформироваться и внедрять технологии, поэтому сами выходят на связь, активно общаются, готовы пилотировать проекты и взаимодействовать с российскими разработчиками. Раньше высококлассный российский интеллектуальный капитал в большей степени был заточен на коммуникации с американскими и западноевропейскими сообществами, теперь в борьбу за этот ресурс, думаю, вступят другие региона мира.

— Но это носители совершенно другой деловой культуры, будут ли сложности в коммуникациях?

— Пока основная трудность — не очень хорошее восприятие удаленных коммуникаций. Мы за последние два-три года привыкли общаться в Zoom и с Европой, и с Америкой, а предприниматели других стран все же настаивают на личных встречах. Вторая особенность — у них другой цикл сделки, они долго присматриваются, но если уж принимают решение, то проект достаточно быстро встает «на рельсы».

— Как преодолеть сложности, связанные с прохождением платежей, которые появились в связи с блокировкой банков России?

— ИТ-компании — очень мобильная категория бизнеса, многие создают дочерние предприятия на нейтральных территориях и таким образом получают полный доступ ко всем международным рынкам. Сложнее такую модель реализовать большим компаниям, но для среднего сектора инновационных игроков возможность сейчас выйти на глобальные рынки есть, нужно просто садиться и работать.

— Давайте вернемся к российскому рынку. На какие решения сейчас есть запрос со стороны бизнеса?

— Прежде всего это замещение критически важного софта, от которого зависят основные бизнес-процессы. Компании, как я уже говорил, хотят получить экономический эффект, а когда заказчик заинтересован, проект всегда движется на совершенно других скоростях.

— Означает ли это, что спрос на новые технологии и сервисы, которые могут создавать стартапы, переместится исключительно в сторону корпоративного заказчика? У нас потребительский спрос на инновации и так довольно низкий в сравнении с развитыми рынками, кризис не откатит его назад еще сильнее?

— Думаю, отчасти это произойдет. Конечно, это плохой сценарий для России прежде всего с точки зрения создания конкурентного рынка. Появятся стартапы, которые будут работать не на рынок, а на одну компанию. С точки зрения долгосрочных задач, это не способствует развитию передовых цифровых технологий в стране.

Расширить воронку

— При этом многие экономисты, рисуя сценарии будущего, говорят, что конкурентоспособность экономики зависит в том числе от количества стартапов. При каких условиях сформируется критическая масса стартапов, способная сделать их вклад в рост ВВП заметным?

— Мне кажется, проблема не в количестве стартапов, а в очень низком проценте серийных технологических предпринимателей, доля их на душу населения у нас одна из самых низких в мире. Это определенная ментальная проблема. У нас в стране очень мало людей, которые хотят заниматься технологическим бизнесом. При этом очень много институтов и инструментов господдержки. То есть при большом объеме мер поддержки у нас дефицит объектов поддержки. В этих условиях через воронку до более-менее живых стартапов протекают единицы.

Для среднего сектора инновационных игроков возможность сейчас выйти на глобальные рынки есть, нужно просто садиться и работать

— В чем причина?

— Если мы хотим по-настоящему сменить этот тренд, нам в эту воронку в самом начале нужно заводить гораздо большее количество людей. Это решаемая задача, потому что качество человеческого капитала в России очень высокое, люди у нас креативные, предприимчивые, но многие боятся проявлять себя. Поэтому мы и инвестируем в образовательные проекты совместно с университетами. Мы хотим, чтобы студенты не просто учились своим специальностям, но и приобретали навык продуктового подхода, чтобы к моменту защиты диплома у них уже была своя бизнес-идея.

— Несмотря на усилия отдельных ИТ-компаний университеты пока не являются площадкой, которая генерирует большой поток людей с предпринимательским мышлением. Почему?

— Потому что модель высшего образования заточена на другое. У университета главная цель — обучение технологическим или гуманитарным специальностям, они не заточены под выпуск предпринимателей или студентов с предпринимательским мышлением. Кроме того, в сути образовательных программ присутствует наука ради науки и отсутствует наука ради продукта или бизнеса. Вот наша компания и использует все возможности, чтобы изменить этот подход. В начале июля, к примеру, мы приняли участие в открытой стратегической сессии школы управления Сколково «Научно-технологическое развитие Челябинской области». Мы хотели попробовать убедить вузы пересмотреть текущие модели и в то же время показать региональному бизнесу, как надо сотрудничать с университетами. Сейчас единицы взаимодействуют с университетами как Napoleon IT, потому что компании и образовательные учреждения не видят друг в друге ценности. В этой конструкции нужно менять еще и роль органов исполнительной власти, они должны научиться смотреть на этот процесс не со стороны, а как заказчики технологического, финансового и инновационного успеха области. Мы и попытались вместе сформулировать опасения и нащупать определенные точки кооперации.

Эффект поддержки неоднозначный

— Государство разработало немало инструментов поддержки ИТ-отрасли во время этого кризиса. Как вы их оцениваете?

— Хорошо, что смогли очень быстро принять серию законов, чтобы остановить отток кадров, а отток был баснословный.

— Говорят, будет вторая волна…

— И она будет гораздо больше. Сначала релокация была вызвана эмоциями, люди просто прыгнули в самолет с двумя чемоданами. Сейчас об отъезде задумываются не такие резкие и легкие на подъем, это уже осмысленный relocation. И я считаю, что вторая волна будет значительно более массивная. Качество капитала, которое утечет, более высокое, уедут высококлассные специалисты.

— Кроме мер в части удержания кадров государство инициировало налоговые послабления для сектора информационных технологий, они работают?

— А вот этот эффект неоднозначный. Да, налоговые льготы введены, но жить легче не стало, потому что одновременно налоговое администрирование стало существенно жестче.

— Насколько сложнее будет привлекать инвестиции в связи с отсутствием возможностей проведения раундов с зарубежными фондами?

— У нас есть несколько технологических стартапов за рубежом, которые сейчас испытывают сложности с привлечением инвестиций, просто потому что они из России. При этом крупные венчурные фонды с российскими корнями полностью потеряли доступ к международным проектам и поворачиваются сейчас к российским стартапам.

Чтобы не проиграть

— Во время ковидного кризиса Napoleon IT запустил несколько новых сервисов. Как они развиваются сейчас, новые ограничения не мешают?

— No-Code конструктор для мобильных приложений Napsy по-прежнему пользуется большим спросом у предпринимателей, мы готовим следующий раунд привлечения инвестиций в этот проект. К сожалению, есть определенные сложности, связанные с ограничениями работы платформ Аpple Play и Google Play. Развивается и второй проект, связанный с видеоаналитикой, — Video Analytics Core. В его рамках создается универсальная платформа по видеоаналитике, с помощью которой любая технологическая промышленная компания может заложить свои бизнес-правила, подключить ее к своим камерам и получать важную для бизнеса информацию.

— Кризис не заставит вас пересмотреть объем вложений в образовательные программы?

— Мы уже много лет инвестируем в образовательные проекты более трети чистой прибыли и пока не планируем сокращений. Во-первых, потому что не видим оснований для просадки: по итогам года рассчитываем увеличить прибыль. Во-вторых, мы вкладываем в образовательные проекты не только потому, что хотим извлекать самые яркие, талантливые кадры и встраивать их в контур компании. Для нас это — часть общей философии. Мы убеждены, что в этом — основа конкурентоспособности: если твоя стратегия на длинных горизонтах никак не связана с наукой, инновациями, взаимодействием с университетами, ты однозначно проиграешь.