Первый шок кризиса российская экономика формально преодолела, падение оказалось не таким жестким, как предполагалось. Ожидалось, что по итогам года ВВП просядет на 8 — 10%, сейчас прогнозы более оптимистичны. Так, по оценкам главного экономиста ВЭБ.РФ Андрея Клепача, спад может составить 3,1%. Какие факторы формируют эту статистику и каковы варианты дальнейших макроэкономических сценариев? На эти вопросы попытались найти ответы участники сессии «Регионы России: адаптация и развитие в условиях новых вызовов» конференции «Российские регионы в фокусе перемен», прошедшей недавно в Екатеринбурге*.
Стойкий нефтяной солдатик
Главный удар санкций пришелся на российский топливно-энергический сектор, но эффект не стал моментальным. Президент Института энергетики и финансов Марсель Салихов связывает устойчивость с двумя факторами. Первый — высокая доля России на основных энергетических рынках и отсутствие в мире свободных альтернативных мощностей: «В структуре мировой торговли нефтью, газом и углем на долю России приходится от 17% до 20%. Это довольно много, что и усложняет для ЕС возможность введения эффективных ограничений». По прогнозу эксперта, влияние введенных санкций в 2022 году на нефтедобычу будет относительно ограниченным, она останется на уровне 2021 года. Проблемы российский ТЭК почувствует на горизонте 2023 — 2024 годов, уже в 2023-м добыча нефти может сократиться на 5 — 7%.
Второй фактор — своевременный разворот на Восток. Компании смогли переориентировать российскую нефть на альтернативные рынки, отмечает Марсель Салихов: «Россия предложила новым партнерам дисконт нефти Urals к Brent. И это предложение оказалось выгодным, фактически покупатели получили скидки к мировым ценам». В апреле — июле дисконт составлял 30 — 35 долларов за баррель, затем снизился до 20 — 25 долларов. Суточный объем переориентации поставок на азиатские рынки составляет примерно 1 млн баррелей. Крупнейшим покупателем стала Индия, чуть меньше поставок идет в Китай.
Нужно переходить от бравурных рапортов к честной оценке реального положения дел и необходимых действий
Но российские компании столкнулись с новыми ограничениями — эмбарго на морские поставки нефти в Европу. По оценкам Марселя Салихова, этот шок будет во многом распределен по 2023 году: «Мы связываем это с отлаженной логистикой поставок на азиатские рынки. Серьезное сокращение экспорта возможно лишь в случае дальнейшего ужесточения санкций и распространения Европой режима вторичных санкций на покупателей из третьих стран».
Перенаправление экспортных потоков в Азию в будущем приведет к заметному изменению структуры транспортировки российской нефти экспорта, полагает эксперт: «Вырастет доля отгрузок на Восток по Восточному нефтепроводу, а также в порты юга, их грузооборот продолжит расти за счет увеличения отгрузок в Индию и страны Ближнего Востока».
Еще одним способом давления на сектор стало введение потолка цен на нефть с конца 2022 года. По мнению Марселя Салихова, это не окажет сильного влияния на экспортные потоки, но увеличит дисконт российской нефти.
С гораздо большими трудностями в перенаправлении экспортных потоков после вступления в силу положений эмбарго могут столкнуться российские нефтеперерабатывающие заводы, считает Марсель Салихов: «Страны ЕС и США — крупнейшие импортеры нефтепродуктов в мире. КНР и Индия покупают сырую нефть и сами являются крупными центрами переработки нефти. Им невыгодно приобретать российские нефтепродукты». После начала действия европейских санкций экспорт нефтепродуктов из России может упасть на 30% год к году: «Наибольшие сложности возникнут с перенаправлением на другие рынки котельного топлива и мазута. Решением может быть увеличение скидок, это повысит интерес у покупателей в Африке и Азиатско-Тихоокеанском регионе. Таким образом, возможно, удастся к концу 2023 года немного нарастить среднемесячный экспорт нефтепродуктов».
Газовый развод
Далеко не все сектора так уверенно держат удар, как нефтедобыча. В их числе — газ, вторая «нога» российской экономики. Здесь падение серьезное. По данным Газпрома, за девять месяцев экспорт трубопроводного газа в страны дальнего зарубежья сократился на 40,4% к предыдущему году, объем сокращения составляет 58,6 млрд кубометров.
— Альтернативные рынки не дают в этом сегменте возможности компенсировать потерю европейского потребителя, прежде всего потому, что они обладают гораздо меньшей рентабельностью, — отмечает Марсель Салихов. — Маржинальность поставок в ЕС в июле-августе этого года превышала 300 тыс. долларов, а рентабельность поставок в страны СНГ остается отрицательной.
В перспективе, по его мнению, наиболее вероятен полный развод России и ЕС в вопросах поставок газа. Сохранятся поставки лишь в страны Южной Европы (Венгрию, Сербию, Словакию) по Турецкому потоку.
Учитывая перспективу полного прекращения экспорта в ЕС, перед Россией появляется вызов перестройки всей инфраструктуры газовой промышленности, поиск новых альтернатив и возможностей для монетизации российского газа.
Экономика санкционного времени
Некоторые экономисты сейчас со скепсисом смотрят на статистику Росстата, особенно годовые расчеты. По их мнению, метод не отражает реальной ситуации в экономике.
— На оценки в годовом выражении сильно влияют эффект высокой базы прошлого года из-за постпандемийного перегрева, отложенный эффект санкций и особенности формирования у компаний запасов, — считает, например, руководитель направления Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Владимир Сальников.
Цифры ведомств и аналитиков нередко расходятся. Так, в августе Росстат заявил, что индекс промпроизводства находится на уровне 103,1%. Между тем, по оценке ЦМАКП, показатель выпуска уже тогда ушел в минус, индекс составил 98,6%. Данные другой исследовательской группы, НИУ ВШЭ, — 99,9%. По мнению Владимира Сальникова, сейчас в большинстве производств спад составляет от 5% до 20%: «Если тренд продолжится, статистика производства будет сильно негативной до второго квартала 2023 года».
Эксперт считает, что экономика сейчас только прошла стадию адаптации к шоку:
— Динамика экспорта продолжает слабо ухудшаться. И в ситуации с экспортом складывается нетипичная ситуация. При снижении физических объемов мы имеем очень мощный рост доходов из-за роста мировых цен. При этом неожиданно быстро восстанавливается импорт. Уже в ближайшее время физические объемы импорта могут выйти на уровень докризисного 2019 года.
Экономика регионов, как водится, отреагировала на внешние триггеры в силу территориальной специфики. По расчетам профессора географического факультета МГУ Натальи Зубаревич, в первом полугодии промышленное производство сократилось в половине регионов. Самый сильный спад отмечался в регионах автопрома, лесопереработки, производства минеральных удобрений, металлургии. Критична ситуация в Сахалинской области из-за ухода западных инвесторов и остановки проектов «Сахалин-1» и «Сахалин-2». На среднесрочном горизонте Наталья Зубаревич выделяет 14 регионов с максимальным риском: на Урале и в Западной Сибири «будет тяжело держать удар кризиса по причине максимальной доли металлургии в структуре промышленности Челябинской области. Оренбургская власть сильно зависима от конъюнктуры нефти, газа и металлургических рынков. На Ямале уже с июля идет резкий спад добычи газа. Постепенное падение добычи мы видим у всех компаний в ХМАО».
Проблемы региональных бюджетов, похоже, только начинаются. За первое полугодие доходы выросли на 18% к аналогичному периоду прошлого года, в итоге аналитики фиксировали профицит бюджета в подавляющем большинстве регионов. Основной вклад внес рост поступлений налога на прибыль на 22% благодаря высоким мировым ценам на сырье. Но с сентября, по словам директора Центра региональной политики РАНХиГС, директора Института реформирования общественных финансов Владимира Климанова, началось заметное сокращение поступления этого налога. При этом экономист обращает внимание на рост долговой нагрузки регионов, специфичную структуру долга:
«Федеральный центр свел практически к нулю задолженность регионов перед банками и стремительно наращивает долю бюджетных кредитов. На 1 октября на бюджетные кредиты приходилось 1 трлн 870 млрд рублей задолженности. С точки зрения сбалансированности финансовой системы такой подход вызывает вопросы».
Принципиальный вопрос — за счет каких факторов, ресурсов мы сможем обеспечить изменение архитектуры международных отношений и качественные структурные сдвиги
Бюджеты регионов до сих пор держались во многом еще и за счет высокого уровня адаптации бизнеса в этом кризисе. Разворот приходится делать быстро и сразу по нескольким направлениям, отмечает экс-генеральный директор «НПО автоматики» Андрей Мисюра: «Ломаются логистические цепочки поставок, уходят конкуренты и импортеры. Годами отстроенные каналы поставки комплектующих и продуктов больше не работают. Бизнес вынужден искать новых поставщиков».
При этом, по мнению Андрея Мисюры, меняется подход к выбору поставщиков и выстраиванию новых контактов: «Раньше предприятия покупали продукцию у тех, кто ближе, удобнее, а сейчас чаще всего ищут партнеров, у которых условия выгоднее, с кем работать эффективнее».
Пока говорят пушки, экономисты не молчат
Конечно, компаниям хотелось бы получить прогнозы, чтобы планировать развитие в среднесрочной перспективе. Но особенность момента в том, что экономисты и аналитики не могут построить траектории развития кризиса, чтобы дать бизнесу и властям картину его течения. Для адекватных моделей развития ситуации, с одной стороны, недостаточно статистических данных, с другой — постоянно вмешиваются новые обстоятельства неэкономического характера, предвидеть которые невозможно.
— Мы сейчас находимся в поворотной точке, многие тенденции, которые мы видим, могут кардинально измениться, — отмечает Андрей Клепач. — Официально большинство экспертов склоняются к тому, что в 2023 году ВВП не вырастет, есть оценки снижения экономики на 0,9%. Но дело не в макропараметрах. Перед нами стоит принципиальный вопрос, за счет каких факторов, ресурсов мы сможем обеспечить изменение архитектуры международных отношений и качественные структурные сдвиги.
Экономисты говорят, что в условиях неопределенности единственный способ говорить про будущее — строить сценарии. И на ближайшие три года оптимистичных сценариев не просматривается. Даже если предположить, что нынешняя фаза геополитического противостояния каким-то образом закончится, давление на Российскую Федерацию останется. Так что мы должны готовиться как минимум к трем годам достаточно жестких ограничений.
Спектр сценариев широк, но все они находятся вне пределов компетенций экономистов, основополагающие факторы определяют политики и военные. При этом пришло время отказаться от некоторых традиционных представлений, считает Владимир Сальников:
— В текущей ситуации темпы роста ВВП и валовой показатель уже не должны быть первичной целью. На первый план по важности выходят внутренние изменения. Поэтому от темпов роста ВВП нужно переходить к показателям устойчивости и эффективности экономики. Вместо динамики доходов населения стоит рассматривать показатели дифференциации этих доходов, уровень бедности, медианного дохода и оплаты труда. Но главное, на мой взгляд, — следует перейти от бравурных рапортов к честной оценке реального положения дел и необходимых действий.
В отличие от предыдущих кризисов на этот раз промышленность сама по себе, за счет дозагрузки мощностей, не восстановится. По мнению Владимира Сальникова, необходимо проводить реальную структурную перестройку: «В ее основе должно быть ускоренное развитие в кооперации с дружественными иностранными партнерами собственных компетенций в секторах, обеспечивающих безопасность страны, — энергетике, транспорте, АПК, ОПК, электронике».
С уходом западных компаний ядром структурной перестройки становится поиск новых решений. Директор по экономической политике НИУ ВШЭ Юрий Симачёв полагает, что бессмысленно пытаться, как обычно, все спланировать сверху:
— Надо избавиться от иллюзий, что мы сейчас раздадим деньги компаниям, и все закрутится. Нам предстоит создать много новых направлений в экономике, на это уйдет не год и не два. Для этого нужен специфичный инструментарий. Речь должна идти о «грантах и субсидиях быстрого реагирования». Этот инструментарий наконец-то должен давать бизнесу право на ошибку, на принятие быстрых решений. Да, придется провести некую селекцию, отбросить «проходимцев», оставить предпринимателей с репутационным капиталом. Это нормальный меритократический принцип, которого мы часто избегали.
Без изменения подходов структурную трансформацию провести не получится, уверен Юрий Симачёв. А применять их мешает проблема низкого доверия бизнеса к власти и ее институтам:
— Например, государство часто навязывает бизнесу идеи, связанные с импортозамещением. Потом оказывается, что эти идеи далеки от потребностей самих компаний. Нужно научиться разговаривать с бизнесом и смотреть на проблему снизу.
Надо избавиться от иллюзий, что мы сейчас раздадим деньги компаниям, и все само собой закрутится
Не стоит забывать о направлениях простого импортозамещения, которые, по его словам, «буквально лежат под ногами»:
— В городском хозяйстве есть, например потребность в новом трамвае с более низкой площадкой. Такие модели используются западными странами. Задача понятная, с техническими решениями проблем тоже нет. Это и есть простая инновация, в ее техническую реализацию государству вмешиваться не надо. В этом случае от государства требуются быстрое финансирование и модернизация системы закупок для государственных нужд. Такая публичная сфера может быть мощным структурным драйвером.
О необходимости пересмотра инструментов говорит и Андрей Мисюра. По его мнению, переосмысления требуют форматы господдержки, особенно в части развития высокотехнологичных производств:
— Внедрение технологий без организации взаимодействия всех участников конкретного рынка невозможно. Я не могу сделать качественную технику без микросхемы высокого уровня. Я не могу сделать микросхему, если у меня нет чистого газа и хороших материалов. В свою очередь материалы не сделать без сотрудничества с прикладной наукой.
Нужно переходить от поддержки конкретных отраслей к развитию экосистемы всех участников этого процесса, итожит эксперт. И в составе этих экосистем обязательно должен быть малый и средний бизнес.
* Конференция организована Институтом экономики и управления Уральского федерального университета, Уральским федеральным университетом, АЦ «Эксперт» и журналом «Эксперт-Урал»
