Первый квартал текущего года выдался крайне неудачным для российских банков с точки зрения динамики привлеченных средств. Традиционный январский отток рублевых депозитов населения (на этот раз он составил 460 млрд рублей) к началу апреля все еще не был компенсирован приростами последующих двух месяцев (в марте положительный приток составил символические 20 млрд рублей).
Ну а с валютными вкладами физлиц вообще творилось нечто невообразимое: их отток за первый квартал достиг 7,2 млрд долларов, как легко посчитать на основе открытой статистики ЦБ, в том числе в одном только марте — 4,99 млрд долларов (5,3%). Это максимальный месячный отток средств с валютных депозитов физлиц после кризиса 1998 года. Квартальный же отток можно сопоставить только с бегством от валютных вкладов в кризис 2014 года — тогда в целом за период с марта 2014-го по январь 2015 года депозитная база в инвалюте похудела, с «откатами» в некоторые месяцы, на 10 млрд долларов.
Хуже того, юрлица в марте также сократили свои валютные депозиты в банках на 1,66 млрд долларов (1,6%), частично перекинув их на текущие валютные счета (они выросли на 0,5 млрд долларов), частично конвертировав в рубли для транзакционных надобностей, реализовав вдобавок курсовую премию (доллар подорожал за март против рубля на 16%). В целом по итогам прошедшего месяца валютное рыночное привлечение средств от клиентов сжалось на 6,2 млрд долларов, по итогам квартала — на 2,1 млрд долларов.
С точки зрения долгосрочных трендов дедолларизация пассивов банков — однозначное благо, тем более, что в настоящее время банки сталкиваются с дефицитом инструментов достаточно доходного размещения валютных пассивов (подробнее «Эксперт» разбирал эту коллизию в №12 журнала за нынешний год).
В условиях резко выросшей волатильности ресурсной базы банков ЦБ вынужден был оперативно позаботиться о поддержке ликвидности кредитных организаций. За один только март ЦБ впрыснул в систему короткой ликвидности на 2,39 трлн рублей, в том числе по каналу ломбардного кредитования — 633 млрд рублей. Львиная доля этих средств (1,39 трлн) предсказуемо отошла одиннадцати системно значимым банкам.
Помимо этого с 1 апреля Банк России более чем утроил максимальный совокупный лимит безотзывных кредитных линий (БКЛ) для одиннадцати системно значимых банков, доведя его до пяти триллионов рублей. Одновременно ЦБ принял решение снизить плату за доступ к этому инструменту рефинансовой поддержки крупнейших банков с 0,5% до 0,15% годовых.
Пятьсот миллиардов рублей из этой суммы пришлось на линию Сбербанка, который пролонгировал ее в апреле, более чем удвоив свой лимит, рассказал Reuters финансовый директор крупнейшего российского кредитного института Александр Морозов, подчеркнув, что средства физически не выбираются, а используются как резерв на будущее.
«Речь идет об увеличении лимита БКЛ вследствие значительного роста волатильности на рынках, — уточнил Сбербанк в отдельном комментарии пресс-службы. — У нас достаточный запас ликвидности, и в настоящее время мы не включаем БКЛ в расчет норматива. Для нас БКЛ — резервный инструмент, например, мы ни разу не включали БКЛ в норматив за предыдущий год. Этого не требовалось, но мы имели полную гарантию соблюдения Базельского норматива при любых обстоятельствах».
ЦБ прибег также к ряду регулятивных послаблений для банков, отлично зарекомендовавших себя в кризис 2008–2009 годов. В частности, Банк России предоставил кредитным организациям возможность до 30 сентября 2020 года не увеличивать резервы на возможные потери по ссудам компаниям МСП, если финансовое положение заемщика ухудшилось в связи с распространением коронавирусной инфекции.
Это существенно снизит потребность в дорезервировании, а следовательно, нагрузку на капитал и прибыль. Кризис плохих долгов получает отсрочку и растягивается во времени — аналогично тому, как самоизоляция позволяет сдержать нарастание числа инфицированных и сгладить пиковую нагрузку на больничные койки и врачей.
«Да, банки будут ощущать на себе очень сложные последствия, но они будут третьими в цепочке [пострадавших], — заявил в интервью “Сбербанк.ТВ” глава Сбера Герман Греф. — И этот период времени не тот, когда нужно помогать банкам. Нужно помогать людям, и в первую очередь малым и средним компаниям. На горизонте конец года, при длительном продолжении того сценария, в котором мы сегодня находимся, вполне возможно, целому ряду банков потребуется такая помощь, но это не касается Сбербанка».
Докапитализации со стороны государства банковскому сектору пока не требуется, а на горизонте конца нынешнего и будущего года она, скорее всего, будет небольшой. Стресс-тест российских банков, проведенный ЦМАКП в апреле, показал сравнительно невысокую потребность системы в докапитализации. При весьма суровых модельных вводных стресс-теста (дальнейшая девальвация рубля до 98–100 руб./долл. в 2020–2021 годах, рост уровня плохих долгов на пять процентных пунктов, отток вкладов на 10% за квартал, обесценение бумажных активов на 40%, сжатие рынка МБК на четверть, а портфелей кредитов юрлицам — на 10%) дополнительная потребность в капитале за счет государства не превысит 120 млрд рублей. (это порядка 1% собственных средств банковского сектора).
Правда, эксперты ЦМАКП делают важную оговорку: господдержка капиталов ограничится этой суммой, если шок не выявит крупных дыр в капиталах действующих банков. Если же это произойдет, поддержка вырастает многократно. ЦМАКП оценил ее в 1,6 трлн рублей, но на самом деле цифра может быть любой — скелеты в шкафу не подлежат сколько-нибудь надежной авансовой оценке.
