Несмотря на предпринятые меры, ситуация в Ливане не стабилизируется, а внутреннее напряжение не ослабнет, т.к. страна с августа 2020 г. фактически существует без правительства, а формирование нового кабинета откладывается на неопределенное время в связи с отсутствием партийного консенсуса и продолжающейся борьбой за власть и министерские портфели. Буквально недавно стало известно, что конфликт Саада Харири и Джебрана Басиля, лидера крупнейшей христианской партии страны, привел к отказу последнего принимать участие в будущем коалиционном правительстве, пока С. Харири не откажется от единоличного назначения всех министров. Таким образом, затянувшийся паралич власти, глубоко укоренившееся среди населения недоверие к политическим институтам, угроза новой волны коронавируса даже при условии начала кампании вакцинации с середины февраля, а также отказ во внешней помощи из-за неспособности политиков провести необходимые реформы в стране останутся главными факторами, способными в любой момент создать условия для новых и потенциально более ожесточенных вспышек протестной активности.
«Гегель где-то отмечает, что все великие всемирно-исторические события и личности появляются, так сказать, дважды. Он забыл прибавить: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса», — так писал Карл Маркс в своем знаменитом эссе «18 брюмера Луи Бонапарта» (1852), объясняя причины контрреволюционного переворота во Франции. И эта формула четко укладывается в политические события в Ливане наших дней. Когда 22 октября 2020 г. президент Мишель Аун поручил бывшему премьер-министру Сааду Харири снова занять кресло премьер-министра, заменив подавшего в отставку после взрыва в порту Бейрута Хасана Диаба, трагедия ливанских протестов осени 2019 г. для многих скептиков обернулась фарсом, а победа гражданского общества — сокрушительным поражением. Саад Харири вернулся к власти ровно через год после того, как выполнил требования, звучащие на улицах Ливана, и оставил свой пост. За этот год ситуация в стране ухудшилась настолько, что борьба за свободу уступила место борьбе за выживание, а отчаяние заставило граждан снова выйти на улицы, несмотря на страх перед пандемией и суровыми карательными мерами правоохранительных органов.
Катализаторы протестных настроений
В 2019 г. ухудшение экономического положения населения, недовольство социально-политическими условиями — и в особенности распространением и углублением коррупции на местах, правовая незащищенность части общества и другие примеры сбоя в работе государственной машины уже прочно вошли в повестку граждан с активной политической позицией, но планы правительства ввести налог на разговор по интернету через приложения (например, WhatsApp) в условиях дорогой сотовой связи спровоцировали широкомасштабные протесты — общество потребовало смены правительства и проведения реформ. Правительство сменилось дважды, прежде чем вернулось к исходной точке. Кабинеты «технократов» Хасана Диаба и Мустафы Адиба начинали с популистских лозунгов (борьба с коррупцией, реформы, разоружение шиитских группировок, привлечение внешней помощи и т.д.), но заканчивали тем, что признавали свою неспособность изменить сложившееся положение вещей, что во многом связано со сложной сектарианской системой — выстраиванием сдержек и противовесов между разными религиозными группами, а также со стремлением старых членов политического истеблишмента сохранить власть и влияние на политические процессы. «Мы не преследовали никаких личных амбиций, но те круги, которые находились у власти на протяжении 30 лет, развернули травлю правительства и настроили против него народ», — такое объяснение дал Х. Диаб в своем прощальном обращении к нации, подчеркнув, что неназванные «оппоненты» мешали правительству проводить реформы, усугубляя ситуацию в стране, т.е. сняв с себя ответственность, но, тем не менее, не обличив виновных.
Помимо хронического кризиса во всех сферах общества правящие круги Ливана столкнулись с новым вызовом: государство оказалось не готово противостоять пандемии, защитить свое население или хотя бы привлечь внешнюю помощь, что стало дополнительным поводом для роста протестных настроений. Прибегая к крайним мерам в виде общенациональной изоляции, политики стремились не только сдержать распространение коронавируса и оттянуть коллапс системы здравоохранения, но также использовали ограничительные меры для подавления протестной активности. Учитывая ограниченность ресурсов, неконтролируемый рост числа случаев COVID-19, а также увеличение количества летальных исходов, Межведомственный штаб по борьбе с коронавирусом в Ливане объявил о введении общенационального карантина с 7 января по 1 февраля, в рамках которого с 18:00 до 05:00 действовал комендантский час, а всем предприятиям и общественным местам было приказано приостановить работу. Когда стало очевидно, что принятых мер недостаточно, чтобы остановить новую волну пандемии (т.к. количество новых случаев заражения за сутки превышало 6 тыс., а количество смертей — 70), Совет обороны Ливана с 14 января на 11 дней ввел режим чрезвычайного положения и расширил действие комендантского часа, запретив жителям покидать места проживания без уважительной причины. 22 января было объявлено, что режим круглосуточной самоизоляции продлевается до 08 февраля, что на фоне бездействия властей, отсутствия программы поддержки для малоимущих и сокращения субсидий стало спусковым механизмом для оказавшегося на грани голода населения.
Триполи – «невеста революции» и «мать бедняков»
Задолго до начала пандемии около трети из 6,8 млн жителей Ливана уже проживали за чертой бедности, а из-за разрастающегося экономического кризиса в ноябре 2019 г. Всемирный Банк прогнозировал скачок уровня бедности до 50%. В 2020 г. правительство Ливана последовало примеру других стран и с марта начало вводить карантинные ограничения, тем самым лишив стабильного дохода большую часть населения страны. К маю уровень безработицы достиг 35%. К концу июня резко выросли цены на базовые продукты питания: цена на 900-граммовую буханку частично субсидированного хлеба выросла с 1,5 тыс. фунтов до 2 тыс., тогда как обменный курс на черном рынке достиг 9 тыс. фунтов за доллар — с октября 2019 г. национальная валюта потеряла до 80% своей стоимости, а в июле 2020 г. Ливан стал первой ближневосточной страной, экономика которой попала в спираль гиперинфляции — за один месяц ливанский фунт потерял почти 60% своей стоимости на черном рынке. Согласно недавнему исследованию гуманитарной организации CARE, после инфляции ливанского фунта, уровень которой в ноябре 2020 г. достиг рекордных 553%, около 94% населения Ливана стали получать зарплату ниже минимального прожиточного минимума.
Если учитывать описанную выше экономическую ситуацию и ухудшающиеся условия жизни людей, становится очевидным, почему именно жители Триполи — второго по величине города Ливана (ок. 230 тыс. человек), столицы мухафазы Северный Ливан, а также одного из самых бедных городов страны — наиболее остро восприняли новость о продлении 24-часового комендантского часа с 22 января. Еще в апреле прошлого года Триполи и Бейрут возглавили «голодные протесты» после введения в Ливане первого карантина 16 марта: сначала на улице раздавались лозунги «Лучше умрем от вируса, чем от голода», но затем риторика стала жестче в ответ на попытки правительства не оказать помощь, а подавить выступление недовольных: «Государство оставило нам только такой выбор: либо мы умрем от голода, либо от болезни... Давайте, по крайней мере, умрем, протестуя». После взрыва в порту Бейрута 4 августа 2020 г. и избрания Саада Харири новым премьер-министром протестная активность спала — начался период долгих карантинных ограничений. Еще в апреле Министерство социальных дел Ливана объявило о запуске программы помощи нуждающимся и обязалось единовременно выплатить 400 тыс. ливанских фунтов (на тот момент около 140 долл. по рыночному курсу) примерно 187,5 тыс. малообеспеченных семей. Такие же выплаты на ежемесячной основе производились во время последующих локдаунов, но несмотря на то, что с учетом инфляции на данный момент 400 тыс. фунтов составляют всего 50 долл., во время последнего закрытия страны материальная помощь, которая должна была поддержать порядка 230 тыс. семей, так и не поступила. Объясняя новую волну протестов, и.о. министра социальных дел Рамзи аль-Мушаррафия в интервью для ливанского телеканала «Аль-Джадид» подтвердил, что на данный момент только 25% ливанцев не нуждаются в помощи, а если говорить о Триполи, то, по словам Чади Начабе, члена местного муниципального совета, уровень бедности в городе составляет порядка 70%. Этим и объясняется провозглашение города «матерью бедняков» и «невестой революции».
Помимо экономических показателей, для объяснения концентрации протестных настроений в Триполи необходимо также учитывать тот факт, что в стране до сих пор сохраняется т.н. система «клиентелизма» — жители городов зависят от помощи местных лидеров религиозных и политических партий, которые способны предоставить своим сторонникам социальную защиту и необходимые ресурсы. В качестве примера можно привести южные регионы Ливана, где сконцентрировалось преимущественно шиитское население — оно проявляет сравнительно меньшую протестную активность благодаря тому, что партия «Хезболла» поддерживает работу школ и больниц, предоставляет кредиты, платит бойцам и сотрудникам своих учреждениях зарплату в долларах США и раздает бедным топливо для отопления. Что же касается Триполи, то суннитские лидеры дистанцировались от проблем населения, ограничившись впоследствии осуждениями в адрес протестующих.
Таким образом, столкнувшись с ухудшающимися условиями и отсутствием перспектив, 25 января жители вышли на улицы Триполи, требуя отменить карантинные ограничения и поддержать тысячи обедневших семей. Начавшаяся тогда «неделя гнева» повлекла за собой типичные для ливанских протестов столкновения между разгневанными демонстрантами и силами безопасности, которые, согласно отчету организации «Amnesty International», применяли для разгона толпы резиновые пули, гранаты со слезоточивым газом и гранатометы. Все это привело к гибели одного из протестующих и ранению нескольких сотен других. В свою очередь демонстранты 27 января использовали против военных камни и боевые гранаты, в результате чего девять человек получили тяжелые ранения, а на следующий день было предано огню здание мэрии. Согласно заявлениям Главного управления внутренней безопасности Ливана, за неделю протестов в Триполи демонстранты использовали против полиции 16 боевых гранат и 600 бутылок с зажигательной смесью, тогда как, по данным ливанского Красного Креста, ранения различной степени тяжести получили свыше 400 человек, в том числе 70 детей. В последние дни волнений отмечались вспышки протестной активности и в других городах Ливана — люди выходили на улицу с призывом освободить задержанных в Триполи, но уже 29 января патрули ливанской армии взяли под контроль центр Триполи и пресекли беспорядки, что фактически подавило протест.
Следствия и перспективы
Какова же была реакция власти на случившееся? Публичные сообщения в Twitter-аккаунте Саада Харири, опубликованные 29 января, стали символом того, что представители властных структур все еще не готовы взять на себя ответственность и приступить к диалогу с протестующими, хотя справедливо и то, что протестующие не способны предложить власти ничего другого, кроме абстрактных требований и разрушений, целью которых было привлечь внимание к ситуации. В них сказано: «То, что произошло сегодня вечером в городе Триполи, является организованным преступлением, ответственность за которое несут все, кто сговорился подорвать стабильность города, сжечь его учреждения и муниципалитет и оккупировать его улицы. Те, кто поджег Триполи, являются преступниками, которые не принадлежат городу и его жителям — они нанесли удар по его безопасности и достоинству…». Тогда как и.о. премьер-министра Хасан Диаб несколькими днями ранее подчеркнул, что «правительство не формируется и не разрушается с помощью горящих покрышек, блокирования дорог и нападений на государственные учреждения, силы внутренней безопасности и ливанскую армию», поэтому Триполи и любой другой город Ливана не может быть «горящим почтовым ящиком» для передачи политического послания.
Пытаясь ответить на требования улицы, власти обещали возобновить распределение материальной помощи среди наиболее пострадавших от пандемии ливанцев, а также объявили о поэтапном ослаблении коронавирусных ограничений с 08.02: на первом этапе откроются супермаркеты и минимаркеты, а также производства, связанные с сельским хозяйством, скотоводством, птицеводством и производством молочных продуктов. Банкам будет разрешено работать на 20% мощности, но тем, кто захочет покинуть свои дома, нужно будет подать заявку на разрешение на доступных электронных платформах. Решение о переходе на следующий этап «открытия» страны будет принято через 15 дней в соответствии с эпидемической ситуацией.
Однако, несмотря на предпринятые меры, ситуация в Ливане не стабилизируется, а внутреннее напряжение не ослабнет, т.к. страна с августа 2020 г. фактически существует без правительства, а формирование нового кабинета откладывается на неопределенное время в связи с отсутствием партийного консенсуса и продолжающейся борьбой за власть и министерские портфели. Буквально недавно стало известно, что конфликт Саада Харири и Джебрана Басиля, лидера крупнейшей христианской партии страны, привел к отказу последнего принимать участие в будущем коалиционном правительстве, пока С. Харири не откажется от единоличного назначения всех министров. Таким образом, затянувшийся паралич власти, глубоко укоренившееся среди населения недоверие к политическим институтам, угроза новой волны коронавируса даже при условии начала кампании вакцинации с середины февраля, а также отказ во внешней помощи из-за неспособности политиков провести необходимые реформы в стране останутся главными факторами, способными в любой момент создать условия для новых и потенциально более ожесточенных вспышек протестной активности.
