После состоявшейся в четверг четырёхчасовой встречи президентов Владимира Путина и Александра Лукашенко у высших чиновников Союза России и Беларуси (СРБ) поменялась терминология. Если с 1999 года, когда была принята «Программа действий Республики Беларусь и Российской Федерации по реализации положений договора о создании Союзного государства», и до сего дня интеграционные проекты СРБ именовались «дорожными картами», то в четверг госсекретарь СРБ Дмитрий Мезенцев говорил уже о «союзных программах» — что называется, почувствуйте разницу.
Эксперты, однако, не уверены, что за новая терминология отражает реальное ускорение интеграционных процессов.
Беларусь поспешает не торопясь
Процесс интеграции в рамках созданного 21 год назад государства движется, как описал его в четверг президент РБ Александр Лукашенко, «потихоньку». Следует заметить, что неспешность эта вызвана целиком и полностью позицией самого Лукашенко: если на внешнем периметре две страны ощущают себя в одной лодке, то в отношении союзных дел такой определённости такого не скажешь. Позиция Москвы последовательно направлена на все более глубокую интеграцию; Минск же, что называется, бросает то в жар, то в холод.
Эти перепады настроения белорусского руководства очень четко совпадают с переговорами о продлении поставок российской нефти на белорусские НПЗ. В «холодных» фазах Лукашенко позволял себе такие высказывания в отношении единственного союзника, что и лидеры стран НАТО постеснялись бы. А надо помнить, что помимо цен на энергоносители ложку дегтя в бочку братского единства добавляет также разное понимание налоговой и таможенной политики.
Лакмусовой бумажкой подлинности любого союза служит ведение совместного хозяйства. Так вот, в отношениях России и Беларуси его размеры — если под таковым подразумевать именно «союзные» проекты — минимальны. На 2021 год бюджет СРБ составляет чуть более 4 млрд российских рублей (от России — 2,850 млрд рублей, от Беларуси — 1,534 млрд). Это бюджет среднего по размерам областного центра, но никак не государственного объединения с общим населением 155 млн человек. Но при этом в 2020 году Беларусь заняла третье место (28,5 млрд долларов) среди внешнеторговых партнеров России, уступив только Китаю (104 млрд долларов) и ФРГ (42 млрд долларов) и оттеснив на четвертое место Нидерланды. Республика получает из России 85% всех энергоресурсов, в рамках ЕАЭС работают 50 российско-белорусских промышленных объектов, а на территории РБ зарегистрировано более 2200 российских компаний.
Это говорит о том, что экономическая интеграция двух стран намного опережает политическое оформление их реальных отношений. И если между РФ и РБ до осени не случится очередных обострений, то обеим сторонам, возможно удастся, наконец, формализовать проделанную работу, документально зафиксировав новый этап интеграции.
Торг уместен. Наднациональные органы — нет
Углубление интеграции России и Беларуси происходит по количественным критериям, но это количество никак не генерирует качественный скачок, констатирует доцент МГИМО Евгений Коктыш.
«Ожидания того, что еще шаг, другой — и Россия с Беларусью сольются в некое подобие единого государства, или хотя бы перейдут к отношениям, подобным тем, которые существуют между странами ЕС, обманчивы, — считает он. — Людей вводит в заблуждение слово «Союз» — по привычке они проводят аналогию с Советским Союзом, который был единым государством. Союзное же государство РФ и РБ — это по большей части фикция, и таковой оно будет оставаться, потому что ни одна из 30 интеграционных программ не предусматривает передачи какой-то части суверенитета наднациональным органам».
Справедливости ради надо признать, что отсутствие даже в планах намерения придать СРБ международную правосубъектность никоим образом не отражается на экономическом и социальном самочувствии граждан обеих стран. С 2001 года, когда белорусы и россияне получили, если можно так выразиться, «безбарьерную среду», они ощущают себя в обоих государствах гораздо комфортнее, чем жители разных стран Евросоюза.
«Не надо поддаваться магии слов и воспринимать словосочетание «Союз России и Беларуси» как надгосударственное явление, — говорит Коктыш. — Это типичное межгосударственное объединение, где не существует ни одного органа, который имел бы полномочия принимать решения, обязательные для его отдельных членов. Секретариат Союзного государства — сугубо исполнительный орган, не обладающий правом инициативы. Союзный парламент — межпарламентская комиссия, состоящая из депутатов двух национальных парламентов. Я не понимаю, как подобное объединение вообще могло получить название государства — разве что авансом».
Отметим, что в марте 2020 года Россия предложила Минску создать сразу 12 наднациональных органов: единый эмиссионный центр, счетную палату, суд, таможенный орган, орган по учету собственности Союзного государства, налоговый и антимонопольный органы, единые регуляторы в области транспорта, промышленности, сельского хозяйства, связи, рынков газа, нефти и электроэнергии. Это была бы 31-я «дорожная карта», но о ней в четверг президенты даже не упоминали — в Минске сегодня такие варианты не обсуждаются даже гипотетически.
Поэтому — по крайней мере, пока — речь может идти исключительно об унификации экономической практики в тех отраслях, где еще сохраняются ограничения для свободной предпринимательской деятельности. Например, в Беларуси вести личные подсобные хозяйства, заниматься производством, переработкой и реализацией сельскохозяйственной продукции, сдавать жилье в коммерческий найм, ремонтировать одежду, часы и мебель, настраивать музыкальные инструменты, оказывать бытовые услуги и заниматься прочим ремесленничеством имеют право только граждане РБ.
«Конечно, объединение РФ и РБ, если говорить о нем в корпоративных терминах, сделает Россию мажоритарием, — констатирует Коктыш. — Но и у белорусского «миноритария» есть свои конкурентные преимущества — например, в IT-секторе. Кроме того, унификация экономического пространства по закону сообщающихся сосудов улучшит деловой климат в Беларуси — говорить об инвестиционной привлекательности этой страны вне связки с Россией после августа 2020 года просто смешно. В текущей ситуации Беларусь выигрывает от углубления экономической интеграции даже больше, чем Россия».
Но с учетом огромной разницы весовых категорий двух стран, тонкая настройка законодательств таким образом, чтобы Россия просто не поглотила Беларусь, представляет собой ювелирную по сложности работу. А такая работа быстро не делается, говорит Коктыш.
Самой сложной темой для унификации остаются налоги, поскольку механическое приведение ставок к общему знаменателю приведет к их повышению для граждан той страны, где налоги ниже, считает эксперт. Например, самозанятые в России платят налог на профессиональный доход в размере 4—6%, а в Беларуси он составляет 13%. Невозможно просто привести их к среднему арифметическому, указывает Коктыш. Обе стороны вынуждены идти на взаимные уступки в разных областях, но эти уступки были и будут очень взвешенными.
«В целом же завышенные ожидания от переговоров Лукашенко и Путина вызваны их политическим значением и информационным фоном, — убеждён Коктыш. — Но если этот фон выключить, то окажется, что никаких драматических перемен завершение подготовки союзных программ не принесет. Лукашенко ничуть не хуже Путина умеет торговаться, и даже после полугода протестов он не стал более сговорчивым переговорщиком. Как бы ни хотелось кому-то в России, Александр Григорьевич не допустит поглощения своей страны под флагом интеграции».
Завтра будет так же, как вчера
Интеграция России и Беларуси — процесс в высокой степени обоюдоострый и несущий риски для обоих его участников. Именно поэтому несмотря на громкие политические заявления реальная скорость сближения не впечатляет, поясняет эксперт Российского института политических исследований и Центра украинских и белорусских исследований МГУ Олег Неменский.
«Белоруссия очень жестко противится любым попыткам ускорить этот процесс — в Минске предвидят, что экономическое взаимопроникновение неизбежно потребует через какое-то время политического объединения. А в белорусском обществе — и в про-лукашенковской его части, и тем более в анти-лукашенковской — запроса на подобную перспективу нет, — уверен Неменский. — Поэтому после нынешней встречи президентов кардинально в двусторонних отношениях ничего не изменится, и вряд ли что-то поменяется и в обозримом будущем».
Причина черепашьего темпа интеграционных процессов ещё и в том, что если осенью 2020 года «коллективный Лукашенко» смотрел на Россию как на возможный последний рубеж обороны в противостоянии с оппозицией, то к весне 2021-го белорусские элиты вполне оправились от шока. Как следствие, их мотивация делать уступки Москве в обмен на военно-полицейскую поддержку серьезно поблекла. Даже те 30 союзных программ, которые так рекламируют Минск и Москва, не предполагают полного открытия белорусской экономики для российского капитала.
«Белорусы сегодня не видят в российской экономической модели пример для подражания, — считает Неменский. — Можно спорить, насколько белорусская модель экономики эффективнее или не эффективнее российской, но белорусское государство просто за счет меньших размеров страны имеет возможность проводить программы социальной поддержки, которыми пользуются даже политические противники режима. Белорусы справедливо опасаются, что российский капитал, если он получит у них в стране те же права, что в России, не будет столь же трепетно поддерживать социальное равенство, которое в Беларуси при всех оговорках соблюдается тщательнее, чем у соседей», — говорит Неменский.
В целом же процесс интеграции России и Беларуси вызывает аналогии с теорией относительности Эйнштейна, согласно которой по мере приближения движущегося объекта к скорости света его локальное время замедляется и поэтому субъективно он не достигнет этой скорости никогда. То же самое происходит и с процессом сближения двух стран: чем меньше шагов остается сделать до его завершения, тем больше времени занимает каждый шаг. Количество согласованных «дорожных карт» — 28 — звучало в Минске еще в сентябре 2020 года. И теперь, полгода спустя, поменяв название на «союзные программы», оно так же значится на циферблате, отсчитывающем время до превращения Союзного государства из словосочетания в реальный субъект.
