Пандемия выгнала большую часть гастарбайтеров-мигрантов из России домой, и возвращаться они не спешат. И несётся великий стон по Руси: «Да на кого ж вы нас покинули?»
Тут-то, окинув взглядом не так чтобы густо заселенное пространство, чиновники с умелой подачи жаждущих дешевых рабочих рук работодателей и воскликнули: «Да вот же зеки есть! Пусть они и работают!».
А прогрессивная общественность немедленно отреагировала вопросом: это что же, новый ГУЛАГ будет?
Потребность в рабочих руках гастарбайтеров размазана по российской экономике неравномерно. Скажем, в IT- она минимальна, а вот в стройкомплексе доходит до 80%. И именно из стройкомплекса в этом году чаще всего раздаются голоса о надобности как-то кем-то заменить разъехавшихся по домам ровшанов и джамшутов.
И, конечно же, зеки — первое, что в таком случае приходит на ум. Ведь в СССР был опыт использования труда заключенных, а мы теперь если и не все, то многое, связанное с СССР, переосмысливаем в сторону если не прославления, то реабилитации.
Уже доводилось видеть опубликованные на ресурсе государственного информагентства материалы, живописующие (трудно найти другое слово) работу ГУЛАГА. Мол, конечно, бывшим барам да интеллигентам после московских и петербургских гостиных там было несладко, а вот простому люду — самое оно. И регулярное питание, и кров, и обучение рабочим специальностям, и даже приличная зарплата, в общем, картина маслом на зависть Максиму Горькому, отправившемуся, помнится, делать заведомо восторженный очерк о сладкой жизни зеков — строителей Беломорканала.
Конечно, подоспели и заявления официальных лиц о том, что, мол, работа заключенных — это будет никакой не новый ГУЛАГ. Работать будет выгодно для самих же зеков, труд поможет им социализироваться и встать на путь исправления. Даже бизнес-омбудсмен Борис Титов идею в целом поддержал, хотя и с оговоркой — «если к процессу подойдут с гуманистической и рационально-коммерческой точек зрения», не превратив в новый ГУЛАГ.
Главное — зафиксировать в голове это «если». Потому что глава Федеральной службы исполнения наказаний Александр Калашников уже говорил о создании «исправительных центров на крупных стройках, на крупных объектах», о высокой зарплате и жизни в общежитиях.
Кстати, правовая база для такого развития событий уже готова. В начале года вступили в силу поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, которые позволяют создавать участки исправительных центров и колоний-поселений на территории различных предприятий. (До этого их можно было создавать только на территории самих колоний.) Такие участки предполагают, в частности, более «либеральный» режим пребывания: можно будет — хотя надзор и сохранится — видеться с семьей, можно — с разрешения начальства — ходить в магазин, лечиться не в тюремных больницах и т.д. В общем, нечто среднее, на мой взгляд, между ГУЛАГом в версии Максима Горького и аракчеевскими военными поселениями.
Теперь к цифрам. Как все это будет выглядеть, выраженное в «человеческом материале»? Поскольку режим содержания у осужденных разный, то на такие исправительные работы вне колоний можно будет перевести, по подсчетам Минюста, около 180 тыс. человек из примерно 477 тыс., ныне отбывающих срок в местах лишения свободы. 370 тыс. из них отбывают срок в колониях (самый низкий показатель за все постсоветское время). Кстати, работать в колониях по желанию можно и сейчас, но вот только рабочих мест внутри системы ФСИН имеется всего около 8 тыс.
В 2019 году в стране, по некоторым оценкам, в России пребывало до 12 млн мигрантов, подавляющее число которых приехали сюда именно работать. В последние годы численность «гостевой» рабсилы колебалась между 9 и 12 млн. Однако из-за пандемии она упала почти вдвое — до 6,3 млн человек.
То есть, предполагаемое число «зеков-гастарбайтеров», как видим, не идет ни в какое сравнение с числом гастарбайтеров приезжих. Капля в море. Но, может быть, это только пока? Потерю гастарбайтеров механически никак не возместить зеками, разве что начать сажать резко больше. Лиха беда начало…
Минюст, кстати, уже планирует сократить число содержащихся в колониях и колониях поселениях — и как раз за счет резкого увеличения числа тех, кто будет отбывать срок в исправительных или трудовых лагерях. Так что принципиальное решение в пользу реинкарнации ГУЛАГа в некоей «мягкой форме», скрещенного с государственно-капиталистической экономикой, получается, уже принято.
Лоббистское давление со стороны работодателей, между тем, понятно. Неистребимое желание получить как можно больше дешевых рабочих рук уже привело и к ослаблению на практике санитарно-эпидемиологических мер, и к возобновлению воздушного и наземного сообщения со странами — основными поставщиками «гостевой» рабочей силы.
То, с какой легкостью и охотой наши чиновники заговорили о массовом использовании труда заключенных, настораживает. Не получится ли так, что именно это направление получит приоритет — пусть частичный — перед амбициозными, но сложно осуществимыми целями, по созданию 25 млн высококвалифицированных рабочих мест? Не усилит это настроения в пользу использования относительно дешевой рабсилы вместо инвестиций в механизацию, автоматизацию и повышения оплаты труда?
Труд заключенных, что бы там ни говорили нынче адепты ГУЛАГа 2.0, это все же не вполне свободный труд. Его массовое использование будет объективно подрывать попытки повышения стандартов на рынке рабочей силы. Это будет такой же демпинг, каковым является массовое использование труда гастарбайтеров, тоже ведущее к деградации стандартов рынка труда, искажению ценовых и зарплатных пропорций на нем. Демпинг в части стоимости рабочей силы будет, кроме того, означать сползание на путь экстенсивного развития, по которому шла десятилетиями советская экономика. И зашла в тупик.
Труд заключенных никогда не будет оплачиваться в той же мере, как труд свободных людей. Производительность их труда тоже будет заведомо ниже (это все же труд из-под палки), а издержки на содержание тех же исправительных лагерей будут заложены в стоимость продукции. Зеки-работники никогда не смогут постоять за свои права (у нас и свободные-то работники за них не очень готовы стоять, но право такое у них все же есть). Никакие жалобы со стороны работников-зеков ни в трудовые инспекции, ни куда бы то ни было еще невозможны, потому что руководство найдет, чем их прижать и как отомстить. Потому как куда ты денешься с подводной лодки, в смысле — из исправительного лагеря.
Коммерциализация труда заключенных может привести к росту коррупции в рядах самой ФСИН. Врастание в нашу своеобразную рыночную экономику и так уже не во всем пошло ей на пользу: сколько бывших начальников с разных уровней этого ведомства уже сами отправились в места не столь отдаленные. И если до сих пор начальники колоний не смогли побороть такое явление, как «подпольные колл-центры», то почему они смогут справиться с новыми искушениями, когда встанет вопрос о массовом использовании труда заключенных и соответствующих «жирных контрактах» с потенциальными работодателями?
Ну и, наконец, сам факт того, что на место «капризного» свободного работника можно будет легко взять либо полу-бесправного и дешевого гастарбайтера, либо еще более бесправного и еще более дешевого зека-работника, поставит этого пока еще свободного работника в ситуацию, когда он сам окажется уже не вполне свободен в своем поведении и выборе, и будет вынужден ориентироваться все более деградирующие условия на рынке труда.
А выступить против этих условий он уже тоже не особо сможет. Потому как если будет много выступать, то сам рискует оказаться в положении обитателя лагеря для «трудового перевоспитания». Ведь стране нужно будет все больше именно таких смирных, все более дешевых во всех смыслах работников.
