Согласно указу, будет составлен список компаний, которые бойкотируют нефтегазовую отрасль, ограничивают с ней свое взаимодействие, стремятся нанести ей ущерб и «наказать» за инвестиции в нее. Фигурантам списка будет направлено извещение с предупреждением о последствиях нерыночного поведения. На «исправление» им предоставят 60 дней.
Компании, не отреагировавшие на предупреждение администрации штата, попадут в другой список, который будет направляться в пенсионные фонды Техаса, которые, получив этот список, обязаны будут продать принадлежащие им пакеты акций в таких компаниях в течение 360 дней (половину пакета — в первые 180 дней). Обновляться список будет ежегодно.
Этот указ Грэг Эббот подписал 14 июня, а ранее (18 мая) он подписал другой «антизеленый» закон, запрещающий дискриминационные ограничения электрогенерации и надбавки к тарифам на энергию, произведенную из отдельных видов энергоресурсов. В законе нигде впрямую не говорится о нефтегазовой и угольной генерации, но всем очевидно, что таким образом Техас отвечает Калифорнии, которая ввела ограничения на газоснабжение в новых домах в пользу альтернативной генерации.
Эббота поддержал глава Железнодорожной комиссии Техаса (регулятор нефтяной и газовой промышленности) Уэйн Кристиан, который отметил, что распространение принципов ESG-инвестирования является «атакой по всем фронтам на энергетическую независимость» США. А отказ от ископаемых топлив будет иметь значительные негативные последствия для экономики и бюджета Техаса.
Техас — нефтегазовое сердце США, нефть здесь добывают с 1926 года, накопленный объем добычи превышает 3 млрд т. Это подталкивает к мысли, что действия администрации Техаса носят местечковый характер и помешать глобальному «зеленому» тренду они не могут. Тем более тренд этот поддерживает администрация Байдена. Однако наблюдатели, знакомые с принципами формирования современной фондовой модели роста мировой экономики, понимают всю серьезность ситуации.
В основе беспрецедентного скачка фондовых операций в нулевых годах лежат именно пенсионные и страховые обязательства (самые длинные и самые консервативные деньги). В 1999 году США отменили закон Гласса-Стигалла, запрещавший финансовым организациям совмещать функции коммерческого и инвестиционного банка. А в 2000 году был снят запрет на участие пенсионных фондов в высокорискованных биржевых операциях.
Огромный денежный «навес», сохранявший консервативные (меньше, но гарантировано) инвестподходы, буквально обрушился на фондовый рынок. Результатом стал кратный рост биржевых торгов вторичными обязательствами, чисто гипотетически связанный с реальным мировым товарооборотом. Рынок стал зависеть не от спроса и предложения товаров (нефти, железа, меди, пшеницы), а от спроса и предложения денег.
Глобальный рынок превратился в глобальное казино. Финансовые спекулянты стали ключевыми игроками, а информационные ресурсы по своему потенциалу превзошли товарные. Если говорить конкретно о нефтяном рынке, то торги так называемой «бумажной нефтью» сегодня занимают 98-99% рынка, а объемы физической нефти не превышают 2% в периоде. Пропорция мало чем отличается от других товарных групп.
Ставки на выигрыш в казино определяются не трезвым расчетом, а алчностью игроков. За исключением хозяев казино (регулирующих фондовый рынок организаций). Движение мировых инвестиционных потоков стало подчиняться прогнозам, стратегиям роста и презентациям. Проще говоря, обещаниям, слухам и хайпу. То, что принято называть поведенческой экономикой.
Как работает поведенческая экономика, демонстрирует феномен Илона Маска. Операционно Tesla убыточна, а ее капитализация постоянно растет. Главное не рост прибыли, а рост обещаний прибыли. На принципах поведенческой экономики был выстроен сланцевый феномен, отрасль росла за счет разгона информационного хайпа о будущих сверхтехнологиях и фондового разогрева ожиданий дивидендов на фоне цен на нефть в 100-140 долл./барр.
На этих же принципах построен феномен «зеленой энергетики». Нет ни одной научно обоснованной теории антропогенной природы глобального потепления (в основе хайпа невесть откуда появившаяся книга Альберта Гора), но новый мировой порядок уже формируется. Нет ни одной экономически обоснованной модели создания «зеленой энергетики», но уже идет создание новой инвестиционной модели.
Реализуется «зеленый» проект политическими (административно-командными) методами. Примером тому вынужденная продажа компанией Shell своих углеводородных проектов по решению суда Гааги и введение нового глобального налога на ресурсные компании и страны.
ESG-инвестирование показывает минимальную (отрицательную — с учетом инфляции) доходность. Серьезным наблюдателям понятно, что без нового глобального налога «зеленый» проект экономически несостоятелен, что без углеводородов мировой энергобаланс не складывается, а рост мировой экономики невозможен. По прогнозу Международного энергетического агентства (IEA), к 2040 г. углеводороды в мировом энергобалансе будут занимать 73% (сейчас — 80%).
Отсюда астеническая фрустрация экспертного сообщества — зачем и кому нужен «зеленый» проект, если органически он не реализуем (противоречит законам физики, химии и экономики). Правильно поставленный вопрос звучит так: про что «зеленый» проект? А ответ на него: «зеленый» проект про реконфигурацию мировой энергетики в частности и мировой экономики в целом.
Все темы «зеленого» тренда (глобальное потепление, карбоновый след, новый налог) завязаны на углеводороды. Изменений тут нет никаких. В конечном итоге, речь идет не об отказе от углеводородной энергетики, а об изменении энергобаланса, географии поставок, способов аккумуляции энергии и финансового интерфейса энергорынка (механизм капитализации, система сбережений, принципы инвестирования).
Иными словами, речь идет об изменении принципов распределения мировой природной ренты в пользу регулятора финансовых потоков. То, что американский экономист, нобелевский лауреат, Иосиф Стиглиц назвал перераспределением мировой экономической власти.
Видим мы этот процесс как создание новых рыночных ниш и политических конфигураций, включая силовые. Что неудивительно, так как предыдущие реконфигурации мировой энергетики и мировой экономики всегда происходили в форме мировых войн. Сегодня (в условиях ядерного паритета) мировая война невозможна, поэтому миру предлагают глобальную «сказку» про бескарбоновое будущее, противовесом которой глобальная катастрофа.
«Зеленый» проект не про экологию. Он про создание нового емкого рынка в довесок к прежнему. Он про необходимость наполнения фондового пузыря новыми (пусть виртуальными) активами. Он про новую кредитно-денежную модель мира. Он про сохранение за энергодефицитными экономиками Запада прав на распоряжение мировыми сбережениями и регулирование глобальных инвестиционных потоков.
Будущее не просто поставлено на кон, оно несколько раз заложено и перезаложено. Если «зеленый» проект состоится, то цена углеводородов за пределами 100 долларов не будет беспокоить страны Запада (свою долю они с этого получат). А если не состоится, то обанкроченными окажутся не просто фондовые спекулянты, а пенсионные и страховые фонды, в инфляционном огне сгорят все мировые сбережения.
Из-за глобальной финансовой игры в виртуальную прибыль идет хроническое недоинвестирование реального сектора экономики, как сырьевого, так и производящего. Если говорить конкретно про нефтедобычу, то последние 20 лет диспропорция (разрыв) между вложенными в отрасль деньгами и приростом реальных запасов нарастает.
Эффективность инвестиций падает. Причины две: санкционное (политическое) регулирование мировых финансовых потоков и табу на вложения в нефтегазовую отрасль. Отрасль требует качественного инвестиционного скачка, в противном случае она просто не сможет обеспечить свою долю в мировом энергобалансе.
Именно об этом указ губернатора Техаса. Это предупреждение администрации Байдена.
