7 вопросов о мировой информационной войне

Игорь Серебряный
корреспондент Expert.ru
30 июля 2021, 23:30

декану факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ Андрею Быстрицкому

ВШЭ
Андрей Быстрицкий, декан факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ

1. На этой неделе президент США Джо Байден назвал Россию страной, у которой ничего нет, кроме нефти и ядерных ракет. А пару дней спустя главком британских ВВС назвал Россию и Китай главной угрозой Западу в космической гонке. Здесь есть какая-то нелогичность: с одной стороны, на Россию показывают, используя выражение Маргарет Тетчер, как на «Верхнюю Вольту с ракетами», с другой — рисуют ее как глобальную силу. Как в головах западных политиков совмещаются эти несовместимые вещи?

— Методологически нельзя говорить про Запад как какую-то единую сущность. Он состоит из очень разных людей с очень разным восприятием. Есть предвзятые люди, есть непредвзятые, относящиеся к России доброжелательно, или, по крайней мере, рационально. Вместе с тем, конечно, есть и некий мейнстрим, особенно на левом фланге — в США это ориентированные на демпартию CNN, Fox, New York Times, которые даже СМИ сложно назвать — это пропагандистские инструменты демократов. Опасность в том, что элиты, которые в современном мире раздулись до миллионов людей, очень чувствительны к пропаганде собственных медиа. И для части западных элит эти медиа, которые ими же и проплачиваются, являются источником дезинформации. Из этого замкнутого круга очень сложно выбраться.

2. В Евросоюзе контрпропаганда поставлена на официальные рельсы: работают как правительственные, так и «независимые» агентства по борьбе с «российской дезинформацией». Как инструмент контрпропаганды, они нацелены в основном на европейскую аудиторию. Не получается ли так, что они, вольно или невольно, не столько борются с дезинформацией, сколько сами дезинформируют собственных заказчиков?

— Конечно. Они ведь вольно или невольно стараются угадать желания своих заказчиков и угодить им. Есть такое неопределенное понятие как «общественное мнение», а это мнение к России относится не слишком доброжелательно. Поэтому не надо искать какую-то логику в заявлениях западных политиков. Они являются жертвами собственной пропаганды, эффективность которой тем выше, чем больше ей удается запутать людей, в том числе в элитах, дать им противоречивые импульсы. Сочетание несочетаемого — образа России как страны мрачных агрессивных вечно пьяных людей и тут же как страны супер-хакеров и супероружия — как раз и достигает такой цели.

3. То есть, классическая ситуация, когда «хвост виляет собакой»: люди, нанятые политиками для того, чтобы помогать принимать взвешенные решения, снабжают тех информацией, которая выгодна самим этим людям — чтобы сохранить финансирование, поднять собственный статус и т.д.

— Именно так. И это, справедливости ради, касается не только западных политических элит. Сознательную дезинформация своего руководства беззастенчиво применяют во многих крупных компаниях и международных организациях. А какой самый лучший способ заставить руководство прислушаться к тебе? Сообщить об угрозе. При этом не важно, какая это угроза — российской военной агрессии, вмешательство в выборы, нашествие саранчи, приближение тайфуна, а в последние полтора года такой темой стал коронавирус. Пандемия показала, что ее немедленно превратили в оружие информационной войны, хотя многие наивно верили, что общая угроза, напротив, сплотит человечество. Например, для всех уже очевидно, что российская вакцина Спутник V как минимум работоспособна — но Запад бесконечно затягивает ее признание.

4. Одно время слово «пропагандист» стало едва ли не ругательным в медийной среде. На журфаках советского времени прессу официально именовали СМИП, а затем букву П убрали. Слово «пропаганда» осталось только в названии отделений ГИБДД. Возвращается ли сегодня (с обеих сторон идеологической баррикады) понимание, что «кто владеет информацией, тот владеет миром», и что пропаганда — такая же естественная часть национальной обороны, как вооруженные силы?

— Дело в том, что пропаганда — это способ сплочения национальной элиты вокруг образа врага по древнему принципу «кто не с нами, тот против нас». Кроме того, внешние угрозы — это идеальный способ перевести стрелки с внутренних проблем общества, отвести глаза, затушевать внутренние противоречия. Этому и служит создание ложной, злокачественной картины мира. Тот же Байден, поливая Россию грязью, думает о России в последнюю очередь. Он о промежуточных выборах в Конгресс думает. Он ведь никаких фактов о, скажем, вмешательстве России в американские выборы не приводит.

5. Политтехнологии, пропагандистские приемы — они ведь, как и космические технологии, одинаковые, независимо оттого, в чьих руках находятся. Соответственно, всё, о чем вы говорите, полностью применимо и к российской пропаганде, как на внутреннюю аудиторию, так и на международную.

— Все-таки разница есть. С точки зрения «громкости гудка» российская пропаганда на зарубежную аудиторию слабее просто по ресурсам. Для России это не столько инструмент продавливания в мире своих мессианских принципов (как американцы, которые совершенно искренне убеждены в своей непогрешимости), сколько способ объяснить позицию Москвы по тем или иным вопросам. Тональность российской пропаганды — как, к слову, и китайской — разъясняющая, а не предписывающая, как другие должны себя вести. В российской пропаганде меньше доля прямолинейной манипулятивности, чем в западной.

6. Кто тогда является целевой аудиторией российской пропаганды на за рубеж (RT, Sputnik, «Голос России») и каковы критерии оценки ее эффективности/неэффективности? Стоит ли овчинка выделки, или это разговоры с глухими?

— Стоит. Хотя ресурсы российской информационной активности можно по пальцам пересчитать — вы их практически все и назвали. А целевых аудиторий много — как я уже сказал, нет такого понятия как единый Запад. В тех же Штатах есть абсолютно глухие к любым аргументам демократы, а есть республиканцы, которым хотя бы интересна другая точка зрения. Но достучаться до западных элит сложно еще и потому, что сами российские пропагандистские ресурсы непрерывно подвергаются атакам, их пытаются дискредитировать, представить как тот самый источник дезинформации, о котором вы говорили, с микроскопом выискивают неточности. Ведь дискредитация информационного ресурса — это сильнейший инструмент дискредитации правительства той страны, которую этот ресурс представляет. Здесь с профессиональной точки зрения важно найти у аудитории те или иные «точки напряжения» — как в неоднородном стекле, где если ударить по такой точке, рассыпается все стекло. Люди в массе своей, даже если они вхожи в элиты, имеют весьма эластичные убеждения, основанные часто на искаженной информации. И если выбить эту подпорку, рушится вся конструкция, на которой стоит их мироощущение. Найти такие точки — это не вопрос финансовых ресурсов пропагандистских инструментов, это вопрос мастерства тех, кто с ними работает. На этом, кстати, основан лозунг RT, Question more — задавайте правильные вопросы. Ведь правильно, в точку, поставленный вопрос может оказаться существеннее ответа на него.

7. Если говорить в спортивных терминах (благо сейчас новости с Олимпиады рекой идут) — то какое место в мировом информационном соревновании сегодня занимает Россия?

— В этом смысле российская пропагандистская машина играет в высшей лиге. Наряду с Великобританией и США. Они вообще в этом смысле очень целенаправленные, но это где-то объясняется тем, что английский язык наиболее распространен в мире и поэтому игроков на их стороне больше чисто количественно. Для создания общего информационного шума это немаловажный фактор.