За это время для поддержания экономики правительством принимались разнообразные меры — отменялись введённые ранее ограничения для бизнеса, выделялись средства на развитие, делалось многое другое. Суммы поддержки оцениваются в десятки и сотни миллиардов рублей. Например, новый вице-премьер Денис Мантуров 15 июля в докладе для Государственной Думы констатировал, что «более 700 ключевых предприятий получили льготные кредиты на 1 трлн рублей» и что благодаря этому «первый удар нам удалось сдержать и нивелировать негативные последствия».
Но, похоже, стратегия правительства заключалась, по большей части, в адаптации действовавших (или недействовавших) «до» специальной военной операции практик к новым условиям. В том же докладе Денис Мантуров обозначил, что поддерживать экономику предполагается за счет увеличения госзаказа, а финансировать его исполнителей — за счет «унифицированного для всей промышленности механизма долгосрочного заемного финансирования крупных проектов под государственные гарантии».
Однако эффективность такого подхода может быть подвергнута сомнению. В качестве примера можно упомянуть импортозамещение всего и вся, идущее с 2014 года, на которое было потрачено, по разным оценкам, несколько триллионов рублей. Например, бывший вице-премьер Юрий Борисов в 2021 году на итоговой коллегии Минпромторга РФ заявил, что за пять лет на импортозамещение было потрачено два триллиона рублей.
При всей кажущейся величине цифр это всего около 400 млрд рублей в год, меньше 2% от общих расходов бюджета РФ и в пять раз меньше годового импорта до санкций. Если уже с февраля потратили триллион, то два за пять лет кажутся явно недостаточной величиной.
И все эти траты, конечно, дают результат, о котором широко информируют СМИ. В первую очередь, это касается продуктов питания, что критически важно для страны. Но, в целом, импортозависимость в экономике снижается медленно.
Цитируя «Ведомости», «доля импорта непродуктовых товаров повседневного спроса (одежда, обувь, техника, косметика и пр.) могла вырасти с 76 до 77-78%», — отметил директор Центра экономической экспертизы Института государственного и муниципального управления НИУ ВШЭ Марсель Салихов. По автомобилям мы зависимы на 39%, машинам и оборудованию — на 58%, лекарствам и медизделиям — на 60%, по одежде — на 82%, компьютерам и электронике — на 87%, обуви — на 88%, автозапчастям — на 95%, следует из данных Росстата за 2020 год и оценок Салихова за первое полугодие 2021 года.
На данном примере можно достаточно уверенно сделать вывод о том, что действующие механизмы не приносят заметного результата, а величина трат в прошлые годы явно была несоразмерна проблеме. Иными словами, заявленное кредитное финансирование под госгарантии будет, возможно, не более эффективным, чем траты последних пяти лет. Тем более, что сам Мантуров ожидает «снижения объемов в обрабатывающей промышленности на 6%». Указанные проценты подразумевают тысячи рабочих мест и семей.
Но, в любом случае, критикуя, нужно предлагать варианты решения. И, как мне думается, решение возможно, и оно достаточно простое.
- В текущей политической и экономической ситуации в России в ближайшие годы, скорее всего, «классические» институты, занимавшиеся ранее инвестициями в реальный сектор (производство или услуги), не смогут эффективно функционировать:
- Иностранных инвесторов в любой форме сразу отбрасываем по понятным причинам.
- Банки, и так никогда почти прямыми инвестициями не занимавшиеся, будут ограничены требованиями ЦБ (ставка, резервы и пр.). Но даже при снятии этих ограничений любой банк является коммерческой организацией, требующей возврат на вложенный капитал и компенсирующий риск за счёт либо более высокой ставки, либо за счёт обеспечения. Выдача госгарантий под запланированный спрос будет доступна небольшому кругу получателей, способных исполнить этот самый госзаказ. Все прочие отрасли и смежные предприятия, скорее всего, останутся без такой поддержки.
- Последнее верно и для любых других коммерческих компаний. Что не отменяет возможность инвестирования ни для кого при наличии понятного механизма возврата инвестиций и понятных рисков. В текущих же условиях риски запредельно высоки для любого обычного коммерческого инвестора.
- Венчурные инвестиции остаются (как минимум как механизм), но на них заводы не построить в большинстве случаев, поэтому они погоды не сделают.
Возможен все еще вариант «оживления» классических схем, но он требует коренной смены принципов, определяющих денежно-кредитную и промышленную политику. Оставим этот путь на усмотрение руководства страны.
При прочих равных остаётся государство в виде любого из своих акторов, функционирующих не как квази-коммерческие (или квази-государственные, скорее) структуры, то есть преследующие цели не получения прибыли как таковой, а именно развития экономики. Таковых мало, но создание новых структур под новые задачи для нашего государства никогда не было проблемой. Как крайний вариант, такой структурой может выступать и само государство, выдавая прямые бюджетные субсидии.
И даже с ними у нас есть проблемы:
Первое, их мало (см. статистику выше). Но это решаемо для государства. Вопрос почему их мало — потому что мало денег или мало проектов — вынесем за скобки, так как решать надо обе проблемы, в любом случае. Похоже, что в России у государства никаких проблем с деньгами нет в настоящий момент, и это кардинально отличает текущий кризис от всех предыдущих. А проблему количества проектов можно решить, только привлекая большее количество участников, создавая «воронку» проектов в государственном масштабе с минимальной бюрократизацией.
Вторая, даже более важная проблема, состоит в том, что государство (в лице федеральных и региональных министерств и ведомств) просто не обладает механизмами и компетенциями их эффективной выдачи и контроля субсидий в таких масштабах. Точнее, механизмы есть, но доверия к ним нет. Особенно в нынешних условиях. Кратко перечислим эти условия:
- Выдавать нужно быстро. Это явно не годы и, скорее всего, не месяцы. Отметим, что никакая даже гибкая коммерческая структура, заточенная на инвестирование в собственные проекты, не принимает решения с такой скоростью.
- Выдавать нужно много. Причём сумма средней инвестиции на проект может быть невысокая по меркам бюджета, но их количество будет измеряться сотнями в каждом регионе и тысячами на федеральном уровне. В качестве примера возьмём импортозамещение в автомобильной отрасли... Все эти предприятия нужно создать где-то с нуля, где-то модернизировав или расширив действующие производства, и это приводит нас к третьей проблеме.
- Любое производство требует средств производства и входящих ТМЦ (сырья, материалов, комплектующих и пр.). Хорошо, если их производят у нас или хотя бы в «дружественной» стране. А если нет? Сразу появляется необходимость реализации ещё одного проекта. И так далее по всем цепочкам.
Скорость принятия решения и отсутствия требуемых компетенций чисто бюрократически может быть решена достаточно просто: наличием однозначных и понятных критериев, при соответствии которым решение принимается автоматически. Аналогией могли бы быть решения по потребительским кредитам, выдаваемым за минуты по рекомендации скоринговой модели, но ввиду отсутствия статистики, к сожалению, данная аналогия не полностью корректна.
В отличие от моделей оценки кредитного риска, набор критериев для инвестиций должен только частично покрывать вопросы финансовой устойчивости инициатора проекта. Да и то только в объёме, позволяющем убедиться в том, что полученные средства не будут потрачены на потребление (по той причине, что инициатору «нечего есть»).
При этом во избежание затягивания процесса за счёт запроса все новых документов должны быть регламентированы как сроки принятия решения, так и причины отказа. Причём минимальным требованием должна быть заполненная анкета, а ответственность у принимающего решение чиновника должна быть только за необоснованный отказ и нарушение срока принятия решения. То есть решение должно быть положительным по умолчанию.
Понятно, что государство должно брать на себя риск того, что часть проектов «не полетит». Причем эта доля может быть существенной. Но и причина провала может как зависеть от инициатора, так и нет.
В первом случае риск должен брать на себя инициатор проекта. Принцип «шкуры на кону» должен быть реализован в полном объёме. И не только относительно конкретного ФИО, но и всех участников проекта.
Во втором варианте судить о том, насколько добросовестно инициатор и команда управляли проектом, должна сторонняя организация типа Счётной палаты с привлечением экспертных организаций. И в случае спорных ситуаций вердикт должен выноситься судом.
Скорее всего, при данной схеме появится множество махинаторов и просто идеалистов без опыта, которые будут просить деньги на свои прожекты.
Здесь обрисованы только контуры возможного процесса принятия решений об инвестициях в условиях трансформирующейся экономики. Конкретные механизмы, формы и сроки можно проработать при наличии воли со стороны государства.
При всем уважении к действиям уполномоченных органов, пока складывается впечатление, что все работает в парадигме поддержания прежней системы хозяйствования. Речь о развитии ведут преимущественно узкие группы специалистов. Хотя определенную надежду позиция некоторых высокопоставленных чиновников внушает — насчет создания двухконтурной валютной системы и повышения дисциплины в импортозамещении.
При этом очевидно, что альтернатив стратегии развития у России нет, а попытки поддержания существовавшего ранее положения вещей носят тупиковый характер. Более того, опора не на свою экономику, а простая замена Запада на Восток рано или поздно может привести к печальным последствиям.
