Прошло восемь месяцев с момента начала СВО, но экономическая политика России остается во многом неизменной и, соответственно, не вполне адекватной радикально изменившейся внешней конъюнктуре: санкциям и фактически закрытым западным экспортным и импортным рынкам.
Ситуация в своём роде уникальная — кажется, что ограничения слишком сильны, но и возможности для резкого ускорения роста ВВП имеются. Однако, чтобы воспользоваться ими необходимо стимулировать инвестиции. Их доля по отношению к ВВП должна вырасти с текущих ~ 20% ВВП до 30-40%. Увы, в следующем году мы рост инвестиций вряд ли увидим, скорее, спад из-за падения прибылей компаний и общей неопределенности. А между тем все страны, поддерживающие высокие темпы роста, стремятся к доле инвестиций в ВВП в размере более 35%, и доходя до 50% и выше. Яркий пример — Китай.
Как добиться таких уровней
Предпосылкой этого может стать только стимулирующая фискальная и денежно-кредитная политика. В бюджетной сфере не стоит опасаться дефицита бюджета. Фискальное пространство для стимулирования роста в настоящий момент имеется. Плюс использование средств ФНБ и отказ от накопления ЗВР, так как финансово суверенной стране они не нужны — следует избавляться от «самоколонизации». Плюс эффект сеньоража от эмиссии.
Конкретно, политика ЦБ РФ должна быть направлена на обеспечение экономического роста. Следует напомнить, что формальная независимость центробанков и их мандаты, чаще всего двойные, связанные с ценовой стабильностью и занятостью — это относительно недавняя вещь. Причем адекватная, для развитых экономик, которым уже не нужны высокие темпы роста, то есть не для нас.
Вспомним, что основной период быстрого экономического роста в мире пришелся на 50-70-е годы прошлого века, время, когда независимых от правительства центральных банков не было. Быстрый роста Китая в последние почти что уже полвека был достигнут во многом благодаря скоординированной стимулирующей фискальной и монетарной политике. В частности, проводилась «финансовая репрессия»: искусственно поддерживались благоприятные условия для промышленности (низкие фиксированные ставки) за счет сбережений населения — государством был введен потолок ставок по депозитам. Население не получало часть дохода от сбережений, однако эти потери были полностью компенсированы быстрым экономическим ростом. При этом банки работали (и работают) де факто как инструменты развития национальной экономики. Только сейчас, достигнув среднего уровня дохода, Китай декларирует постепенный отход от данной политики, тем не менее, сохраняя огромный дефицит бюджета (больше 12% ВВП в 2022 году, учитывая внебюджетные фонды) и тесную координацию фискальной и монетарной политики.
В этом контексте стоит пересмотреть квазинезависимость ЦБ РФ и фактически подчинить его политику общей цели обеспечения высоких темпов роста. Цели по инфляции не должны быть «вещью в себе», никакого естественного уровня инфляции в природе не существует. Если высокие темпы роста будут сопровождаться умеренно высокой инфляцией, следует отдавать приоритет высоким темпам роста. Если инфляция компенсируется ростом реальных доходов населения — ее уровень не столь важен для роста экономики. Кроме того, мягкая стимулирующая ДКП также может простимулировать рост занятости.
Официальная безработица и так достаточно низка?
Формальные цифры Росстата не отражают реального уровня безработицы. У нас в постсоветский период сложилась уникальная модель рынка труда, при котором компании предпочитали увольнению сотрудников их перевод на неполный рабочий день и неоплачиваемые отпуска. В итоге сложилась большая скрытая безработица, что подтверждается значительной (в сравнении с другими странами) долей занятых, получающих зарплату на 25-50% ниже медианной. Российская экономика ни в коем случае не близка к полной занятости. Если брать во внимание значительную скрытую безработицу, получается, что российская экономика растет значительно ниже потенциала. Для закрытия разрыва между фактическими и потенциальными темпами роста требуется адекватная, стимулирующая ДКП.
Как конкретно направить мягкую монетарную и фискальную политику на реализацию приоритетов развития
Факторами роста могут стать выделение инфраструктурных приоритетов на 5-10 лет. И льготное финансирование крупных промышленных проектов по околонулевой ставке на длинный срок - 20 лет и более. Кредитование может осуществляться через институты развития, тот же ВЭБ.РФ, или госбанки. При этом условием кредитования может быть предоставление опционов на вхождение в капитал — данная практика является стандартной для многих банков и институтов развития по всему миру, например, японского инфраструктурного банка JBIC или германского KfW.
При реализации стимулирующей фискальной и денежно-кредитной политики, большой объём рублёвой наличности и денежной массы (М1 и М2), совокупно со снижением ключевой ставки, может привести к росту общих инвестиций в экономике в 2-3 раза относительно уровней 2021 и 2020 годов. В условиях быстрых темпов роста не только частный сектор, но и государство также окажется в плюсе, за счет возможности реализации опционов.
Весь мир и так реализует все эти механизмы, какие у нас преимущества. Какие именно инфраструктурные проекты должны быть в приоритете. Кто должен определять эти приоритеты.
Указание конкретных приоритетов отдавало бы лоббизмом. Точно также и вопрос того, кто должен определять критерии выбора. Рынок необязательно всегда эффективен в отборе самых перспективных отраслей. И венчурные капиталисты, и государственные чиновники часто читают одни и те же книги и исследования и находятся под влиянием общей интеллектуальной среды. Соответственно, выбор перспективных отраслей сложен, но, видимо, примерно одинаково сложен как для частных предпринимателей, так и для государства. Большинство государств имеют схожие приоритеты для возможного технологического прорыва — искусственный интеллект, полупроводники, атомная энергетика, нанотехнологии, биотехнологии, квантовые компьютеры и т.п. Итальянский экономист Марианна Мацукато в книге «The Value of Everything: Making and Taking in the Global Economy» приводит множество примеров успешного вмешательства государства в сферы, позже подхваченные частным сектором.
Исходя из своего опыта в сфере энергетики я бы выделил наличие собственной топливной базы в рамках альянсов между топливными и энергетическим компаниями с одной стороны, и промышленными предприятиями (потребителями данных ресурсов) с другой. Это позволит фактически с помощью механизмов квазидавальческого сырья создавать конечный продукт — например, в области цветной металлургии промышленности и иных областей с экономией издержек минимум 25-40% относительно зарубежных аналогов. Это просто пример, но таких перспектив много.
Экономисты предлагают весьма сложные подходы, вплоть до поиска возможных «ловушек» в пространстве продуктов , которые могут блокировать потенциал развития на субоптимальном уровне (например, агропродукты). Но, исходя из тех же подходов, логично развиваться в тех сферах, где у нас уже есть естественные преимущества — дешевые углеводороды и энергетика. Логичный переход — нефте- и газохимия (одни из самых продвинутых НПЗ построены сейчас в ОАЭ и Саудовской Аравии), продвинутая металлургия, машиностроение, инфраструктурное и жилищное строительство. Та же Корея, к примеру, на базе развития химической промышленности (в значительной степени скопированной у США и Германии) пошла в нишевые сегменты с высокой добавленной стоимостью, например, в косметику. При соответствующей комфортной экономполитике, стабильности правил игры для бизнеса, отсутствия произвольного налогообложения, мы бы могли сделать то же самое. И в очень многих отраслях.
Успешная промышленная политика вряд ли возможна без экспортной ориентации
Действительно, необходимы новые подходы в нашей внешнеэкономической деятельности. Это и экспортная ориентация, ведь не секрет, что многие отрасли зависят от эффекта масштаба, наш российский внутренний рынок хоть и относительно большой, но все же несравним с тем же китайским или индийским. Но даже тот же Китай (и в меньшей степени Индия) поднялся во многом за счет продуманной стратегии внешнеэкономической деятельности. У нас здесь много приоритетов, выделю лишь главное.
Важно не упустить страны Центральной Азии и сопредельные страны. Инфраструктура и рынки этих экономик — это текущие и будущие точки роста. Во-первых, потому что они уже встроены в китайский мегаинфраструктурный проект «Нового шелкового пути». Посмотрите на инвестиции Китая в среднеазиатские экономики — они колоссальны. Но получая инвестиции в рамках китайского проекта, среднеазиатские страны рискуют утратить экономический и политический суверенитет. Поэтому Россия важна для них как экономический и политический противовес КНР. Получается, что они заинтересованы в нас, а мы — в них, в доле от их роста.
Во-вторых, страны Центральной Азии обладают и внутренним потенциалом роста: растущее и молодое население, удачная промполитика (выделю Узбекистан), богатые природные ресурсы (Монголия). Точки роста возможны и в той же энергетике — ведь водно-энергетические проблемы региона, в связи с тем же демографическим давлением, будут только нарастать.
Резюмируя, среднеазиатский регион — «низковисящий фрукт», который нельзя отдавать на «съедение» Китаю. Но кроме них есть и масса других интересных новых направлений, например, страны Африки, но это уже отдельная тема для разговора. Масса возможностей для нашего бизнеса, если будет поддержка на уровне государства и продуманная стратегия ВЭД.
Каковы должны быть приоритеты внутренней региональной политики
Не буду выделять конкретные регионы. Важны общие принципы. Во-первых, надо осуществить докапитализацию региональных бюджетов, а также предложить финансовые стимулы для создания СЭЗ. Во-вторых, центру следует дать регионам большую свободу в использовании средств, возможно, стоит возродить идею переноса штаб-квартир крупнейших госкомпаний в регионы, с целью увеличить их налоговые доходы. Частным компаниям — дать налоговые стимулы для переезда. Это бы отчасти сгладило эффект гиперцентрализации нашей экономики.
В любом случае — больше инициативы на местах, меньше отчетности перед центром. Вспомним, что во многом «китайское чудо» базировалось именно на достаточной степени автономности провинций и их экономическом соревновании между собой. Отстающие регионы было бы целесообразно на некоторое время полностью освободить от налогов. Принципы «бухгалтерономики» здесь не нужны.
Кроме того, в условиях значительного разрыва в благосостоянии регионов внутри страны очень сильна мотивация для переезда в Москву, Санкт-Петербург, города-миллионники. В случае с высококвалифицированными специалистами, требуются программы грантовой поддержки молодых специалистов-выпускников с целью удержания их в регионе. Нужны и комплексные программы по созданию и поддержке тех или иных научных и профессиональных экосистем — здесь будет полезен анализ успехов/неудач Сколково, возрождение региональных «академгородков».
Но опять же, начинать стоит с фискального стимулирования - представители важных для социального развития профессий, например врачи, учителя, инженеры, должны быть освобождены от налогов во всех регионах с уровнем дохода ниже медианного по стране.
