Севагин пока что просто счастливчик. Уроженец города Рубцовск Алтайского края в 12 лет поступил в Академию Русского балета имени Вагановой. За время учёбы единственным из однокашников принял участие в «Творческие мастерские молодых хореографов» Мариинского театра, где не отвлекался на так себе партитуры, а поставил «Венгерскую рапсодию» и «Элементариум» на музыку соответственно Листа и Прокофьева.
В 19 лет его приняли в Московский академический музыкальный театр (МАМТ), где при своей школе он быстро стал солистом. И тут ему опять повезло: труппу МАМТа вскоре возглавил Лоран Илер, звезда Гранд опера и небожитель балетной элиты. Так Севагин успел одной ногой запомнить традиционные балеты МАМТа (Вайнонен, Бурмейстер), а другой – принесенный Илером мировой репертуар (Форсайт, Нахарин, Эйяль). В феврале Лоран Илер уехал из России, и да: Максим Севагин стал художественным руководителем балетной труппы в 24 года.
Сейчас его рвут на части как шефа труппы и хореографа, а он ещё и танцует. Понять можно: с его данными, годами и выучкой трудно отказаться от сцены, да и, к примеру, автор нового «Щелкунчика» Юрий Посохов ещё год назад выбрал его Дроссельмейером – до всех назначений. Только что прошли гастроли «Золотой Маски» в Санкт-Петербурге, где балет МАМТ танцевал на сцене Александринского театра. Одновременно Национальная театральная премия «Золотая Маска» объявила претендентов следующего года, и Севагин, номинированный за сезон трижды (лично и в команде авторов), прославился окончательно.
Максим Севагин: Меня это все безумно растрогало. Премия ведь самая известная достойная престижная в российском театральном мире. Само номинирование уже говорит о многом, тебя представляют как творца, дают известность, встраивают в контекст. Да еще я узнал об этом на первых гастролях МАМТА в городе, где учился! Был переполнен ностальгией и гордостью, поднялось настроение. Мне очень важна поддержка того, что делаю.
– А ничего, что вас теперь будут ещё больше рвать на части? Я уже будто не успеваю смотреть премьеры – Москва, Екатеринбург, Петербург, Пермь…
Нормально, я адаптируюсь. Кажется, я на разрыв везде, а на самом деле все стало приходить планомерно: в Екатеринбурге одноактный «Безупречная ошибка» в проекте L.A.D на музыку Леонида Десятникова сделал больше года назад, в маленьком окне во время постановки «Ромео и Джульетты», во время моего отпуска. То же и в Перми: в свой отпуск слетал на кастинг, вскоре был назначен худруком в Москве, и единственной возможностью поставить был август, когда пермяки вышли из отпуска: я пробыл там 14 дней, из них 12 рабочих. Балет идет 29 минут, и последние три я доставлял уже в октябре этого года - просто так уплотнился график. Конечно, после отъезда все равно приходится постоянно решать вопросы звонками и сообщениями.
– А в петербургский приезд со спектаклями МАМТа вы умудрились втиснуть премьеру дуэта на музыку Сати на фестивале Дягилев PS – вот как?
Ну да, было непросто, пришлось вклинивать свой график в графики фестиваля и двух артистов, а ведь у нас ещё вот-вот была премьера «Щелкунчика» Юрия Посохова, и театр концентрировал на ней все силы. Да я и сам учил партию Дроссельмейера.
– А от него-то можно было отказаться?
Тут чистая ситуация: Юрий Посохов выбрал меня на роль, когда я был просто артистом театра, и после назначения хотел продолжить. Хотя все это, конечно, сложно совместить, нужна самодисциплина и жесткое планирование времени.
– Театральный мир удивлялся, что в момент назначения вы устраивали и театр, и уехавшего худрука Лорана Илера. Как так получилось?
Несмотря на разницу в возрасте мы дружили и продолжаем дружить. Хотя сейчас меньше, и у него, и у меня много времени занимает работа. А здесь мы сблизились благодаря «Ромео и Джульетте»: постановка готовилась больше двух лет, и Лоран постоянно интересовался, что я думаю, обсуждал артистов, составы, делился со мной театральными делами. Когда я стал ставить, танцевать пришлось меньше, только там, где не было замены, либо он этого хотел, а остальное время я отдавал постановке, креативному процессу. При этом вместе с Лораном смотрел спектакли, как наша труппа играет, и вникал в его замечания. То есть я оказался рядом и увидел, как он функционирует, как это делает, смог присмотреться, волей-неволей примеряя на себя роль худрука. Осознанно или нет, он меня к этому готовил.
– А вы будете готовить молодых хореографов? Скажем, возродив показы молодых хореографов «Точка пересечения»?
Нет, Лорану показалось, что проект себя исчерпал. Но я как раз думаю начать работать и на Малой сцене театра тоже. Хочу, чтобы она существовала в своем режиме, имела свой особенный репертуар.
– Вам самому чего хочется?
У меня очень много идей постановок, все время что-то придумываю. В принципе я так и работаю всю жизнь – коллекционирую идеи и музыкальный материал, а когда мне предлагают что-то поставить, обращаюсь в эту свою базу. Иногда меня разрывает между малой формой и полнометражными спектаклями, это ведь настолько разные условия задачи, что хочется пробовать оба направления. Но на пути встаёт вопрос, что сейчас актуально и нужно, что впишется в труппу, в афишу, в репертуар театра и в контекст времени. Как раз этого не любят хореографы, заняв пост художественного руководителя. Многих вопрос, что же действительно хочется делать, сбивает с толку. Но у меня наоборот, именно сейчас открылось огромное поле возможностей. Потому что у артистов разное отношение к независимому хореографу и к хореографу-худруку. Чистая психология: когда ты начальник, они более внимательны и покладисты.
– И что вы в итоге планируете в МАМТе?
Конечно планирую и одноактные, и спектакли большой формы. В конце сезона должен представить одноактные балеты на музыку Оффенбаха и Обера. Думаю о класс-концерте. Это ведь своего рода визитная карточка. Как у Лифаря для Парижской Оперы «Сюита в белом», как у Мессерера для Большого «Класс-концерт», как «Этюды» Ландера, так удачно присвоенные Мариинским. В нашей труппе подобного не было, а она достойна такой заявки – здесь огромное количество потрясающих артистов. Для них и хочется сделать такой балет.
