– Максим, Вы посещаете зону СВО. А что делает писатель на войне, есть ли у него там какая-то миссия, кроме сбора впечатлений и материалов?
– Я не очень много общаюсь с военными на передовой. У них мало свободного времени, и если оно есть — для них лучше потратить его на встречи с популярными артистами, которые регулярно приезжают. Но в зоне спецоперации не только военные. Живут обычные люди, мечтают об окончании обстрелов. Им послушать стихотворения и почитать свои, пообщаться с писателями — важно. Это глоток той жизни, о которой они грезят. В госпиталях лежат раненые, у них есть время для неспешного общения с писателями. Многие писатели ездят на Донбасс, разговаривают с жителями, выступают в госпиталях. Живое слово писателя так же ценно, как выступление артиста или молитва священника. Мы, под эгидой Московской городской организации Союза писателей Росси и «Литературной газеты» планируем еще целую серию таких выездов. Кроме того, я знаю, что общественный деятель ДНР Александр Кофман собирается даже в мае проводить литературный фестиваль «Звезды над Донбассом», куда хочет пригласить много писателей. Но сейчас загадывать что-либо трудно.
– Каково ваше личное впечатление от фронтовой обстановки?
– Я общался с писателями Донбасса, и они показывали мне следы обстрела помещения Союза писателей ДНР, явно от кассетной бомбы. Если бы попала в кого-то — без шансов. Но они не сидят по подвалам. Ходят в Союз, думают об изданиях, готовы всегда помочь фронту. Это потрясающие люди. Могу сказать, что писатели Донецка Федор Березин, Владимир Русанов, Игорь Лысый — героические люди. И никакого пафоса. Никакого намека на то, чтобы показаться героями. Такая скромность и такое самообладание. Я считаю, их творчество должна лучше знать Россия.
– А изменилось ли, на ваш взгляд, за год СВО российское общество, общество, живущее в надежном тылу?
– Это сложный вопрос. Те, кто непосредственно связан с событиями, чьи родные на войне — они, конечно, постоянно в ракурсе новостей, от этого они очень изменились, и в их душах до сих пор постоянно меняется многое. Интеллигенция реагирует острее, чем большинство граждан, без сомнения. Творческие люди спорят на эту тему, ругаются. Но в целом, в социуме, я больших перемен не вижу. Обиход во-многом остался у людей прежним. Я много езжу. Знаю, о чём говорю. 90 процентов людей вообще не в курсе нюансов происходящего на фронте. Хорошо или это плохо? Есть люди, которые считают, что плохо, что стыдно, что все для фронта, все для победы. Но я думаю, что здесь ничего не происходит по указке. Когда люди реально ощутят, что от каждого зависит судьба страны, тогда глубокий тыл перестанет им быть. Но до этого далеко. Может, это и хорошо. Я всё-таки за то, чтобы дать возможность решить задачу профессионалам. Во всех областях: на дипломатическом треке, военном, в области ВПК.
– Как вы лично представляете себе окончание СВО? Когда и как это может произойти? И как себе представляют окончание СВО бойцы на фронте?
– Бойцы, конечно, представляют полную военную победу. В чем она будет выражаться? Я, правда, не знаю. Не хочу выглядеть глупо и говорить о российских флагах надо Львовом и Киевом. Всяко может быть. Задачи СВО ставит Президент и только ему решать, когда они будут выполнены и в каком внешнем выражении. Что касается лично меня, я не Нострадамус, чтобы это предсказывать, но по-моему пока нет предпосылок к быстрому окончанию. Линия фронта почти замерла, наши продвигаются по чуть-чуть. Переговоры не идут. Потом кто-то пойдет в большое наступление, тогда, возможно, ситуация станет яснее. Но всегда надо помнить слова Кутузова: сохраним армию — выиграем войну. Сейчас командование бойцов бережет, они и сами об этом говорят. Даже некоторые ворчат, что давно уже можно было врезать как следует…
Победа – это уничтожение армии противника и сохранение своей. А не занятые территории. Но и нельзя забывать о русском Чуде. А вдруг? Вдруг все закончится быстро? Все войны кончаются. А вдруг уже скоро?
– Раньше Вы много ездили за рубеж с писательскими визитами. Теперь на Вас наложены санкции. Мешает ли это общению с творческой интеллигенцией из других стран? Что думают ваши зарубежные коллеги про СВО?
– Общению это не мешает. Разговаривать и списываться никто не запрещает. Большая часть моих друзей в Сербии, Болгарии, Македонии. Все относятся по-разному, но никто из них не русофоб. Вот болгары в ответ на санкции собираются издать мою книгу на болгарском. Кончено, утверждать, что в мире сейчас все нас любят — глупо. Но я вот что скажу. В Европе намного больше здравых людей, чем думают наши ястребы. Просто мы долгие годы, честно, опирались не на тех людей. Мы, к примеру, не поддерживали левых в Германии. А они оказались сейчас нам ближе, чем кто-нибудь. Только на выгодных контрактах внешнюю политику не построишь. Есть ещё мягкая сила. И она скоро будет нужна.
Мы долгие годы никак не заботились о том, чтобы создать правильный образ России в мире. Вроде как, это само собой получится. А наши недруги по ту сторону работали активно и умело. И в итоге облик России с легкостью, без нашего всякого противодействия исказили. При нынешней медийности обычный человек стопроцентно внушаем, мало в чем разбирается сам, а в основном, его подталкивают к той или иной точке зрения. Сейчас практически всю Северную Америку и Европу подтолкнули к русофобской позиции. Трудно кого-то убедить, что СВО стала ответом на агрессию. То, что с 17 по 24 февраля ВСУ более 500 раз обстреляли Донбасс, называют пророссийским фейком. И так во многом.
Быстро исправить ситуацию трудно. Даже труднее, чем быстро победить в войне. Это должен быть повседневный труд: парламентская дипломатия, культурная дипломатия, общение российской молодежи с зарубежными сверстниками. Этому могут способствовать и соцсети. Поэтому, может быть, их стоит не блокировать, а продумать, как использовать во благо.
– Изоляция России с запада и противостояние коллективному западу, безусловно, давит на Россию. Что помогает и поможет нам в будущем противостоять этому давлению?
– Я думаю, секрет успеха в том, чтобы у Запада не было механизмов давить. Сила действия равна силе противодействия: чем болезненнее мы будем реагировать, тем ближе к своей цели окажутся недруги. Не должно у них остаться механизмов давления, нам нужно научиться относиться к ним с безразличием, и тогда нам никто не помешает и выстоять, и победить. Этому учиться, может быть, придется долго. Но это необходимо.
Технологический и культурный суверенитет. Лучше бренд не «Шанель», а что-то наше. Лучше сыры не французские, а наши. Мы всё умеем делать не хуже. Просто народу надо помочь это осознать. Комплекс неполноценности, что у них все лучше, сформировался даже не в последние 30 лет, он формировался с середины прошлого века, когда высшим шиком стали считаться американские джинсы. Сейчас мы все умеем делать не хуже. А даже если и хуже. Тряпки — это еще не повод, чтобы смотреть на западную цивилизацию, как на некий эталон. А этим мы грешили. Сейчас наступает своего рода очищение от этого. Нужно в конце концов понять, что кроме тряпок и фантиков у них ничего нет. И от изоляции от таких «ценностей» мы ничего не теряем. Нужно относиться к этой изоляции равнодушно, не обращать на нее внимания. Тогда и давления не будет. Это — об обществе в целом. А задача промышленности, реального сектора экономики заменить торговлю с западом комфортными деловыми отношениями со всеми остальными. Насколько я понимаю, эта работа уже идет, и вполне успешно.
