«Человек всегда хочет человеческого»

Анна Суслова
студентка 3 курса исторического факультета РУДН
29 декабря 2025, 00:00

Виталий Назимов о своем опыте работы санитарным инструктором.

Личный архив Виталия Назимова
Герой публикации и СВО Виталий Назимов
Читайте Monocle.ru в

Виталий Назимов — выпускник Кадетского корпуса Следственного комитета РФ им А. Невского, курсант Санкт-Петербургской академии Следственного комитета РФ. В сентябре 2023 года он оправился в зону проведения Специальной военной операции в качестве санинструктора 98-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Награжден государственными, ведомственными и общественными наградами. Через полтора года, вернувшись к мирной жизни, Виталий проходит лечение после тяжелого ранения, связанного с ампутацией трех конечностей. 

Вместе с тем, он ведет активную социальную жизнь: принимает участие во Всероссийских соревнованиях за Кубок губернатора Санкт-Петербурга «Вечно живые», акции «Дни белых журавлей», а также ведет телеграмм-канал.   

В интервью для «Монокля» Виталий Назимов рассказал, как выживает душа на войне.

— Что подтолкнуло тебя стать санитарным инструктором? 

— Когда началась Специальная военная операция, я учился в Академии Следственного Комитета Российской Федерации имени Сухарева. Как и большинство жителей нашей страны, надеялся, что она продлится недолго: месяц-три. Но время шло. Я стал искать способы, как помочь своей стране. Сначала не думал о том, чтобы пойти на фронт с оружием в руках — записался добровольцем в военные госпитали, регулярно сдавал донорскую кровь и, как руководитель волонтерского центра Академии, организовывал для этого ребят.

Решение отправиться в зону проведения СВО не было спонтанным. Я долго думал, спрашивал в разных подразделениях, куда лучше пойти служить. 

Весной 2023 года президент подписал указ, в котором говорилось о возможности подписания контракта с 18 лет. Это лишь укрепило мое намерение. 

Вместе с тем, я понимал, что должность должна быть полезна. Один мой знакомый, ветеран боевых действий, как-то сказал: « Штурмовиков много и в них никогда не будет острой нужды. Много и врачей, которые готовы в стерильных условиях спасать бойцов. А тех, кто может оказывать первую помощь на передовой — всегда не хватает». Это и зацепило. После этого проходил курсы по тактической медицине, а затем целенаправленно пошел в  ВДВ на должность санитарного инструктора.

— Как отнеслись твои родные к такому решению? 

— У меня всегда были доверительные отношения с семьей, с мамой. Я старался подготовить ее морально, что отправлюсь на фронт — не смог бы просто уйти, ничего не сказав. Она мне сначала не верила. Я никогда не горел желанием служить в армии, участвовать в военных конфликтах. Когда уже стал покупать экипировку, проходить курсы, ездить по выходным на полигоны и помогать в госпиталях, она смирилась.

— В одном из интервью ты говорил о том, что морально был готов к тому, что увидишь на войне. Как можно быть готовым к подобному?

— Часто говорили, что мне нечего там делать: воюют профессионалы, а я в полевых действиях полный ноль. На самом деле, это правда. Но в моменте я понял: события на Донбассе это не просто боевые действия. Это угроза нашему существованию.

В госпиталях успел увидеть, какими возвращаются люди с войны. Поэтому на первом боевом задании не струсил, выполнил все так, как и должно быть — психика была готова. Шока тоже не было. Наверное, я понимал: в жизни нет белого или черного. Все — полуоттенки. Всю жизнь был реалистом. Поэтому ничего шокирующего не было.

Проблемы были у тех, кто заключал контракт, глядя на сумму выплат. Но таких людей немного. Даже в первые годы, когда проходила мобилизация, шли те, кто были готовы. Все понимали: они сами несут ответственность за свои действия. 

— Можешь вспомнить свой первый день на фронте? 

— Не все понимают, что первый день «за ленточкой» и первая боевая задача — разные вещи. Сначала организовывают быт. 

В первый день нас привезли в тыловой лагерь. Мы копали и обустраивали блиндажи, ездили готовиться на полигон. К сожалению, реальность такова, что задачи по оказанию первой помощи поступают еще в лагере. 

Когда военнослужащим выдают взрывчатые вещества и стрелковое оружие, часто техника безопасности уходит на второй план. Только после подготовки в лагере мы отправились на первую боевую задачу.   

На фронте всегда будут потери. Это не обязательно убитые. Если нет потерь  у твоего подразделения, то будут потери в соседних подразделениях. И они всегда помогают друг другу: не делят их на «свой» и «чужой». 

Сейчас боевые действия трансформировались. Опасность исходит не от обстрелов артиллерией (орудий и боеприпасов к ним стало заметно меньше, по сравнению с первыми месяцами), а от дронов, которые мешают классическим действиям разведки — ты всегда у них на виду. Если противник по тебе не бьет сейчас, значит, ты для него менее приоритетная цель. 

Как-то раз мы заняли опорный пункт противника и удерживали его несколько дней. Это непередаваемые ощущения: гордость за себя — я смог, я пересилил себя, я не сдался, не отступил. Без этих ощущений никогда не сложится твой характер.

— Ты говоришь спокойно о таких вещах, разве тебе не было страшно?  

— Конечно, страшно. Всегда страшно. 

Помню один случай. Когда мы только зашли на позицию, нас было четверо. Противник сразу начал накрывать нас из всех калибров. Двое сразу отсеялись, говоря: «Я сапёр, я снайпер. Я вообще не должен находиться здесь». И остались мы с моим старшим товарищем. Он отказался уходить и сказал: «Мы ради чего сейчас рисковали своими жизнями, теряли ребят? Чтобы бросить опорный пункт и потом снова ради того, чтобы его занять, теряли жизни? Я не уйду, справлюсь и один». 

Я не смог его оставить, и мы вдвоем выполнили боевую задачу. 

— Можешь вспомнить случай из практики

— Работали БПЛА-шники. Их позиции раскрыла разведка противника и по ним сразу стали работать танки. Радиостанции пытались выйти на медицинскую роту. Я из медиков оказался ближе всех. Задачу выполнил успешно: в зависимости от степени тяжести ранения рассортировал раненых, оказал первую помощь средствами из рюкзака, вызвал транспорт для эвакуации.

Уже на следующий день встретились в госпитале. Обнимали меня, благодарили.

— Что чаще всего становится угрозой для жизни военнослужащих? 

— Чаще всего страдают от противопехотных мин и атак БПЛА. Старые принципы ведения боя заменило тотальное минирование территорий. Минируют всё и все. 

Но самое важное — необходимо носить средства защиты: бронежилеты, шлемы. Новобранцы, к сожалению, не всегда соблюдают такие базовые правила. 

Всегда носите с собой аптечный подсумок! Нулевой эшелон — жгуты в кармане брюк, первый эшелон — на передней проекции тала, второй —  полноразмерную подсумную экипировку и третий — в рюкзаке. 

Почему-то такие нюансы не объясняют новобранцам, но именно они спасут им жизнь! 

— Как ты думаешь, почему солдаты начинают пренебрегать правилами безопасности? 

— На передовой меняется отношение к жизни. На гражданке человек пристегивается ремнем безопасности в машине, даже если вероятность аварии с летальным исходом минимальна. На фронте же  вероятность погибнуть в десять процентов — уже много. И он думает: «Зачем мне средство защиты»? 

Кроме того, когда воюешь не один год, воюешь и не получаешь тяжелых травм, начинаешь верить в свою неуязвимость. 

— Какие самые грубые ошибки, с точки зрения тактической медицины, совершают солдаты? 

— Есть две самые грубые ошибки. С одной стороны человек слишком сильно беспокоится за свою жизнь. Иной раз до абсурда доходит. Покупая аптечку за тридцать тысяч, он не знает и половины названий препаратов. Тем не менее, у него появляется чувство полной защищенности. Но  это не так. 

С другой стороны есть люди, которые в лучшем случае берут с собой жгут, который уже несколько лет лежит у них в сумке. Они всегда надеются на судьбу, на случай. 

— Как за это время поменялось твое отношение к жизни? 

— На фронте меняется отношение к жизни, это правда. Мирские проблемы становятся незначительными по сравнению с тем, что ты переживаешь в зоне ведения боевых действий. Для человека, прошедшего войну, проблемы гражданских: накричал начальник, сломалась машина — эмоция, которая необходима для полной жизни. Это умиляет. Смотришь и радуешься, что у людей, которые никогда не были там, все хорошо. В том числе и благодаря нам — участникам СВО.

Сейчас, наверное, я живу свою лучшую жизнь, потому что понимаю, что могло бы со мной быть, если бы не мое последнее ранение, эвакуация, долгие этапы лечения.    

— О чем мечтают люди на фронте? 

— Мы мечтали о том, как вернемся домой. Человек всегда хочет человеческого. Обнять с утра своих близких, проснуться с утра и услышать пение птиц. Это не мечта о несбыточном. Это то, что придает сил. Все бойцы живут мыслью  мирной жизни, этого не отнять. 

— Говорят, на фронте обнажается человеческая душа. Как ты можешь это прокомментировать? 

— Да, это правда. Человек не тот, каким может показаться на первый взгляд. Стрессовая ситуация — настоящее зеркало души человека. После полученного опыта я перестал предвзято относиться к так называемым «маргинальным личностям». Да, в гражданской жизни он может быть аморальным человеком, но было много случаев, когда на фронте такие люди проявляют себя истинными героями. Кажется, что этот человек был создан именно для сегодняшнего дня, для сегодняшней боевой задачи. 

В то же время, «пиджачки»: ведущие специалисты, банкиры, бизнесмены вроде бы порядочные, законопослушные граждане, могут  сбегать с позиций, подставлять своих товарищей. Они спасли свои жизни. Они ушли. Казалось бы, это инстинкт самосохранения, присущий каждому из нас. Но они оставили нас. И пока они остались в безопасности, командование ставит задачи на большее количество человек…

— Существует высказывание: « В окопах нет атеистов», ты с ним согласен? 

— Девяносто девять процентов  людей, находящихся на фронте — глубоко религиозные люди. В вере человек может найти утешение и оправдание вещам, которые происходят вокруг. 

— Какие люди стали для тебя примером за это время? 

— Каждый боец для меня — пример. Боец, который не струсил перед лицом опасности, который мне помог, поделился последней галетой, когда еды больше не осталось.  Каждый командир, который идет на боевую задачу вместе со своим подразделением. Возможно, когда-нибудь напишу о них книгу.

— Взаимодействовали ли вы с мирным населением. Какой случай тебе запомнился?  

— Во время всей службы я выполнял боевые задачи на Бахмутско-Часовярском направлении, в городах призраках, где люди давно уже не жили. Поэтому взаимодействие с местным населением было  редкостью. 

Но когда все-таки мы их встречали, казалось, люди настолько устали от войны, что уже «не меняют Керенки на Буденовки». Они просто хотят мира. 

Была одна семья, с которой меня познакомили ребята из соседнего подразделения. Она с 2022 года всячески помогала российским войскам. В те редкие случаи, когда мы выезжали в тыл, звонили этим людям со словами: «Тёть Мань, мы тут  приезжаем, что купить? Чем помочь?» Помогали им по дому, а они нас кормили, рассказывали разные истории. От них я и узнал историю многострадального Донбасса. 

— Можешь вспомнить свой последний день на передовой? 

— Все эти полтора года я ходил по лезвию, находясь на грани жизни и смерти. Вокруг  меня люди погибали, получали ранения. Я же оставался целым и невредимым. Но в тот раз, по нелепой случайности, мне не повезло. Не может везти всегда. Это просто статистика. И в ней нет ничего удивительного. 

13 января 2025 года стоял жиденький туман. По нам начал работать танк противника: беспокоящим, нецеленаправленным огнем, который наносится по точкам, где может быть цель. На одной из таких точек в тот злополучный день оказался я. Ребята, которые находились рядом, оказали первую помощь и эвакуировали меня. 

Я рад лишь тому, что у меня было время, помочь многим людям остаться в живых. Наверное, если бы это случилось в первые дни, я был бы очень расстроен… 

Но сейчас ко всему, что прошел, отношусь спокойно. В этом ничего такого нет. 

— Как мы можем помочь военнослужащим, оказавшимся на месте проведения СВО?  

— Самое главное — поддержка из тыла. Бойцам нужно подтверждение того, что они сделали правильный выбор. Для нас были важны и письма от детей, и сети, которые плетут волонтеры, и шоколадки, и слова благодарности и поддержки. И это остается важным, когда военнослужащий проходит лечение в госпитале. 

— Существует мнение, что оказавшись на войне один раз, подсознательно будешь стремиться вернуться назад, что война затягивает. Что ты можешь сказать по этому поводу? 

— Есть люди, которые живут войной. Для них она — профессия. Они участвуют во многих военных конфликтах, воспринимая их, как вахту.  

Большинство людей, которые находятся на передовой или вернулись домой, не испытывают никаких положительных эмоций от войны. Для них отправиться в зону проведения СВО — долг перед Родиной. Вернувшись, они могут жить полной жизнью, не становясь заложниками войны. 

Но некоторые и потом продолжат принимать участие в войнах. Они нашли себя там.  

Я свой долг выполнил и ничуть не жалею о принятом решении. Теперь возвращаюсь к учёбе, гражданской работе. Теперь можно жить, не вспоминая о войне. 

— Опиши свой опыт тремя словами. 

— Спасение человеческих жизней. 

— Вернувшись в 2022 год, чтобы бы ты сказал самому себе? 

 – Делай,  что должен, и будь, что будет. 

Многие спрашивают: «А если бы ты знал, что с тобой будет, все равно бы пошёл?». Конечно бы пошел. Даже если бы погиб, все равно бы пошёл. Как можно просто спокойно жить мирной жизнью и делать вид, что ничего не происходит?

И мое ранение, и то, что я увидел, не стали для меня шоком, потому что я к этому готовился. Игра стоит свеч. Всегда.