«Иное» все-таки дано

Александр Механик
обозреватель «Монокль»
13 февраля 2017, 00:00

Победа Трампа означает переворот не только в мировой политике, но и в преобладающей экономической теории. И то и другое должно наконец подтолкнуть Россию к новой экономической политике

Слева направо: Фридрих Лист, Отто фон Бисмарк, Сергей Витте

Как известно, Дональд Трамп окончил в 1968 году Уортонскую школу бизнеса со степенью бакалавра наук по экономике и специализацией в области финансов. 1968 год — это год «великого перелома» и в истории капитализма, и в истории социализма. Это год «Красного мая» в лагере капитализма и «Пражской весны» в лагере социализма. Столь похожие события в столь, казалось бы, разных экономико-политических системах обозначили наступление эпохи глобализации, которая, как многие думали, должна была привести к их конвергенции. Конвергенция не получилась, а глобализация, как были убеждены еще недавно многие экономисты и политики, не только состоялась, но и победила «полностью и окончательно», как когда-то социализм в СССР. Победа Трампа в стране — главном центре глобализации показала, что это было слишком оптимистическое утверждение.

Лечебная революция Трампа
Приход Дональда Трампа в Белый дом дает шанс остановить гниение. Причем не только в Америке, но и во всей системе международных отношений
Геворг Мирзаян
читать ...

Наследник Перо

Мы не зря вспомнили про 1968 год, он оставил глубокий след в душах консерваторов, которые с тех пор по всему миру борются с его последствиями, в том числе с глобализацией. Не исключено, что с того самого 1968 года глобализация не нравилась и Трампу. Не случайно он начал свою политическую карьеру в рядах Реформистской партии, созданной столь же экстравагантным, как и он сам, миллиардером Россом Перо, который, став третьим, внес изрядную сумятицу и интригу еще на выборах 1992 года. Не потому, что имел шансы победить сам, а потому что фактически подставил ножку Джорджу Бушу-старшему, отобрав у него значительную часть избирателей.

Уже тогда Росс Перо доказывал, что производительность труда в США падает, а конкурентоспособность предприятий находится на плачевном уровне. При этом государственные расходы США непомерно велики, что привело к ужасающему внешнему долгу и ежегодному дефициту бюджета. Хотя в то время госдолг составлял «всего» 4 трлн долларов (сейчас — почти 20 трлн). Перо выступал против Североамериканского соглашения о свободной торговле (North American Free Trade Agreement, NAFTA), требовал протекционистских мер для американской промышленности и создания благоприятных условий для малого и среднего бизнеса. Перо предлагал пересмотреть участие страны в международных организациях и, поскольку холодная война закончилась, в несколько раз урезать военный бюджет. Он требовал не просто восстановить американскую индустрию, но в первую очередь разработать государственную программу развития «производств будущего», говорил о важности образования для развития страны и в связи с этим настаивал на его доступности и современности и предлагал бизнесу способствовать промышленному развитию и увеличению числа рабочих мест в стране. В общем, все то, чего теперь требует Трамп. И так же, как Трампа, его упрекали в расизме и в том, что его поддерживают американские «ватники», как сказали бы теперь.

Фридрих Лист 39-02.jpg
Фридрих Лист
Отто фон Бисмарк 39-03.jpg
Отто фон Бисмарк
Сергей Витте 39-04.jpg
Сергей Витте

Все пошло не так

Но, видимо, время для таких президентов тогда еще не пришло. Америка находилась на пике своего могущества, только что развалился Советский Союз, перевод промышленности в Китай лишь начинался, перспектива, что Китай догонит США, даже не обсуждалась, об этом никто и подумать не мог, и страхи Перо перед деиндустриализацией и глобализацией казались заведомо преувеличенными, да и в чем-то параноидальными. А перспективы грядущего так называемого постиндустриального общества, наступление которого предсказывали все ведущие идеологи Запада, казалось, позволят преодолеть все проблемы индустриального капитализма, начиная с экологических и заканчивая социальными, или, по крайней мере, экспортировать их в тот же Китай.

Но все пошло не так, не считая того, что значительная, а может, даже преобладающая часть промышленности, причем не только традиционной, но и высокотехнологической, действительно переехала в страны третьего мира, в первую очередь в Китай, и экологическая обстановка в «первом» мире существенно улучшилась. Причем этот процесс затронул не только США, но и страны Европы, хотя и в разной мере. Социальные проблемы никуда не исчезли, просто приобрели другой характер. Значительная часть общества превратилась из пролетариата, объединенного в мощные партии и профсоюзы, осознающего свою мощь и сражающегося с бизнесом и государством на равных, в прекариат, то есть в людей, не имеющих социальных перспектив, социально ничем не защищенных — ни трудовым договором, ни профсоюзом, ни традицией — и постоянно находящихся на грани полной маргинализации. И этот класс расширяется. Существенную часть его составляют безработные, поскольку безработица, даже в годы экономического подъема, приобрела размах, ранее характерный для периодов острейших кризисов.

То, что после Перо появился Трамп, говорит о том, что их приход не случайность, что они оба являются выразителями устойчивой политико-экономической тенденции в американских общественных настроениях. Но Трамп не просто последовательный сторонник Перо, он оказался тонким политиком, точно угадавшим время, когда он может выиграть. «Вчера было рано, а завтра будет поздно» — классика политического расчета.

Переворот в теории

Но Трамп повернул не только корабль американской политики, он неожиданно произвел переворот в доминирующей экономической теории. Возможно, сам того не понимая. Хотя кто его знает, он все-таки бакалавр по экономике. До него преобладала неолиберальная теория (при всей условности этого названия), ее квинтэссенцией был Вашингтонский консенсус, ключевой идеей которого была как раз глобализация. И вдруг налицо явная победа взглядов, характерных скорее для так называемой исторической школы в экономике, еще недавно совершенно забытой. Более того, норвежский экономист и предприниматель Эрик Райнерт, редкий в настоящее время последователь Фридриха Листа — виднейшего представителя исторической школы в экономике, жившего в середине XIX века, — писал, что в библиотеках многих ведущих университетов избавлялись от трудов Листа из-за их невостребованности.

Представители исторической школы считали, что не существует общих экономических законов, применимых ко всем странам. Экономика каждой страны имеет свою специфику, обусловленную всей историей ее развития, национально-культурным наследием, особенностями менталитета населения и географическим положением. Поэтому при формировании экономической политики экономическая наука должна исследовать экономическую историю разных народов и учитывать особенности страны. Экономисты исторической школы критиковали английскую классическую науку, находя ее абстрактной, противоречащей эмпирическим исследованиям. В своем основном труде «Национальная система политической экономии» Лист указал, что существуют два, казалось бы, противоречащих друг другу подхода к капитализму, но на самом деле оба они правильные. Он их назвал космополитическим и национальным. Сторонники космополитического подхода рассматривают капитализм как единую систему, действующую во всем мире тем лучше, чем меньше преград строят ему национальные государства. Теперь это называется глобализацией. Сторонники же национального подхода утверждают, что всеобъемлющая глобализация — пока что идеал, к которому, возможно, должно стремиться человечество, но пока существуют государства с разными интересами и разными уровнями развития, их надо учитывать. А если их учитывать, то всеобъемлющей глобализации не получается. До сих пор казалось, что первый подход характерен для развитых стран, второй — для развивающихся, стремящихся стать развитыми. То есть оба подхода правильные, вопрос — с точки зрения чьих интересов.

Двусторонний протекционизм

Если буквально переводить слово protectionism, то оно означает «покровительство», или «защита», в нашем контексте национальных экономических интересов. В этом смысле космополитическая экономическая политика – это форма «протекционизма» национальных интересов развитых стран, стремящихся открыть для себя рынки стран развивающихся.

Но это только одна сторона вопроса. Другая — интересы каких социальных слоев отражает та или иная политика. Традиционно в развитых странах политику экономического космополитизма поддерживали представители передовых отраслей экономики, протекционизма — отстающих отраслей. В Британии XIX века промышленники выступали как «космополиты», аграрии — как «протекционисты». В России ровно наоборот: промышленники были за протекционизм, помещики — аграрии — за «космополитизм». Богатые аристократы, самые крупные землевладельцы, хотели получать за проданные за границу зерно, пеньку и лес доступ к дорогим иностранным товарам. Если хотите, условный «хамон».

В XXI веке ситуация в развитых странах достаточно сильно изменилась. На стороне «космополитизма» выступают страны, сохранившие свою промышленность, как Германия и Япония, и развившие свою промышленность, как Китай, что, похоже, поразило всех «либералов». А на сторону протекционизма перешли США, в значительной мере потерявшие свою промышленность. Во-первых, потому, что они лишились большого количества рабочих мест, во-вторых, потому, что неожиданно для себя оказались в зависимости от тех стран, куда переехала промышленность. Конечно, этот переход вряд ли окончательный. В США есть большие и влиятельные социальные группы, заинтересованные в экономическом «космополитизме». В том числе среди рядовых граждан, связанных с обслуживанием экономической структуры «космополитизма».

Кто мы прежде всего

Лист был сторонником «национального» подхода и развивающего протекционизма. По крайней мере, в Германии времен Бисмарка и в России при Сергее Витте идеи Листа были реализованы в государственной политике. Считается, что и Япония после Второй мировой войны проводила политику вполне в соответствии с рекомендациями Листа.

Витте не просто был последователем Листа, но, несмотря на всю свою занятость государственными делами, счел необходимым изложить его взгляды в специальном труде «По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист». В нем он писал: «Поборники свободного обмена (фритредеры) не допускают никаких ограничений в международных отношениях. Всякое такое ограничение они называют посягательством на здравый смысл, прогресс и даже мораль. Их противники протекционисты, наоборот, хотя и не отрицают в принципе свободного обмена, но они вместе с Листом убеждены, что этот принцип не может быть применен при настоящей стадии международного общежития; они не отрицают философии свободы, но они утверждают, что для применения ее необходимо, чтобы над всем человеческим миром царствовала мудрость. “Ограничения — средство, — говорил Лист, — а свобода — цель”. Мы принадлежим человечеству и потому не можем быть равнодушны к его преуспеянию; но мы прежде всего русские, точно так, как Лист и князь Бисмарк — немцы, а потому совершили бы преступление, жертвуя ближайшими и насущными нуждами нашей родины ради отдаленных и гипотетических интересов человечества. Проповедники свободы торговли, безусловно, неправы не только по отношению настоящего, но также и по отношению средств достижения будущего, ибо будущая свобода международных отношений может быть достигнута только посредством ограничений в интересах той или другой нации в настоящем».

Собственно говоря, если перефразировать то, что говорит Трамп, то он говорит примерно так: «Мы прежде всего американцы, а потому совершили бы преступление, жертвуя ближайшими и насущными нуждами нашей родины ради отдаленных и гипотетических интересов человечества».

Протекционизм во имя космополитизма

Справедливости ради заметим, что экономический национализм Листа совсем не означал для него политического национализма, хотя часто эти понятия объединяют, и тем более отказа от политического либерализма. Известно, что Лист был поклонником политической системы США, он много лет там жил и вернулся в Германию в качестве американского консула. Более того, будущее человечества он видел как братский союз наций, который должен быть достигнут их равным развитием, а не через экономическое подчинение одних наций другим. Он писал: «В настоящее время, следовательно, главная забота нации должна заключаться в сохранении, развитии и совершенствовании ее национальности. В этом нет ничего несправедливого и эгоистического; это стремление разумно и совершенно согласно с интересом человечества, ибо оно естественно ведет к всеобщей ассоциации, которая может осуществляться посредством конфедерации постольку, поскольку народы достигают одинаковой степени культуры и могущества… Всеобщая ассоциация, основанная на могуществе и богатстве одной какой-либо нации и ведущая, следовательно, к подчиненности и зависимости всех прочих, имела бы в результате их уничтожение и устранение международного соревнования; она нарушает интересы и оскорбляет чувства всех наций, которые сознают себя призванными к независимости, к обладанию значительным богатством и высоким политическим значением; произошло бы повторение того, что уже существовало, повторение стремления римлян, осуществленное на этот раз посредством мануфактуры и торговли — вместо оружия, но что точно так же ведет к варварству».

И вот после почти сорока лет господства «космополитического» взгляда на экономику, который, давайте честно признаемся, означал именно экономическое, да и политическое подчинение одних наций другим, оказалось, что и в развитых странах не только не исчезли сторонники национального подхода — они неожиданно становятся большинством.

Осиротевшие либералы

Но, с нашей российской точки зрения, победа Трампа означает не только резкий поворот в экономической и внешней политике США, который несет новые возможности для российско-американских отношений, она, эта победа, осиротила всех наших «либералов» — и системных, и несистемных. Либералов, конечно, условных, в российском совершенно перевранном понимании. Но что делать, если эти люди сумели присвоить это слово. Привыкшие ссылаться на пример США как на демонстрацию успеха своих либеральных доктрин и опирающиеся на поддержку их либеральной элиты, на чем в значительной мере основывалось их влияние, они вдруг оказались наедине с российской действительностью. Слова Анатолия Чубайса о последствиях избрания Трампа, что «самое точное описание нынешнего Давоса — это ощущение ужаса от глобальной политической катастрофы», — это слова не столько о других участниках Давоса, сколько о себе и о своих российских коллегах. Двадцать пять лет убеждать Россию, что «иного не дано», и вдруг обнаружить, что «иное» реализуется там, где оно казалось просто невозможным. Как тут не почувствовать себя сиротой.

Что делать нам

Наконец то осознать, что Россия слишком большая страна и пока недостаточно развитая, чтобы жить за счет экономического «космополитизма», и перейти к стратегии всестороннего развития собственной промышленности, в том числе применяя методы «развивающего» протекционизма, чему нас учили Лист и Витте, а теперь и Трамп.