Забыть Чаушеску

13 февраля 2017, 00:00

Мягкой кошачьей поступью Минфин плавно увеличивает размер госдолга. Согласно обнародованной финансовым ведомством долговой стратегии на ближайшую трехлетку, он вырастет с 13 (округляем) аж до 15 с хвостиком процентов ВВП. Много это или мало? По свежим данным международной финансовой статистики мы сделали выборку из 90 более или менее внятных стран мира. И посмотрели, существует ли связь между уровнем накопленного богатства стран и долговой нагрузкой их правительств. Оказалось, жесткой связи нет: в диапазоне стран, располагающих душевым ВВП по ППС от 10 до 50 тысяч долларов (у России почти 26), связь слабо положительная; единицы более богатых стран имеют уже долг в средним меньший, чем их более бедные коллеги по глобусу. Но вот что интересно: из 90 стран меньше России занимают только страны-нефтеэкспортеры (Кувейт, Саудовская Аравия, Оман и Нигерия) с примкнувшим к ним благополучным Гонконгом, долгое время живший под санкциями Иран, сознательно выбравший путь финансовой самоизоляции Узбекистан и горячие эстонские парни, практикующие политику бюджетной консолидации такой жесткости, что, почти обнулив дефицит еще после кризиса 2008 года, они лишили себя потребности в займах — вместе с почти шестой частью своей экономики.

Так сколько же можно безопасно занимать государству? Универсальных ответов нет: одного только размера долга для ответа мало. Скажем, Япония легко справляется со своим долгом в два с половиной годовых ВВП, потому что он очень длинный и очень дешевый. Россия же 19 лет назад сорвалась в дефолт при уровне долга порядка 20% ВВП, но средний срок его был меньше года, а стоимость обслуживания такова, что в последние месяцы агонии пирамиды ГКО она пожирала до 10% бюджетных доходов. Маастрихтский критерий безопасной границы долга, принятой на себя странами — учредителями еврозоны, составлял 60% ВВП, правда, Греция, Португалия, Кипр, Италия и почти уже Испания «вылетели» за сотню, и ничего, живут — финансовые власти еврозоны расшили долговой кризис своими массированными вливаниями.

Российский Минфин в своей нынешний долговой стратегии пороговым значением устойчивости госдолга считает 20% ВВП. Конечно, это очень консервативная оценка. Потенциал спроса на госзаймы есть: валютные облигации России торгуются с заметной премией к аналогичным по срокам бумагам стран нашего диапазона международного кредитного рейтинга. Торгово-расчетная и депозитарно-клиринговая инфраструктура рынка госдолга за последние годы совершила качественный скачок вперед — она отвечает всем мировым стандартам и притом базируется на отечественных платформах. Дело дошло до того, что мы собираемся размещать на Московской бирже госбумаги, номинированные в юанях, которые будут доступны для широкого круга китайских инвесторов, как офшорных, так и из материкового Китая, имеющего, к слову, третий по масштабам облигационный рынок в мире.

Но в бухгалтерской логике Минфина на все эти аргументы будет только один ответ: а нам сейчас больше не надо. Фискальной потребности в займах большего размера действительно нет — эмиссии четко увязаны со стремительно тающими нефтяными фондами и жестко утаптываемым дефицитом бюджета. Несиюминутные соображения о том, что рынок гособлигаций есть фундамент цветущей пирамиды корпоративного долга, по-видимому, не берутся в расчет.

В последние годы правления, в конце 1980-х годов, румынский диктатор Николае Чаушеску отключал на несколько часов ежедневно свет в жилых кварталах Бухареста — выискивались все возможности для ускоренной выплаты внешнего долга. Хотелось бы надеяться, что наша стратегия управления госдолгом будет более гибкой и дальновидной.