Глубокой ночью 13 апреля министр экономического развития РФ Максим Орешкин вывесил в своем фейсбуке «Прогноз социально-экономического развития России до 2020 года». Основные его положения не стали новостью — Максим Орешкин уже обнародовал их на конференциях и форумах, — но все же первый прогноз, подготовленный министерством при новом министре, заслуживает внимания. Не только потому, что официальный прогноз традиционно закладывается в модели инвестиционными аналитиками, как российскими, так и зарубежными, и служит базой для принятия решений. Дело еще и в том, что он расходится с прогнозом ЦБ в отношении темпов и динамики, а также содержит прогноз планомерного ослабления рубля, вокруг чего сейчас ведутся серьезные споры. Наконец, прогноз МЭР может оказаться слишком пессимистическим: ряд признаков указывает, что наша экономика готова не к скромным 2%, а к гораздо более серьезному росту.
Новая волна
2017 год, согласно прогнозу МЭР, станет началом новой волны роста. В министерстве указывают на такие факторы, как отсутствие пузыря на рынке недвижимости, относительно невысокая долговая нагрузка бизнеса и домохозяйств, рекордный уровень уверенности предприятий, рост потребления электроэнергии, рост железнодорожных перевозок. Что же касается ключевых условий, в которых наша экономика будет существовать в ближайшие годы, то тут без изменений: инфляционное таргетирование (и инфляция в 4% на обозримом горизонте); бюджетное правило, отправляющее в резерв доходы от нефти, если ее цена превышает 40 долларов за баррель; символический отток капитала (6–8 млрд долларов ежегодно) и рост тарифов на уровне инфляции. Все это даст нам 2% восстановительного роста ВВП в этом году, после он будет ограничен 1,5% в год. Таков базовый сценарий МЭР. Есть и целевой сценарий, согласно которому мы через год выходим на 1,7%, а потом на 2,5 и 3,1% соответственно (см. график 1). Для этого, по мнению МЭР, необходим целый ряд условий: рост числа занятых в экономике (с прогнозируемых 68,2 до 68,9 млн человек к 2020 году), рост инвестиционной активности и ненефтегазового экспорта и рост факторной производительности труда. По сути своей эти условия и есть те самые структурные реформы, о которых российский экономико-финансовый истеблишмент так много говорит и которые практически невозможно реализовать в достаточной мере, тем более чтобы через пару лет уже получить ощутимый прирост ВВП. Так, повышение экономической активности населения, рост мобильности на рынке труда, снижение уровня структурной безработицы, рост продолжительности активной жизни и снижение количества и длительности периодов временной нетрудоспособности (все это МЭР вкладывает в понятие «рост числа занятых в экономике»), очевидно, никак не могут случиться вдруг, за год-два, — они могут стать лишь результатом длительного экономического роста, повышения благосостояния всех граждан и качества их жизни. Хороший деловой климат, стабильная налоговая система, система поддержки экспорта, рост качества человеческого капитала через модернизацию системы образования и повышения квалификации — это все отлично и ни у кого не вызывает возражений. Но как можно на основании этих процессов, которые никогда не могут завершиться, потому что у них нет конкретной конечной точки в принципе, делать некие расчеты темпов роста ВВП? При этом мы не получаем ответов на важнейшие реальные вопросы: так какими будут налоговые условия ведения бизнеса? Будет ли реализован маневр 22/22 — и что это даст ВВП? Будет ли изменена налоговая политика в отношении доходов граждан — и что это даст ВВП? Насколько и в каких областях должна вырасти конкуренция? Какой должна быть реформа образования — и как она может сказаться на росте ВВП так быстро?
На вопрос «Эксперта» о вероятности более высоких темпов роста в пресс-службе министерства отметили, что целевой вариант прогноза выполняет поставленную президентом РФ задачу ускорения темпов роста российской экономики до уровней не ниже мировых, и привели высказывания Максима Орешкина на Биржевом форуме, состоявшемся 5 апреля: «Если посмотреть на цифры начала года, потребление электроэнергии растет на два процента, грузооборот — на четре-шесть процентов, индекс PMI находится на многолетних максимумах. То есть мы говорим о том, что экономика находится не на пути к росту, а уже вошла в новую фазу экономического цикла и активно растет».
Касаясь темпов роста в 2018 году и дальше, министр отметил, что динамика будет зависеть в том числе от действий правительства. По его словам, более устойчивый рост может быть достигнут только за счет активных частных инвестиций. «С этой точки зрения необходимо создание как стабильной макроэкономической среды для бизнеса, так и микроэкономических условий — регуляторики, контроля и надзора, которые также должны быть стабильными и предсказуемыми», — добавил он, упомянув и остальные условия, указанные в прогнозе. «Если двигаться по всем <…> направлениям, то инвестиции на это ответят, и рост за этим последует», — резюмировал Максим Орешкин.
Для МЭР есть хорошие новости: многое указывает, что целевой прогноз министерства исполнится сам собой и на пару лет раньше, чем можно ожидать. Причины — слишком долго откладываемый потребительский (и не только) спрос, который сейчас начинает реализовываться.
Устали экономить
Крупнейший в мире аналитический институт IHS Markit ежемесячно опрашивает 600 российских компаний (300 из обрабатывающей отрасли и 300 из сферы услуг), чтобы узнать, что происходит в экономике прямо сейчас — на основе данных об их объемах продаж, занятости, складских запасах и ценах. И опросы показывают, что в последние месяцы жизнь налаживается. Так, индекс PMI в российской сфере услуг показывает лучшие квартальные данные за последние пять лет. «В марте продолжился рост деловой активности в сфере услуг России <…> Усиление произошло вновь на фоне растущих объемов новых заказов, что вызвало нехватку производственных мощностей <…> В результате было зафиксировано усиление роста занятости», — говорится в апрельском отчете IHS Markit. Особенно важно, что лидером роста стал потребительский сектор — это подтверждает субъективные ощущения, что люди устали экономить, устали сокращать траты вслед за падением реальных доходов и готовы снова покупать. По подсчетам РАНХиГС, объемы розничной торговли за три года, с февраля 2014-го по февраль 2017-го, снизились в сопоставимых ценах на 14%. Но снижаться бесконечно потребительский спрос не может — это как пружина, которая должна разжаться.
Туроператоры уже говорят об ажиотажном спросе на путевки — весной продажи туров в Европу выросли в полтора-два раза, массово скупаются путевки в Турцию. И это только один туристический рынок. По ощущениям, которые скоро будут подкреплены статистикой, оживает рынок бытовой техники и товаров длительного пользования, а также стройматериалов — техника выходит из строя и требует замены, с ажиотажных покупок на волне девальвации прошло почти три года. Заселяются и вводятся в строй новостройки, которые скупались гражданами в 2014–2016 годах по программе льготного ипотечного кредитования (всего за три года было введено 250 млн кв. м жилья, и это были годы рекордных показателей) — их надо ремонтировать и обустраивать. Скоро может тронуться лед и на автомобильном рынке: ставки по кредитам снижаются, и те, кому пора менять автомобиль, начинают задумываться о покупке, которую отложили после резкого взлета доллара и евро. По итогам марта продажи легковых автомобилей выросли на 9% к марту 2016 года — это вывело в плюс первый квартал, а по итогам года рост автомобильного рынка может составить 20% и больше.
В последние годы население активно сберегало, и логично предположить, что теперь, видя серьезное укрепление рубля, люди поспешат тратить — тем более что и МЭР предсказывает, что период относительно дорогого рубля скоро закончится. Последний мониторинг Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС констатирует, что в феврале 2017-го, по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года, в структуре использования денежных доходов населения увеличилась доля денежных
доходов, использованных на покупку товаров и услуг (с 70,0 до 71,5%) и обязательные платежи и взносы (с 10,8 до 11,8%), а вот доля доходов, использованных на формирование сбережений, существенно уменьшилась — с 15,3 до 11,3%.
Есть и еще один любопытный момент относительно доходов населения, который может недооцениваться прогнозистами: доля занятых, работающих только в неформальном секторе, выросла с 18,7% в 2015 году до 19,1% в 2016-м. «В отличие от прошлых периодов рост занятости в неформальном секторе в первую очередь происходил не за счет работающих по найму, а за счет роста численности работающих не по найму (то есть индивидуальных предпринимателей, фермеров без образования юридического лица, самозанятых и похожих категорий). <…> работа по найму в неформальном секторе является прибежищем для наиболее уязвимых низкооплачиваемых групп населения, которые не могут найти работу в формальном секторе. В то же время работающие не по найму по многим характеристикам мало отличаются от формально занятых, а зарабатывают даже выше. Таким образом, подобные изменения можно расценивать как позитивные», — пишут авторы мониторинга.
Статистика за март подтверждает наши предположения о серьезном оживлении спроса, причем именно на предметы обихода, обувь, мебель, технику и т. д.: в реальном выражении рост зарплат ускорился с 1% год к году в феврале до 1,5% год к году в марте, розничные продажи практически прекратили падать — в марте они снизились всего на 0,4% год к году — существенное улучшение по сравнению с февральским показателем (–2,8% год к году), а непродовольственная розница впервые с 2014 года показала рост (+0,6% год к году).
Бизнес оживился
Потребительский спрос толкает вверх и промышленность. Так, в обрабатывающей промышленности, согласно данным IHS Markit, с занятостью дела обстоят не очень хорошо — она немного снижается, но и тут аналитики указывают на продолжение устойчивого роста объемов производства и новых заказов. У обрабатывающих предприятий растет число новых клиентов и спрос, а средние значения индекса PMI за четвертый квартал 2016-го и первый квартал 2017 года — максимальные за период с первого квартала 2011 года, то есть за шесть лет.
Апрельский ежемесячный мониторинг социально-экономического положения и самочувствия населения Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС констатирует, что, хотя в обрабатывающих производствах в феврале 2017 года произошло снижение объемов
выпуска по сравнению с февралем 2016-го, значительный рост показали производство одежды, машин и оборудования, бумаги и бумажных изделий.
Обрабатывающая промышленность стала основным драйвером роста промпроизводства и в марте, показав +1% год к году против –5,1% в феврале.
О том, что компании видят перспективы, можно заключить и по настоящему буму на долговом рынке: в первом квартале 2017 года с помощью долговых инструментов предприятия заняли 7,3 млрд долларов — в два с лишним раза больше, чем в первом квартале 2016-го.
Рынок нефти прогнозировать сложно, а вот с экономикой наших торговых партнеров дело обстоит проще — и тут уместно будет взглянуть на рынок Китая. Замедление китайской экономики несколько лет кряду называли главным сдерживающим фактором для мировой экономики и для российской в частности, но 2017 год, похоже, опровергнет наконец эти ожидания. «Риск недостаточных темпов роста глобальной экономики в целом и экономики Китая в частности воспринимается сейчас нами как гораздо менее вероятный», — аккуратно пишут аналитики компании «Открытие брокер», что переводится с инвестиционного языка как «падения не будет, будет рост».
В марте производство стали в Китае выросло на 1,8% год к году, а по итогам первого квартала на 4,6% год к году — это рекордные уровни. Объемы китайского рынка грузовиков достигли 80 тыс. штук в месяц, и растут все быстрее. Международный валютный фонд на днях повысил свой прогноз роста экономики КНР до 6,6% в 2017-м и 6,2% в 2018 году. Так что с востока нам не угрожает падение спроса на российское сырье.
Наконец, денежная масса показывает рост — и ее динамика, отмечает Сергей Блинов, советник генерального директора ОАО КАМАЗ, позволяет ожидать роста ВВП России более чем на 3% в 2017 году (см. «Деньги и экономические прогнозы», стр. 36).
МЭР не одинок в своих осторожных прогнозах — подавляющее большинство представителей как официальных властей, так и экспертного сообщества, резкого взлета ВВП в 2017 году не ждут. Так, IHS Markit вообще прогнозирует 1% роста ВВП по итогам этого года, прогноз ЦБ — 1,5%. Директор по научной работе ИЭП им. Е. Т. Гайдара Сергей Дробышевский отметил, что 2% — это «тот рост, который обеспечен российской экономике на ближайшие два года независимо от внешних обстоятельств». При этом специалисты ИЭП «не рассматривают вариант с реформами, поскольку программа реформ не заявлена и не описана» — то есть не видят предпосылок для реализации целевого сценария с 3,1% к 2020 году.
«Потенциал роста у российской экономики, конечно, есть, и темпы роста могли бы не замедляться в 2018–2019 годах. Но реализация этого потенциала во многом зависит от активности действий регуляторов, — сказал “Эксперту” главный директор по финансовым исследованиям Института энергетики и финансов Михаил Ершов. — В обозримом будущем темпы прироста ВВП около полутора-двух процентов вполне достижимы. Дело в том, что средняя цена на нефть марки Urals в первом квартале 2017 года достигла 52 долларов за баррель, увеличившись на 60 процентов (год к году), и международные организации прогнозируют дальнейший существенный рост нефтяных цен, что будет способствовать дальнейшему выходу из кризиса экономики РФ. При этом вряд ли в ближайшие годы сопоставимую роль в качестве драйвера экономического роста станут играть динамика реальных доходов населения, рост денежной массы или иные внутренние факторы». Можно ожидать ряда объективных благоприятных эффектов на темпы роста, полагает Ершов: так, в текущем году, вероятно, проявится эффект низкой базы, да и не дешевеющий рубль поддерживает внутренний спрос и, соответственно, экономику в целом. Сокращение процентных ставок тоже создаст предпосылки для оживления.
Фактором роста мог бы стать и умеренный бюджетный дефицит (напомним, в отличие от улучшения делового климата и реформы образования он не рассматривается МЭР как средство достижения целевого темпа роста ВВП), однако важно сформировать правильные механизмы его финансирования, добавляет экономист. «Например, в США и Японии 85–95 процентов всей денежной эмиссии формируется под покупку национальным центральным банком своих государственных ценных бумаг, которые, в свою очередь, эмитированы для финансирования конкретных проектов в экономике. В результате, во-первых, осуществляется целевая эмиссия в увязке с экономическими приоритетами, во-вторых, ликвидность не уходит из экономики, как это имеет место в случае покупки госбумаг частным сектором, а в-третьих, формируется глубокий и диверсифицированный фондовый рынок, что также облегчает возможности финансирования роста. Для сравнения: в источниках формирования денежной базы рубля на госбумаги, которые находятся на балансе у нашего ЦБ, приходится менее пяти процентов», — говорит Михаил Ершов.
Недолгое укрепление
Отдельные дискуссии идут вокруг курса рубля. ЦБ по курсу прогнозов не дает, чтобы не оказывать влияния на рынок. МЭР же ожидает относительно серьезной девальвации. Пока рубль идет в противоположную сторону, но активный рост импорта и сезонное ухудшение платежного баланса уже в летние месяцы приведет к формированию дефицита текущего счета, что сформирует предпосылки для ослабления рубля, полагают в министерстве.
«Курс, заявленный Минэкономразвития, — это некоторый сюрприз, — говорит Сергей Дробышевский. — При текущих ценах на нефть в районе 50 долларов за баррель, мы тоже ожидаем ослабления до 57–58, может, до 59 рублей, но никак не ниже, и, честно говоря, нам не очень понятно, какие изменения должны происходить в платежном балансе, чтобы рубль вдруг стал достаточно сильно падать по отношению к доллару. Никаких признаков стимулирования оттока капиталов нет, отток примерно равен тому объему денег, которые компании гасят и направляют на обслуживание долга. Конечно, в этом году спрос российских туристов на отдых за рубежом может быть выше, чем в предыдущие годы, но все равно это не те масштабы, которые, с нашей точки зрения, могут серьезно повлиять на платежный баланс и таким образом серьезно опустить курс».
Михаил Ершов напоминает, что, несмотря на словесные интервенции чиновников, а также завершение периода налоговых выплат, российская валюта продолжает укрепляться — это свидетельствует о том, что рубль был слишком ослаблен и сейчас возвращается к более сбалансированному уровню. «Кроме того, если в ближайшие годы цена на нефть будет более высокой по сравнению с прогнозом МЭР, то это в сочетании с постепенным выходом экономики РФ из кризиса окажет дополнительное повышательное давление на курс рубля. В этих условиях ослабление рубля до 71,2 за доллар потребует либо подключения больших финансовых ресурсов регуляторов, либо использования ими иных субъективных форм вмешательства в объективные рыночные процессы. В целом при отсутствии интервенций и других мер со стороны регуляторов, направленных на обесценение рубля, а также если не будет обострения ситуации на мировых финансовых рынках или политической ситуации вокруг России, сильное обесценение рубля маловероятно», — резюмирует экономист.
