Франсуа Леотар более двадцати лет был депутатом от департамента Вар и мэром города Фрежюс. Он также занимал пост министра культуры и связи в правительстве Жака Ширака в 1986–1988 годах и министра обороны в 1993–1995-м. После завершения политической карьеры полностью посвятил себя литературе. С 1987 по 2017 год во Франции вышли семнадцать романов и эссе Франсуа Леотара о французской политике, истории и культуре.
— Почему французский кинематограф, который в шестидесятые и семидесятые годы прошлого века был на таком подъеме, столь сильно сдал свои позиции в пользу американского кино во всем мире и в России в том числе?
— Это действительно так, и это трудно объяснить, потому что государство во Франции серьезно поддерживает киноиндустрию. Мне иногда кажется, что во Франции слишком много снимают кино, поскольку снять фильм легко. У нас много фондов, где можно найти финансирование для такого рода проектов. С другой стороны, вкус публики за последние годы испортился: людям стало нравиться американское кино, со всей его вульгарностью. Причем публика деградировала еще в большей степени, чем создатели фильмов. Надо понимать, что главная статья американского экспорта не зерно и не сталь, а визуальные образы. Америка поняла, что нужно взять под контроль воображение людей во всем мире. В шестидесятые, семидесятые и даже в восьмидесятые годы французские фильмы были очень сильны, но сейчас уже нет. В итальянском кино произошло то же самое.
— Какой выбор в этой ситуации делает французский зритель?
— Он, так же как и все остальные, предпочитает форматы, легкие для восприятия. И мы видим, что на книжном рынке происходит то же самое. Читатель выбирает романы с простой интригой и поверхностным мелодраматическим сюжетом.
— Какие книги предпочитают французы: своих авторов или переводные?
— Увы, Маргерит Дюрас (французская писательница, лауреат Гонкуровской премии. — «Эксперт») публика предпочитает Гарри Поттера. Мои романы также не входят в разряд литературы для широкой публики. Но меня утешает тот факт, что первая книга Пруста была опубликована за его счет. Селин (Луи-Фердинанд Селин, автор романа «Путешествие на край ночи». — «Эксперт») ни разу не был удостоен Гонкуровской премии. Написанные им книги при жизни сильно уступали по популярности произведениям посредственных американских авторов.
— Почему Франция по сравнению с Великобританией так пассивна в продвижении своих современных авторов?
— Это вопрос о торговле и об отношении французов к торговле книгами. В Латинском квартале (расположен на левом берегу Сены вокруг университета Сорбонна. — «Эксперт») самая большая в мире концентрация книжных магазинов. Они выживают с большим трудом. Я себе задаю вопрос: почему так происходит? Почему французы предпочитают комиксы и детективы, тогда как в России до сих пор читают великих классиков, таких как Толстой и Достоевский? Возможно, потому, что в России на читателей не так сильно давит, как во Франции, американская торговая мощь. Отчасти поэтому во Франции министерство культуры, которое было создано писателем Андре Мальро, всегда поддерживает художников и писателей. У нас писателям вручают ордена, так же как вы их вручаете военным.
— В какой степени Франция делает на книги и фильмы ставку как на экспортный товар?
— Здесь есть проблема с языком. Французский язык сегодня — это канадский Квебек, Африка (хотя здесь мы можем наблюдать потерю влияния) Швейцария, Бельгия и сама Франция. И это очень мало по сравнению с тем, насколько распространен английский язык. До Второй мировой войны и сразу же после нее американские писатели читали Флобера. Великие американские писатели, такие как Хемингуэй и Дос Пассос, владели французским языком и были причастны к французской культуре. В начале двадцатого века она очень сильно влияла на мировую культуру в целом, сама, в свою очередь, находясь под влиянием русской культуры. Россия и Франция — две великие культурные державы, и эта связь для нас очень важна.
— Возможны ли в Европе кинопроекты с объединенным бюджетом, в том числе с участием России, которые могли бы конкурировать с высокобюджетными американскими фильмами на мировом уровне?
— Это нужно делать, если мы хотим сопротивляться давлению. Европе надо сблизиться с Россией. Так было и раньше. Это началось с того момента, когда Екатерина Вторая вызвала в Петербург Дидро. Надо просто вернуть наши культурные и политические связи в прежнее состояние. Философы и писатели и в России, и во Франции продолжали поддерживать их даже в советский период. В 1979 году в Париже была гениальная выставка русской живописи начала двадцатого века, в свое время оказавшей решающее влияние на мировое искусство. Есть очень много причин, по которым мы должны искать все возможности для сотрудничества с Россией — в том числе через университеты и выставки. Французы всегда проявляли интерес к тому, как Россия воспринимает мир в целом и Европу в частности. В культурном плане русские — самый близкий французам народ (только не в философии, здесь нам ближе немцы), как и все, кто проживает в южной части Европы: греки, итальянцы. Культурные связи — это всегда вопрос воли, но неизвестно, есть ли сейчас такая воля. Зато присутствует какой-то иррациональный страх перед Россией.
— Почему его нет в отношении Америки?
— Потому что мы никогда не воевали друг с другом. И, что жутко несправедливо, Россию никогда не считали одной из основных освободительниц Франции во Второй мировой войне. Все эмоции по этому поводу обращены к Америке: «Они нас спасли!» Мало того, что это не так, так ведь еще и во французском Сопротивлении было много русских эмигрантов первой волны — и об этом забыли.
— Насколько близка идея сближения с Россией французской элите?
— Увы, представители французской элиты чаще бывают в Нью-Йорке, чем в Москве. Америка нравится нашей элите, но не с точки зрения ее интеллектуальной привлекательности, а из-за ее торговой мощи. Ей нравятся те американские писатели, которые, подобно Хемингуэю, воплощали в своем творчестве европейский дух. Тем не менее Толстого во Франции читают больше, потому что все равно он нам ближе. Как ни странно, но в сознании французов еще до сих пор не закончился советский период истории России. Когда я собрался лететь сюда, один знакомый встретил меня в аэропорту и, узнав о цели моей поездки, воскликнул: «Как!? Ты улетаешь в Советский Союз?» Он сказал это всерьез. То есть он даже не догадывается о тех изменениях, которые произошли в России за последнюю четверть века, а они колоссальные. Едва ли есть еще одна такая страна, которая смогла столь резко повернуть ход своей истории. Кроме того, надо иметь в виду, что большинство французских интеллектуалов были левыми, а некоторые даже коммунистами. Сартр, например, любил говорить, что всякий антикоммунист — собака.
— Если в советский период Россия олицетворяла собой принцип социальной справедливости, то что же сейчас является ее наиболее привлекательной стороной в глазах французской элиты?
— Прежние стереотипы восприятия России никуда не делись. Настолько быстро и внезапно произошли в ней перемены, что мы до сих пор не можем прийти в себя и осознать их в полной мере. Тем не менее, я повторяю, культурный союзник Франции — это Россия, а не Америка. Просто невероятно, до какой степени невежество и бескультурье царят в США. Я часто бывал в Америке, встречался с представителями местной элиты, и они жаловались мне, что им не с кем даже поговорить вечером после работы. В Москве все по-другому. Здесь наоборот: слишком много собеседников и ты не успеваешь со всеми встретиться.
