Спектакли Панкова — это как минимум не скучно. Ты можешь не понимать, что происходит на сцене, не слышать отдельных слов, но тебе всегда интересно наблюдать за происходящим. «Москва — открытый город. Переход» — синтез двух спектаклей. Один из них — проект, сценическая жизнь которого исчисляется почти десятком лет, поставлен основателем Центра драматургии и режиссуры (ЦДР) Алексеем Казанцевым. Второй — классика студии SounDrama, основанной Владимиром Панковым. Первый спектакль, поставленный им в качестве худрука ЦДР, — ритуальное действо, которое должно соединить две традиции и два коллектива. Впрочем, они так и близки. Как ЦДР позиционировал себя как пространство эксперимента в области драматургии, режиссуры и хореографии, так и SounDrama ни в одной из этих позиций ему не уступает. Это новый театр, который всеми силами ограждает себя от превращения в застывшую форму, наличие новых идей для него вопрос жизни и смерти. Каждая постановка — гонка на выживание: сумеешь ли ты удивить не только зрителя, но и самого себя. Именно в этом секрет небывалого драйва спектакля «Москва — открытый город. Переход».

Он оглушает почти сразу громким звуком и темпом повествования. Зрителю не дают никакой экспозиции, в которой бы объяснялось, с кем он имеет дело, что это за герои, за чьей жизнью он будет следить ближайшие два часа. Зритель с ходу «въезжает» в основное тело драматургического действия. Он видит людей, которые перекидываются репликами, иногда выпевая их или сопровождая каким-то ритмоизвлекающим действием. Зрителю не дают передохнуть ни на минуту: одна пауза заполняется песней, которая вплетена в драматургию, иллюстрируя или развивая ее, другая — стихами, которые читают приглашенные поэты Всеволод Емелин и Александр Антипов. Это самостоятельные тексты — каждый со своим сюжетом, который каким-то образом рифмуется со сценическим действием. При этом само действие не останавливается. Актеры в этот момент «доигрывают» предыдущий сюжет и перестраиваются, чтобы разыграть следующий.

В спектакле, если не считать стихов Емелина и Антипова, больше пятнадцати сцен. История рассказывается за десять-пятнадцать минут. При этом одна история заскакивает в другую, именно заскакивает, а не плавно переходит. Иногда режиссер буквально сталкивает две истории, у каждой из которых нет ни привычного начала, ни привычного конца, он сцепляет их или музыкой, или стихами, или танцем. Перед глазами зрителя проходит галерея персонажей, к которым ты не успеваешь привыкнуть и до конца понять, что с ними происходит. Но режиссер дает зрителю шанс угадать ее смысл через другую историю. Инерция зрительского восприятия такова, что он неизбежно воспринимает следующий сюжет как продолжение предыдущего. Особенно если в нем появляется тот же самый актер, только уже в другом образе. Но иногда происходит нечто совершенно противоположное: разные актеры могут играть одних и тех же персонажей даже внутри одного сюжета, причем эта смена может происходить самым радикальным образом: женские роли сначала исполняют актрисы, потом актеры, а потом опять актрисы.

Но если расценивать происходящее в спектаклях Панкова как музыку, предполагая, что даже когда актеры размеренно, внятно произносят свои реплики — они поют, что даже когда они спокойно перемещаются по сцене — они танцуют, то все становится на свои места. Отсюда рефреном повторяющиеся фразы: «Денег как не было, так и нет», «Вы — хорошие ребята», «Но шубу, Вася, он тебе не купит». Логика их произнесения в тот или иной момент понятна только режиссеру — он пишет партитуру спектакля каким-то шестым чувством. В результате мы видим действие, которое возможно увидеть только на театральной сцене и нигде больше. Когда актеры то действуют как единый организм, то выделяются из него, чтобы исполнить свои индивидуальные партии. Но это вовсе не значит, что все остальные исчезают со сцены, они создают второй, третий и четвертый планы происходящего на сцене. За это мы и любим театр, и верим, что он будет всегда.