Первая встреча президентов России и США наверняка станет главной темой после саммита «большой двадцатки», при том что ожидать прорывных соглашений не стоит. Владимир Путин и Дональд Трамп работают вдолгую, стараясь не задавить, а переиграть глобалистскую мессианскую систему, которая оппонирует и тому и другому. И это роднит глав сильнейших государств мира.
Однако за схваткой двух ёкодзун скрывается куда более важная история. «Большая двадцатка» впервые фиксирует контуры многополярного мира и окончательно утверждает свой статус важнейшего форума планеты (принимая эту ответственность от «большой семерки»). Правила этого нового мира пишутся сами по себе, поскольку его участники за редким исключением пока не понимают этой трансформации и своего места в глобальной системе. Но США больше не собирают союзников, словно несушка под крылышко, а врагов — словно факир змей. То есть новые правила не диктуют. Европа только привыкает к самостоятельности и к трезвому взгляду на жизнь. «Действительно, мировой порядок меняется, смещается соотношение сил», — признает канцлер ФРГ Ангела Меркель в интервью еженедельнику Zeit, имея в виду усиление Китая и Индии и отказ Вашингтона от статуса гаранта мирового порядка.
Железной немецкой леди некоторые эксперты уже передали символический титул «лидера свободного мира», подразумевая, что американский президент больше не достоин такой чести. Однако Меркель еще предстоит пройти перевыборы этой осенью, и их результат пока не очевиден. На политической авансцене внезапно появился другой кандидат, готовый скромно возглавить европейскую солидарность и принять знамя глобализма вместо ненадежного Трампа, хотя бы на время, пока Америка не прекратит «дурить».
Феномен Макрона
Европейские политтехнологи вправе гордиться уникальным явлением — «феноменом Макрона», процессом конструирования из непримечательного бюрократа харизматичного лидера Франции с претензией на статус главного реформатора Евросоюза. При том что ни харизмой, ни силой, ни даже впечатляющими ораторскими способностями Эммануэль Макрон не обладал и не обладает. Недооценка пиар-компонента в раскрутке образа нового президента Франции привела к поражению его соперников на двух выборах подряд. И даже после этого многочисленные эксперты предсказывали слабость Пятой республики под руководством Макрона и отказывались замечать далеко идущие планы конструкторов президента — европейской глобалистской элиты. Однако связка ведущих французских СМИ (в том числе глянцевых, раскрутивших любовную историю 39-летнего метросексуала и его жены, бывшей учительницы) и силового аппарата, ударившего по реноме политических оппонентов, способна творить электоральные чудеса. Следом за дело взялся интеллектуальный центр Жака Аттали, французского философа-глобалиста, который не только привел Макрона к власти, но и вложил в его уста ряд сильных инициатив по реформированию французской и европейской политической и экономической систем.
По сути, с помощью Макрона французские глобалистские элиты пытаются разрешить три задачи
Внутренние. Остановить деградацию французской экономики и побороть безработицу (только официально — 10%). Понимание, что ситуация зашла слишком далеко, присутствует у всех местных элит, но «дорожные карты» отсутствуют как политически «смертельные». Необходимо радикально перетряхнуть трудовое законодательство и пересмотреть социальную политику страны (56% расходов бюджета уходит на социалку). Правительство, затеявшее подобные реформы, столкнется с мощными акциями протеста и будет сметено. Альтернативные решения отсутствуют.
Внешние. Экономические проблемы Франции находятся в прямой зависимости от сложившейся европейской макроэкономической германоцентричной модели, которая пребывает в состоянии политического и экономического кризиса. Как и остальные страны ЕС, Франция не выдерживает конкуренции с немецким производством. Брекзит лишь усиливает Берлин и политически, и экономически. Если не начать хотя бы диалог об альтернативной модели развития ЕС, время для перемен будет упущено навсегда.
Глобальные. Наконец, есть планы третьего уровня, которые напрямую связаны с наметившимся кризисом глобалистской модели, неприятием неолиберальных идей глобального открытого рынка населением и, как следствие, голосованием в пользу брекзита, Трампа, Ле Пен и иных национально ориентированных западных лидеров. Макрон призван создать видимость перемен, чтобы по факту ничего не изменить, а главное, сохранить огромные вложения в глобалистские проекты вроде «зеленой» энергетики и в транснациональные корпорации.
Почему на роль главного реформатора призван Макрон? Не только потому, что он лидер, который управляем и находится в прямой зависимости от отцов-конструкторов, то есть не способен к демаршам и к самостоятельной игре. Важен и тот факт, что Макрон — экономист, свято верующий в идеалы мировой глобалистской финансовой системы, ради которых он готов взойти на костер, как Жанна Д’Арк, если дело будет проиграно. А еще Макрон вовсе не такой глупый серый бюрократ, каким его рисует пропаганда. Он гибкий и хитрый политик, знающий цену предательству и лицемерию, способный умело крутить и врагами, и союзниками. Достаточно сказать, что его дипломная работа по философии была посвящена трудам Макиавелли, и это в молодости, задолго до работы в банке Ротшильдов. Обратим внимание на первые два месяца работы Макрона в статусе президента.
Мсье «в то же время»
Для серьезных, «смертельных» преобразований французской политической и экономической жизни Макрон должен был заручиться сильным мандатом. И он добился этого за несколько недель, но свой сильный мандат получил не от народа (явка на президентских и парламентских выборах была рекордно низкой), а от системы: президент буквально раздавил очаги сопротивления лоббистским ресурсом и выстроил сильную вертикаль.
Макрон сформировал очень слабое правительство, если иметь в виду политический вес каждого министра. Половина портфелей получили непрофессиональные политики, так сказать, «представители гражданского общества». При этом для всех членов кабинета министров введены репрессивные ограничения на общение с прессой — только в обозначенные даты и по согласованию с начальством. А о работе правительства журналисты будут узнавать от пресс-секретарей. Похожие правила введены и для президентского пула — теперь в Елисейском дворце решают, какого журналиста из какого издания пригласить на то или иное мероприятие. Пятая республика молча переварила ограничение свободы слова.
18 июня Макрон также получил подконтрольный и безвольный парламент. Его партия «Вперед, Республика» одержала разгромную победу, получив абсолютное большинство в Национальном собрании (308 мест из 577). Но еще более знаковым фактом является неопытность новых депутатов, большинство из которых опять-таки представляют «гражданское общество» и никогда не сталкивались с серьезной политикой. В правящей партии таковых почти 90%! 424 депутата впервые вступили в должность. 39 депутатам — меньше тридцати лет. С другой стороны, стало значительно больше представителей зажиточной буржуазии, владельцев бизнеса и руководителей предприятий.
В общем, на ближайшие пять лет Макрон получил карт-бланш на любые реформы. Но это со стороны депутатов, в рядах которых практически отсутствует опытная оппозиция. Улица же и профсоюзы Макрону не благоволят. Уже осенью политические дискуссии об ускоренном пересмотре трудового законодательства грозят вылиться из стен Национального собрания на парижские мостовые.
Проблема в том, что макроновская программа развития французской экономики не выглядит концептуальной, а представляет собой набор благих пожеланий в попытке понравиться всем политическим силам и слоям общества. Макрон обещает снизить безработицу до 7,7% к 2022 году за счет апгрейда трудового законодательства. Он предлагает штрафы для компаний, нанимающих слишком много сотрудников по временным договорам, а также просит разрешить переговоры о переработках и их оплате. Но дискуссии с профсоюзами нет и не планируется. Госрасходы бюджета планируется сократить на 60 млрд евро за пять лет за счет сокращения госслужащих. Но при этом власть запустит антикризисную программу стоимостью 50 млрд евро в энергетике, транспорте, здравоохранении, образовании и сельском хозяйстве. Пенсионный возраст и размер пенсий не изменятся, но появится балльная система, при которой выплаты будут соразмерны взносам. Для бизнеса сократят корпоративный налог на прибыль с 33,3 до 25%, но вместо прогрессивного введут фиксированный налог в 30% на доходы от капитала.
Короче говоря, Макрон пытается оживить французскую экономику как за счет госвливаний и субсидий, так и за счет снижения налогов и соцвыплат. Критики считают это взаимоисключающими мерами, потому предполагают, что спустя некоторое время Макрон вернется к плану Жака Аттали, который еще в 2008 году представил президенту Николя Саркози «300 предложений по изменению Франции». Частично положения этого ультралиберального плана модернизации экономики, несмотря на протесты, уже во времена Франсуа Олланда продавил молодой реформатор, министр экономики, промышленности и цифровых дел Эммануэль Макрон. В нем обозначены поощрение миграции, увеличение рабочего дня, сокращение госрасходов на медицину, образование и пенсионное обеспечение и многое другое.
Но пока Макрон умело лавирует между различными течениями и идеологиями, на каждом шагу подчеркивая: он над партиями и их взглядами. За умение сочетать несочетаемое в своей риторике журналисты уже называют президента En meme temps, буквально — «в то же время»: этими словами Макрон объединяет в одном предложении подчас совершенно противоположные идеи. Но если (точнее, когда) президент последует дальше по стопам своего учителя Жака Аттали, сразу после либерализации французского трудового законодательства мы увидим и демонтаж «социального государства», а гражданам объяснят, что иного выхода из экономического кризиса нет. «Каков мой проект? Мой проект заключается в том, чтобы не выступать “во имя народа”, но во имя свободы, равенства, братства», — говорит Макрон. В этой формуле свобода — это принцип равных возможностей свободного рынка, равенство — принцип невмешательство государства в перераспределение богатств, а братство — перекладывание социальных обязательств на гражданское общество. Смело, кстати, для президента любой страны заявить: «Я не выступаю во имя народа».
Сладкие «M&Ms»
Какой бы управляемой ни казалась французская система власти под Макроном, для претворения своей экономической программы ему нужны позитивные изменения здесь и сейчас. Спустя полгода его популизм покажется смешным на фоне пикирующей статистики. А потому Париж пытается повлиять на внешние факторы экономического роста в рамках единой Европы, сосредоточенные в Берлине. Но для того, чтобы говорить с Ангелой Меркель на равных, Макрону требуется возродить былой политический вес Пятой республики.
После вступления в НАТО при Николя Саркози Елисейский дворец последовательно терял значение по франко-германской оси, но потенциал республики никуда не делся: Франция остается членом Совбеза ООН, сильнейшим игроком в космосе и единственной ядерной державой в ЕС после выхода Великобритании. Макрон недвусмысленно напомнил об этом забавной фотографией спуска на АПЛ La Terrible во время учений с имитацией запуска баллистической ракеты с ядерной боеголовкой. А до того за несколько недель объездил с десяток знаковых стран региона, доказывая, что Франция остается ведущей военно-политической державой, разве что задремавшей на короткий срок. С вторым своим зарубежным визитом Макрон приехал в Мали, очертив зону ответственности в Средиземноморье — в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Распрощался с ошибками предыдущих правительств, заявив, что вторжение в Ливию было ошибкой и Франция поучаствовала в уничтожении суверенного государства. А чтобы подобное не повторилось в Сирии, Макрон не будет настаивать на уходе Башара Асада, которому «сейчас нет альтернативы». Хотя раньше обещал бомбить легитимное правительство вместе с американцами за химические атаки. Знаковым оказался визит Владимира Путина, которого хозяин Елисейского дворца принял с подчеркнутой вежливостью. Но затем Макрон отправился на Украину, где назвал княжну Анну Ярославну Анной Киевской (чего нет во французском лексиконе) и представил некую «формулу Макрона» по имплементации Минских соглашений, явно копируя Николя Саркози и его план по урегулированию грузино-осетинского конфликта, но лишь на словах — не на деле. После выхода Трампа из Парижских соглашений по климату Макрон обращается к американцам (то есть мимо их президента), призывая вернуть договоренности вспять и зазывая во Францию американских ученых. Но потом приглашает лично Трампа приехать на День взятия Бастилии «в честь 100-летия вступления Америки в войну» против… Германии.
Что примечательного в этих внешнеполитических метаниях, которые многим напоминают поступки другого неоднозначного президента — Дональда Трампа? Во-первых, это красивый пиар — Макрон создает образ популярного мирового лидера, на которого завязаны важные геополитические процессы в разных частях света. А именно такой образ был востребован французским избирателем и элитами последние десять лет. Во-вторых, ни Макрон, ни Трамп не стесняются на лету менять свою точку зрения для достижения конъюнктурного результата и воздействия на конкретную аудиторию. Одни скажут — популизм. Но в современном мире речь, скорее, идет о политическом реализме, в котором лицемерие — просто дипломатический инструмент. И если раньше лжи смущались, то сегодня легко оправдывают задачами «привлечь избирателя», «выбить выгодный контракт», «надавить на оппонента». Наконец, в-третьих, Макрон объездил пол-Европы, чтобы заручиться поддержкой в разговоре с Германией о мучительной трансформации Евросоюза.
Предложения Макрона по реформе ЕС на первый взгляд радикальны: он хочет создать общее казначейство, единый парламент, ввести общую фискальную политику, должность министра финансов ЕС, выпускать единые облигации, а также создать некое подобие европейских вооруженных сил под единым командованием. Можно предположить, что, по замыслу разработчиков доктрины, единое налогообложение и спрос уравняют конкуренцию сильных стран еврозоны с примерно похожей производительностью труда и ослабят периферию, прекратив отток производств. С одной стороны, возродится идея Европы «с разными скоростями», с другой — у Франции появится шанс на равных с Германией бороться за норму прибыли. Впрочем, для Берлина тоже есть свои преференции, иначе страна, где продолжает расти профицит торгового баланса (9%), не пошла бы так легко на компромисс с Парижем.
Ангела Меркель неожиданно легко нашла общий язык с Макроном, а журналисты уже прозвали эту парочку «M&Ms» — так органично воскресла франко-германская ось. «Необходимо ли нам что-то вроде экономического правительства? В целом я поддерживаю это. Нужен ли европейский министр финансов? В принципе, и на это отвечу: да» — со многими оговорками, но Меркель соглашается с предложениями Макрона. Германия, по ее словам, открыта для создания экономического правительства зоны единой валюты, чтобы создавать новые рабочие места и способствовать экономическому росту всех девятнадцати ее членов. Обеспокоенность Меркель, несмотря на собственные успехи, понятна — экономика еврозоны разбалансирована. В этом году она продолжает укрепляться, но лишь после вливаний Европейского центробанка в 2,2 трлн евро и отрицательных процентных ставок. Экономики Греции, Испании, Италии, Ирландии стагнируют. Под большим вопросом будущее стран Восточной Европы, которые со следующего года прекратят получать дотации из Брюсселя. В этом смысле поиск новой модели развития еврозоны безальтернативен, и это понимают все игроки.
Предложения Макрона выглядят радикально, но их можно считать базовым вбросом для начала разговора о реформах ЕС. Заявить о начале преобразований в политически и экономически разобщенном Евросоюзе — неэффективный путь, а вот затеять организационно-бюрократическую «движуху» и под этим соусом организовать дискуссию о том, как жить дальше, выглядит более перспективным вариантом. Если мы обсуждаем новый эмиссионный центр — значит, говорим о том, как он будет работать, то есть о существе политики, зацементированной по немецким лекалам.
Для французских финансово-предпринимательских элит сегодня, похоже, наступает последний шанс навязать Германии альтернативный диалог. В результате брекзита Берлин оттягивает на себя еще больше полномочий в макроэкономике еврозоны. Достаточно упомянуть о том, что функционал лондонского финансового хаба начинает растекаться в материковый Старый Свет и естественным образом концентрироваться во Франкфурте, который давно претендует на роль европейской финансовой столицы. Предупредить эту тенденцию французы не в состоянии, но успеть к разговору на равных еще есть время.
Светлое будущее Макрона
Всего за пару недель Эммануэль Макрон навел шороху во Франции, в Европе, да и, пожалуй, во всем мире, выступая вдохновенным защитником интересов родной страны, пусть и в контексте своих ультралиберальных убеждений. Как будто дух Марин Ле Пен и Франсуа Фийона сошлись в образе нового хозяина Елисейского дворца для спасения Пятой республики от дальнейшего увядания. Но смеем утверждать, что Макрон ни на йоту не отступил от своих глобалистских воззрений, а выдвинувшие его элиты расчетливо и дальновидно куют новое знамя глобализма.
Давайте вспомним ситуацию полугодовой давности, когда апологеты глобализма и либерализма в панике голосили на страницах мировой прессы о крахе старого мира, анализируя победу Трампа на американских выборах, брекзит, череду побед национально ориентированных лидеров в Восточной Европе, несломленную подсанкционную экономику России. 2017 года ждали с ужасом как года знаковых выборов в Нидерландах, Франции и Германии, где набирали силу контрсистемные политики. Победа Марин Ле Пен и «Национального фронта» в ведущей стране западного мира окончательно обозначила бы кризис прежней модели мироустройства, создала мощный информационный фон, который цепной реакцией повлиял бы на волеизъявление граждан иных государств и смел бы ряд правительств. Торжество национально ориентированных сил в перспективе поставило бы вопрос о перераспределении финансовых потоков, возвращении капиталов в родные гавани, ограничил свободное движение денег, обескровил глобалистские рынки вроде «зеленой» энергетики или цифровых систем будущего.
Финансовых потерь глобалисты не допускают. Довольно быстро в проект Эммануэля Макрона были вкачаны значительные средства, а нелюбимый французами министр Франсуа Олланда стал лидером избирательной гонки, внезапно заговорив фразами политических оппонентов — о протекционизме, контроле за миграцией, обуздании немецкого доминирования в Европе. Местные элиты создали симулякр, призванный развернуть вспять антисистемные процессы в западном мире, сделав упор на критику брюссельской бюрократии, но не самих наднациональных финансовых и предпринимательских элит. Чтобы изменить повестку дня, не меняя политику, и главное — законы движения капиталов.
Может ли в Евросоюзе сформироваться локальный полюс глобалистов, если учесть, что их финансовый центр сосредоточен в США? Пока ничто не предвещает перетока капиталов, хотя после появления евро европейцам довольно многое удалось сделать с точки зрения перераспределения международных финансовых потоков. Речь идет об арабских деньгах, которые были вкачаны в инвестфонды и недвижимость Британии и Франции. То есть Европе удалось создать небольшой, но значимый эмиссионный и резервный центр, которому не хватает единой экономической политики и крупного рынка гособлигаций, не сегментированного по отдельным странам. Так ведь Макрон и предлагает Меркель создать подобные инструменты и усилить институциональную составляющую для притока капиталов и их роста. Вполне вероятно, что у макроновского проекта есть и весомая финансовая составляющая.
Еще одно предназначение Макрона как нового знамени глобализма и даже (пресса не скупится на эпитеты) нового лидера свободного мира — сохранить присутствие глобалистского проекта в многополярном мире, представители которого в новом для себя качестве сошлись на нынешнем саммите «большой двадцатки». Ведь Франция на нем присутствует с лозунгом Make the Planet Great Again, который Макрон кинул вслед вышедшему из климатических соглашений Трампу. В то время как у американца — Make America Great Again, а еще великими хотят быть Китай, Германия, Россия или, скажем, Иран. Лишь Макрон радеет за всю планету, пока прежний хозяин свободного мира плюет на климат и Североатлантический альянс.
Французский президент сохранит западные ценности, пока американская система не добьет вашингтонского выскочку. А с возвращением «правильного» президента США мы, вероятно, увидим и новый атлантистский проект, в котором место слишком несговорчивой Германии займет прирученный Париж. А значит, можно расконсервировать проект Трансатлантического партнерства, общего энергетического рынка и глобальной зоны свободной торговли.
А может, к тому времени нужда в гегемоне пропадет вовсе. Жак Аттали, создатель Макрона и его идеологии, высказывается по этому поводу достаточно прямо в своей книге «Краткая история будущего»: «Деньги покончат со всем, что может помешать их торжеству, включая сами государства, которые они постепенно уничтожат. Это касается и США. Американское сверхмогущество сойдет на нет, а миром будут управлять несколько региональных правительств. Рынок станет единым законом для всех, породив неприкосновенную всемирную гиперимперию рыночных богатств и новых форм собственности, баснословных состояний и крайней бедности. Природа будет нещадно эксплуатироваться. Все станет частным, включая армию, полицию и судебную власть. Человек превратится в артефакт для производства и продажи, а затем станет бесполезным и исчезнет».
