Богомолов еще раз обращается к драматургии Вуди Аллена и снова делает максимально лаконичный по сценографии спектакль. На сцене пара диванов и только очертания каких-то комнат на фоне огромного экрана, на котором периодически проступают лица актеров. Маленькие фигурки — на этот раз на Большой сцене МХТ (предыдущий Вуди Аллен Богомолова был на Малой) — внезапно превращаются в титанов, возвышающихся и над сценой, и над зрителями. Мало того что они говорят в микрофон и становятся различимы все оттенки интонации, с какой произносится каждая реплика, — мы еще и видим выражение их лиц во всех подробностях. Так было и раньше в спектаклях Богомолова: этот эффект обеспечивали телевизионные экраны. Теперь он вводит в свои спектакли кинематографический формат. Можно даже предположить, что именно экран «поглощает» основную долю бюджета спектакля. На всем остальном Богомолов предпочитает экономить: никаких специально сшитых костюмов, никаких декораций. Актер, сцена, экран — вот все, что требуется для зрелища. Это не выглядит естественно — скорее здесь вызов режиссера самому себе (смогу ли рассказать эту историю именно так?), актерам: (получится ли у них сыграть без опоры на что-либо?) и зрителям (поверят ли без дополнительных условий в реальность происходящего на сцене?). Экран присутствует не постоянно — он возникает в важные моменты, которые режиссер хотел бы выделить, когда ему нужна дополнительная эмоция. И Богомолов провоцирует ее внезапно появляющимися визуальными образами.
Сценическое действие не прерывается, благодаря чему спектакль укладывается в час с небольшим. Это самое сложное в его построении — «смонтировать» одну сцену с другой так, чтобы зрителю было ясно, что между ними прошло какое-то время. Это и в самом деле требует каких-то усилий. В такие моменты приходится ориентироваться по координатам, расставленным режиссером. Иногда это просто движение по сцене, которое почти приравнивается к перемещению во времени. Вуди Аллен описывает ситуацию развода: его переживает одна семейная пара, а для второй это становится поводом для бесконечной рефлексии. В сценарии Аллена четвертьвековой давности развод — повод переосмыслить всю свою жизнь: что происходит, зачем это все, почему мы движемся именно в этом направлении, а не в другом? Развод — первая остановка у человека, следующего по этому жизненному пути: а может быть, я должен был прожить какую-то совсем другую жизнь и не стоит ли мне и в самом деле это попробовать? Причем эта жизнь набрасывается на тебя внезапно, как студентка Рейн на преподавателя Гейба, который к тому же чувствует себя недооцененным писателем. Развод Сэлли и Джека, произошедший на его глазах, уже успел посеять сомнения в нерушимости института брака, и он тут же попадает в ситуацию, когда вынужден спросить себя, насколько прочен его собственный брак: Рейн столь обольстительна, она так восхищается его романом! Микрофоны позволяют актерам быть максимально естественными, когда они произносят свои реплики. Гейб (Игорь Гордин) флегматичен — ничто не может поколебать броню его невозмутимости. Рейн (Софья Райзман) пробивает ее какой-то точно пойманной женской интонацией и подает свои реплики с характерным акцентом, подчеркивающим возрастную дистанцию между ней и Гейбом.
Аллен пишет историю, в которой человек бывает скорее нелепым, чем каким-либо еще. Джек (Игорь Верник), подчинившись основному инстинкту, вдруг обнаруживает новые возможности своего тела и начинает верить, что он таков и есть, что это и есть новый он. Но вдруг вера в этого нового себя исчезает, и он отступает от своей новой избранницы — Сэм, любительницы здорового образа жизни. Развод постепенно становится уже не экстраординарным событием, но вызывает куда больший интерес, чем женитьба. Как возникает любовь, мы, как нам кажется, догадываемся, но как возникает нелюбовь, еще понятно не совсем. Аллен подсказывает нам: они появляются одновременно. Их разделяет только время. Человек не меняется, но ты его сначала почему-то любишь, а потом по столь же необъяснимым причинам ненавидишь.
