Об «Игре престолов»

Александр Привалов
4 сентября 2017, 00:00

Не сомневаюсь, что в сети легко найти убедительнейшие объяснения авторов: почему седьмой сезон главного сериала последних лет оказался короче предыдущих — семь серий вместо привычных десяти. Но я авторских объяснений и читать не хочу, слишком уж очевидна причина настоящая: у машинки кончился завод. По соцсетям похоже, что и энтузиазм гигантской аудитории сериала поуменьшился. Нет, и этот сезон дружно досмотрели, и восьмой, заключительный сезон станет смотреть бог весть сколько миллионов людей, но это уж скорее по инерции. Сериал по-прежнему отчаянно красив, но красивых сериалов на свете теперь много. Того же, из-за чего «Игра» поначалу показалась — да, наверно, и была — уникальной, в ней больше нет, и потеря эта кажется неслучайной.

Появившись в 2011 году, «Игра престолов» поразила зрителей — сужу и по себе, и по попадавшимся отзывам — невиданным прежде в сериалах жизнеподобием. Дело не только в высочайшем, не привычно телевизионном, а киношном качестве зрелища и уж тем более не в новом для телеэкранов уровне откровенности по части жестокостей и секса. Дело прежде всего в том, что сериал был, подобно реальной жизни, катастрофически непредсказуем. Мы все с детства знаем, что положительный герой до последнего или, в крайнем случае, предпоследнего кадра бывает жив и дееспособен. Но в ИП главного положительного героя, мужественного и благородного Неда Старка, на полном ходу неожиданно умертвляют — и это только начало. То одного, то другого симпатичного персонажа смерть скидывает с экрана, как дохлую муху со стола, — и зритель раз за разом убеждается, что решительно ничего не способен предвидеть. Так вот, именно этого поразительного качества, настоящей непредсказуемости, в «Игре престолов» к седьмому сезону не осталось совсем. Почему? Лежащий на поверхности ответ очевиден: сюжет настолько упростился, что люфта для серьёзных неожиданностей уже просто негде взять. Интереснее вопрос, почему же богатый и сложный поначалу мир ИП так уныло сплющился. Но сначала об очевидном.

А очевидно вот что. В мире первых сезонов — обобщённом средневековье Старого Света — было много всякого, но не было ничего ни абсолютного чёрного, ни абсолютно белого. Правильно говорил кому-то Джейме Ланнистер: вы считаете мою сестру исчадием ада, но победи она, и для своих подданных она будет героем. У самых гнусных персонажей есть свои резоны; успехи любого из них — даже Рэмси, даже старика Фрея — идут во благо и кому-то из нормальных людей. Равно и самые симпатичные герои никак не ангелы. Но к седьмому сезону эта (весьма жизненная, как мы понимаем) черта мира «Игры» полностью сошла на нет. Главным стержнем сюжета стала борьба с Абсолютным Злом, наступающим из-за Стены войском мертвецов. Зло это столь явно и столь смертоносно, что отношение к нему банализирует прежде трёхмерных персонажей. Помянутая уже Серсея, предательски уклонившись от Борьбы со Злом, дабы при случае ударить борцов в спину, становится чёрной уже насквозь. Иное дело её оппонент, сребровласая Дейнерис. Совсем ещё недавно ей случалось на наших глазах творить весьма небезобидные глупости, но теперь, отложив в сторону личные цели ради общей борьбы, она начинает прямо-таки светиться от нестерпимой идеальности. В результате Вестерос стал ничем не выдающимся кукольным царством. Сложная и затягивающая война всех со всеми самым жалостным образом съёжилась в мультяшную борьбу Супер-Стервы и Супер-Няши. Силы и люди, в этой борьбе не участвующие, небрежно сдвинуты далеко на обочину повествования — какие уж теперь неожиданности.

Почему так вышло, возможны разные мнения. Мне, например, кажется, что сериал, под диктатом жанра довольно далеко отъехавший от своей литературной первоосновы (серии романов Джорджа Мартина), отличается от неё, помимо прочего, и всё более явной идеологизированностью. Из ненависти рождается терпимость, из крови и хаоса рождается демократия, из человека родового — индивидуальность и т. п. Всё это можно найти и у Мартина, но там это именно что надо искать, в последних же сезонах сериала это прёт наружу, «как сахар прошлогоднего варенья». Авторы сериала на наших глазах лепят новый миф зарождения современного западного мира, отличающийся от старого резко увеличенной закладкой политкорректности. Совсем коротко говоря, в зарождающемся в Вестеросе будущем никаким манером, ни по какому случаю уже не сможет появиться никакой Трамп. Да что там в будущем! Уже и в сериальном настоящем — кто такая Матерь драконов Дейнерис Таргариен, шествующая под знаменем Свободы от победы к победе во главе угнетённых меньшинств, начиная с неодолимого войска кастратов? Ну конечно же, это Хиллари Клинтон — такая, какой её видели в прошлогодних электоральных баталиях её многочисленные сторонники. Побочными эффектами этого форсированного пра-леволиберализма и стали, мне кажется, многие печальные уроны для занимательности зрелища. Так, авторам пришлось перебить большинство сколько-нибудь заметных мужчин, оба выжившие героя — и Джон, и Джейме — безвольные марионетки в женских руках. Авторам пришлось превратить едва ли не самого яркого персонажа первых сезонов, распутного Тириона, в безгрешного, отчего совсем уж нудного провозвестника добра и демократии — и так далее. Зато, надо правду сказать, батальные сцены сезон от сезона всё зрелищнее (бюджеты выросли), а в восьмом сезоне, где нам, по-видимому, предстоит насладиться битвами просто драконов с драконом-зомби, все тинейджеры и все их единомышленники придут уж в окончательный восторг.

Мне попался сейчас в сети тотализатор: люди делают ставки на то, кого из оставшихся в «Игре» персонажей и каким именно образом в последнем сезоне прикончат. А я с интересом поглядел бы на предсказания, сойдёт ли с рук положительной героине то, за что весь сериал клеймят отрицательную? В последних кадрах седьмого сезона сребровласая красотка ввязалась в точно такой же инцест, каким славится её врагиня, — только та спала с родным братом, а эта — с родным племянником. Простит её за это Вестерос или не простит? Я бы поставил на то, что простит. Не потому, что согрешила по неведению, — это мелочи; но так по идеологии будет правильнее. Не род, а индивидуум. И вообще — за Свободу же.