Первое впечатление, когда видишь эти работы, окидывая с порога взглядом зал выставки, — они одинаковые и светятся, но, присмотревшись, обнаруживаешь, что на самом деле они все очень разные, и разница эта сразу завораживает искушенного зрителя — простой портрет усталого руководителя многострадальной страны, золотом на алом (нет, наоборот, да еще и на крафт-картоне), многократно помноженный в пространстве, не просто светится, а самым непостижимым образом переливается и искрит за счет последовательной интерпретации графической стилистики, выраженной в сложной технике ручной печати (натурально отпечатков руки автора через множество трафаретов).
Выяснилось, что автор в далекие советские времена торжества идеологически выверенного реализма, в бытность свою студентом архитектурного института, увлекся русским авангардом (а затем и всем остальным) настолько, что в него глубоко, как никто другой, научно вник — именно научно (всякие естествоиспытатели имеют обыкновение хихикать над гуманитарными науками, имея в виду, что настоящая наука зиждется на реальных экспериментах) — в течение полутора лет ставил эксперименты: пробовал себя на практике в той или иной авангардной стилистике до тех пор, пока целиком не проникался и овладевал ею.
Результат этих исследований мы можем видеть сейчас в Крокин-галерее — здесь стилистически перечислены все нюансы развития авангарда первой четверти прошлого века, но при этом прикинута еще и некая интерполяция, позволяющая проследить связи между творческими манерами, скажем, Ларионова и Гончаровой, причем в разные периоды их творчества, но самое главное — представленный на выставке визуальный ряд, связывает воедино весь русский авангард в целом, впервые демонстрируя в мельчайших деталях его стилистическую преемственность.
Одним словом, мы оказываемся свидетелями уникального научного исследования, и очевидно, что у автора был очень ограниченный выбор объекта для вивисекции: либо он ставил опыты на себе, либо на главном герое современности — и понятно, что выпячивать себя было бы несколько неловко, тем более что далеко не из всех фамилий можно извлечь столь далеко идущее название проекта.
Надо сказать, что практически одновременно в Москве представлен еще один проект Гинтовта, правда, в соавторстве с несостоявшемся нахимовцем из фильма Сергея Соловьева «Черная роза — эмблема печали…» — архитектурным фотографом Михаилом Розановым, тоже имеющим непосредственное отношение к Новой академии, замученной покойным Тимуром Новиковым «ради деструкции уродства современности через возвращение к античному идеалу красоты во всем его тоталитарном блеске». Со стороны Гинтовта в этом проекте был высунут крупный Аполлон в разных ракурсах. Аполлон, как известно, не только продюсер всех искусств, но и покровитель будущего, хотя, конечно, можно предположить, что еще в изрядной мере и прошлого — в некотором роде он воплощение абсолютной классики, торжества консерватизма в искусстве.
Но мы можем в результате наблюдать непосредственную связь классической архаики и модерна, которые, в свою очередь, оказываются неким хребтом современной культуры в нашей стране — не удивительно, что крайне вторичные (относительно простодушных венских мясорезов) рукоблуды и мошонкорубы оказываются в некотором культурном вакууме в Европе, давно уже своеобразно интерпретировавшей поджог Рейхстага и с тех пор несколько угомонившейся на счет такого рода художественных выкрутасов. Но нас не удивляет, правда же, преемственность Аполлона и Путина?
То, что мы видим на выставке в Крокин-галерее, является образцом не совсем, извините, понятно чего — не авангарда же, при том что он был в этом проекте (состоящем на самом деле предварительно из примерно 70 работ) максимально осмысленным. Невольно вспоминаются Мао, изображенный Уорхолом, и, соответственно, Монро, супы «Кэмпбелл», Элвис, Ленин и проч. Элвис ис дэд — хайль Элвис. Модернизм мертв — да здравствует модернизм. Но ничто его уже не возродит — в этом даже проблемы нет. Про постмодернизм говорить уже неприлично. Теперь, если берешься воплотить какую-либо предыдущую практику, — просто обречен быть уличенным в постмодернизме. Алексей Беляев-Гинтовт когда-то с Кириллом Преображенским громоздил из валенок копию самолета, на котором был сбит Бойс, — сейчас-то мы понимаем, что Бойс был так себе художник — понимаем, но не все. Гинтовт теперь воплощает путь куда надо.
