Экология становится актуальнейшей темой в России. В каждом регионе есть свои проблемы — где-то это мусор, где-то состояние водоемов, воздуха, накопленный вред промышленности, строительство новых производств и так далее. Очень долго вопросы экологии оставались в тени, в России не было системного диалога на эту тему между обществом и властью. Однако постепенно этот диалог начинается. Выстраиваются институты.
О национальном проекте «Экология», о самых важных экологических проблемах и о роли общества в их разрешении «Эксперт» поговорил с главой партии «Альянс зеленых», членом общественного совета при Минприроды РФ, Александром Закондыриным.
— Кажется, проблема экологии внезапно ворвалась в медиа и в общественное пространство. Мусор, города-загрязнители, Байкал не сходят с первых полос. С чем связан такой интерес?
— Все, что связано с экологической тематикой, мейнстрим, который сейчас вокруг нее возникает, — это результат социально-экономического развития страны. После удовлетворения базовых потребностей люди начинают обращать внимание на окружающий их мир, на окружающую среду. Это мировая тенденция.
Второй фактор — негативное влияние крупных производств-загрязнителей, объектов мусорной инфраструктуры на жизнь людей и здоровье. Если тема экологии достаточно абстрактна, то тема здоровья понятна любому. Поэтому тема экологической безопасности стала ключевой и нашла отражение в послании президента. Президент в своем обращении к Федеральному собранию сказал, что проблема, связанная с мусором, не решалась многие годы, она стала восприниматься людьми очень чутко и близко. Люди не находят ответов на элементарные вопросы: насколько экологически безопасны проекты, которые предлагаются, сортировка, переработка мусоропереработка, мусоросжигание, полигоны, все, что с этим связано. А власти, в первую очередь муниципальные и региональные, ответить на эти простые вопросы не в состоянии.
— Национальный проект «Экология» касается не только мусора. В нем собран огромный пласт проблем, который президент поручил правительству решить.
— Да, там, к примеру, есть вопросы экологического ущерба, который уже нанесен. У нас накоплен большой экологический вред, который исчисляется триллионами рублей. Таких денег в стране одномоментно нет. Нужно проводить целый набор мероприятий, связанных с модернизацией и экологизацией российской промышленности.
В России серьезнейшие проблемы, связанные с качеством воздуха в отдельных городах. Да, учитывая наш лесной фонд, в целом мы мировые доноры чистого воздуха, но для конкретных городов воздух является проблемой. В основном это промышленные центры, и их много: Магнитогорск, Норильск, Красноярск — целый набор, где надо применять меры по экологизации промышленности, приведение предприятий в соответствие международным стандартам, экологически допустимым технологическим решениям.
В российской практике это называется «наилучшие доступные технологии», НДТ, но этот термин из европейского законодательства. В Европе НДТ собраны в целом наборе справочников по отраслям промышленности, таких документов более пятидесяти. В них расписаны технологические решения, которые являются экологически допустимыми. К работе по таким жестким правилам должны прийти и российские предприятия.
— Если взглянуть на объемы нацпроектов, то «Экология» — одно из важнейших направлений с совокупным бюджетом более четырех триллионов рублей. Из них около трех триллионов должен предоставить бизнес на подпроекты «Чистый воздух» и НДТ?
— Да, самая крупная статья расходов национального проекта предусматривает 2,4 триллиона рублей именно на расходы, связанные с НДТ. Это в основном деньги компаний, которые работают в сфере наиболее грязных производств.
— Что это за предприятия?
— Минприроды опубликовало так называемый список трехсот — список крупнейших загрязнителей России. Там есть и «Норильский никель», и Ачинский комбинат, и многочисленные предприятия горно-перерабатывающей промышленности, угольные шахты и практически все региональные очистные сооружения. В Москве это Люберецкие и Курьяновские очистные сооружения, Лианозовский молочный комбинат, полигон Тимохово. Все они должны перейти на новые стандарты производства.
— Зачем это самим предприятиям?
— Кроме социальной мотивации есть и экономическая. Вред окружающей среде все равно будет, но он будет минимизирован. Часто новые технологии не только экологичнее, но и сами предприятия, модернизировавшись, становятся экономически эффективнее. А кроме того, такие предприятия будут меньше платить за негативное воздействие на окружающую среду или вообще не будут.
— Тем не менее это огромная цифра — 2,4 триллиона рублей. Способен ли бизнес к таким инвестициям?
— Когда просчитывали всю программу НДТ, фигурировала цифра 4–4,5 триллиона рублей, но она была уменьшена как раз по просьбе компаний, чтобы скорректировать их реальные производственные возможности с планами правительства. Конечно, вопрос инвестирования всех этих 2,4 триллиона рублей сложный, и сейчас эти цифры имеют скорее желательный характер. Но на модернизацию будут тратиться значительные деньги, сомнений в этом нет. Во всех крупных структурах, финансово-промышленных группах заложены бюджетные средства на экологизацию производств. Это крупнейшие экологические бюджеты, которые есть в стране.
— Но проблема грязного воздуха касается не только двенадцати городов, перечисленных в нацпроекте. Свежий пример: были большие экологические проблемы во Владикавказе на сгоревшем заводе «Электроцинк». Как быть с не указанными в нацпроекте поселениями?
— Владикавказ — это как раз пример, когда экология победила экономику. Местное предприятие «Электроцинк» — крупный налогоплательщик и работодатель. Но после того, как там произошел пожар, люди поняли, что дальше работать производство не может. Закрыть этот завод надо было давно, это очевидно. Я вам приведу одну цифру: на 300 тысяч жителей Владикавказа пять тысяч онкобольных. Цифры на порядок выше среднероссийских. Мы здоровье жителей Владикавказа поменяли на деньги и рабочие места. Причем не на большие деньги. Сотни миллионов рублей налогов, тысячи рабочих мест.
С подобными предприятиями вариантов два: либо их надо закрывать, либо их надо модернизировать. Я не понимаю, как можно было модернизировать «Электроцинк». За последние годы было представлена масса разных проектов модернизации, но с точки зрения вредного воздействия ничего сильно не менялось. Как люди умирали от онкологических заболеваний, так и умирают.
— В стране накоплена масса промышленных отходов. Набили оскомину проблемы утилизации шламохранилища на Байкале. Много проблем с загрязнением Волги. Эти объекты тоже в нацпроекте?
— Объекты на слуху: Красный Бор в Ленинградской области, «Белое море» и «Черная дыра» в Нижегородской области рядом с Дзержинском. Это то, что медийно раскручено. Например, утилизация полигона Красный Бор — это 40 миллиардов рублей, и там есть очень опасные отходы.
Но мне кажется, что акценты в нацпроекте расставлены немного неправильно. Я бы изначально шел по теме чистой воды: она охватывает не только уникальные Волгу и Байкал, но и другие водоемы. Я бы обратил внимание на Москву-реку, там тоже необходима реабилитация. И ее можно провести не за счет федерального бюджета, а за счет мэрии Москвы и ресурсов Московской области. И довести ну не до состояния питьевой воды, но хотя бы до состояния купания.
— Удивляет, что проблемы Москвы-реки, которая непосредственно ежедневно касается 15 миллионов наших сограждан, игнорируются. А озеро Байкал, на котором в лучшем случае отдыхали максимум десять процентов наших сограждан не сходит с первых полос.
— Состояние российских водоемов — это в первую очередь глобальный вызов. Во всем мире пресной воды осталось 35 миллионов кубических километров. Из них 70 процентов — ледники и айсберги. В Европе и Азии, где проживает 70 процентов населения мира примерно 40 процентов речных вод. Россия в этом плане занимает первое место в мире по ресурсам поверхностных вод, и только в одном Байкале 20 процентов мировых запасов озерной пресной воды. Это наш стратегический ресурс, если хотите. Его надо беречь. То, что там происходило долгие годы, совершенно ненормально. Это обязанность государства — привести в порядок. Если сейчас дошли руки до этой деятельности, то это очень хорошо, правильно.
— В каждом регионе есть своя экологическая проблема. Очень долго вопросы экологии оставались в тени. Вы как представитель общественного совета при Министерстве природных ресурсов какие функции совета считаете приоритетными?
— Экология — это часто конфликт. Конфликт бизнеса и населения, рабочих мест и здоровья. Конфликт жителей одного региона — мусорного донора с другим регионом — мусорным реципиентом. Поэтому главная функция общественного совета МПР — формирование площадки для переговоров, организации дискуссий, поиска диалога.
Вторая функция — объективный анализ ситуации, ни чиновничий, а объективный. Общественные инспекции — это официально прописанная процедура, регламентированная законом.
Еще одно направление — медийное, использование инструментов мягкой силы. Например, тема рейтингования регионов. У нас по тому же воздуху, качеству воды и так далее есть огромное количество рейтингов, которые людей сильно дезинформируют. Было бы правильно, чтобы этот рейтинг формировался по какой-то понятной общепризнанной методике, и его делали люди, которые обладают компетенциями и возможностями это сделать.
Мир без свалок
— Если мы перейдем к инвестициям бюджета, то увидим, что основные средства государства в рамках нацпроекта пойдут на программу «Чистая страна» и систему обращения с твердыми бытовыми отходами. Бюджет потратит на эту программу более 400 миллиардов рублей. Почему именно такая программа стала объектом вложений бюджетных средств?
— Десятилетиями мы просто закапывали мусор в грунт, в землю. Сейчас это стало проблематично. Мы исчерпали рядом с крупными городами места, где можно захоранивать мусор. Везде, где есть транспортная доступность и где можно организовать полигоны, есть люди — либо это жилые дома, либо дачные участки. А те свалки и полигоны, которые сейчас уже есть, переполнены.
Мусор нужно куда-то девать, и самое логичное — дать отходам вторую жизнь. Поэтому нужно построить в России отрасль, которой сейчас де-факто нет: отрасль по сортировке отходов, по их глубокой переработке. Кстати, это отличительная особенность России от других цивилизованных стран мира — там эта отрасль существует, и она создавалась на протяжении длительного времени, примерно с семидесятых годов, то есть полвека.
Кстати, развитые страны занялись мусоропереработкой не от того, что им некуда девать деньги. Там тоже были проблемы, связанные с протестами граждан, которые, как и у нас, не хотели жить рядом со свалками.
— Как они решили эти проблемы?
— В развитых странах выстроена так называемая цикличная экономика, или вторичное использование ресурсов, и эта отрасль стала системообразующей. В Европе переработка мусора регулируется множеством директив Евросоюза, а кроме того, там принята Концепция устойчивого развития. Смысл концепции — минимизировать образование отходов.
В Гамбурге в 1999 году закрылся последний полигон, и сейчас уровень переработки отходов в этом городе составили 75 процентов. В России этот показатель не более семи процентов, а 93 процента мы захораниваем на полигонах. Десятилетие назад в Германии была переработка примерно 55–60 процентов, сейчас — 75. Рост на десять процентных пунктов произошел за десять лет. Примерно с такой скоростью и строится отрасль.
В Швейцарии нет полигонов, и до 95 процентов отходов перерабатывается. При всем скепсисе, который есть к теме мусоросжигания в экспертном сообществе, там мусор активно сжигается. Но нужно понимать, что сжигаются «хвосты» — то, что невозможно переработать в силу различных обстоятельств, потому что сжигание — самый дорогой способ утилизации отходов из всех.
— После сжигания мусора остается зольный осадок. Что делать с ним?
— В зависимости от морфологии мусора это примерно от 15 до 30 процентов. Средняя цифра — 20 процентов. Например, в Швейцарии в результате мусоросжигания он захоранивается на шахтах в соседних землях Германии со строгим обеспечением всех норм безопасности, так как после сжигания возрастает класс опасности отходов.
— Это ведь еще и очень дорого?
— Да, российские тарифы по сравнению с европейскими даже с учетом паритетов покупательной способности несопоставимы между собой. Но цена — это как раз один из главных факторов регулирования рынка. Стоимость вывоза мусора в Германии в 20 раз выше, чем в России, при условии, что в стране уже построена инфраструктура. Как результат — объем образования отходов при таких тарифах меньше, потому что люди понимают, что вывоз мусора стоит денег, и рачительно относятся к первичной сортировке отходов. Кроме того, есть и законодательные инициативы вроде запрета пластиковых пакетов.
— Мусор мало разделить, его же надо еще и переработать?
— Европейские бюджеты дотируют эту деятельность. Переработчикам вторсырья они дают дотации практически по всем отраслям, и в результате эта отрасль экономически прибыльна.
— Несмотря на дороговизну сжигания мусора, в России активно обсуждается строительство мусоросжигательных заводов.
— В России на сегодня есть порядка 40 мусоросжигательных заводов и более 130 мусороперерабатывающих. Но большинство решений, реализованных у нас, устаревшие, в Европе они уже не применяются.
— Тем не менее анонсировано строительство еще четырех мусоросжигающих заводов — трех в Подмосковье и одного в Татарстане. Там будут использованы современные технологии?
— Выбранная компанией «РТ-Инвест», связанной с «Ростехом», технология термического обезвреживания активно используется в Европе, но тем не менее эта технология не самая эффективная. Она довольно дорогая, и дело не в капитальных затратах, а в стоимости захоронения. Но главный вопрос в другом: будет ли соблюдаться технологическое исполнение всех требований? Например, по установке фильтров: будут ли они вовремя меняться? По предварительной сортировке мусора: так как нельзя сжигать пластик, из него образуются те самые диоксины, наносящие вред здоровью. А где будут захораниваться фильтры и зола?
Мир со свалками
— Свалки, как мы теперь знаем, тоже недешевое удовольствие. На рекультивацию уже имеющихся полигонов в нацпроекте выделено порядка 300 миллиардов рублей. Этого хватит?
— Та сумма, которая фигурирует в нацпроекете, пойдет на рекультивацию лишь 191 свалки. Речь идет исключительно о свалках, которые находятся на территории городов. Нужно понимать, что это капля в море. Легальных полигонов в России 1099 и еще примерно 22 тысячи незаконных свалок. Мы даже не понимаем масштаб проблемы. У нас нет не то что каких-то планов рекультивации этих 22 тысяч объектов, у нас даже нет первичных исследований, которые давали бы представление, что, собственно, там находится. Поэтому мы пока даже не можем оценить, во сколько обойдется ликвидация накопленного ущерба.
Например, рекультивация подмосковного полигона Кучино, закрытого по поручению президента России, обойдется в четыре миллиарда рублей. А рекультивация 323 свалок в Архангельской области, по данным местных властей, обойдется в шесть миллиардов рублей. И это в малозаселенной Архангельской области!
— У свалок есть операторы, и люди платят им, а теперь выясняется, что надо еще выделить деньги, чтобы они были рекультивированы?
— В России до недавнего времени это была абсолютно серая экономика, не было никакой прозрачности. Компании получали тариф, в который в том числе были заложены расходы на рекультивацию. Но куда-то все деньги исчезали. В России нет ни одного примера рекультивации полигона за частный счет. Вся рекультивация, которая происходила и происходит сейчас, — всё за счет федерального бюджета. К сожалению, нет никакой возможности привлечь к ответственности компании, которые эксплуатировали легальные полигоны. Как только полигон перестает функционировать, компания-оператор становится банкротом, с нее ничего невозможно взять.
Яркий пример из Подмосковья. Под Серпуховом был такой полигон Сьяново, им владела частная компания, которая разорилась ровно в тот момент, когда полигон заполнился. Все граждане, связанные с компанией, исчезли в неизвестном направлении: директор, собственники, административный персонал, — а свалка загорелась. Чтобы эту свалку потушить, потребовалось 34 миллиона рублей. А сейчас разрабатывается проект ее рекультивации, который будет стоить миллиарды.
— Сейчас в стране запущена «мусорная» реформа: выбраны региональные операторы, заключены долгосрочные контракты, которые в том числе должны дать гарантию, что известные лица не исчезнут с деньгами в неизвестном направлении.
— Главная задача региональных операторов — строительство новой инфраструктуры. Согласно установленным тарифам, маржинальность работы такого бизнеса примерно семь-восемь процентов. Есть разные экономически модели, но в России не принято делать огромные инвестиции за семь-восемь процентов годовых. Проще отнести деньги на депозит в банк. Плюс непонятно, что будет происходить с тарифами. Цены на вывоз мусора внутри страны отличаются в десятки раз. Непонятно, смогут ли граждане оплачивать эти расходы. Поэтому уже на старте реформы отрасль неправильно мотивирована.
— Тем не менее реформа вызвала ажиотаж у бизнеса, была масса желающих поучаствовать в конкурсах.
— Все утвержденные региональные операторы нацелены сейчас на одно — получение земельного участка логистической доступности от населенных пунктов и организацию там полигонов.
— Но они же должны построить сортировочную инфраструктуру. Зачем им полигоны?
— За полгода не может появиться никаких систем по сортировке, глубокой переработке. С точки зрения строительно-монтажных работ это оборудовать невозможно. Куда они будут возить мусор? Конечно, на полигон. Как возили, так и будут возить.
При этом строительство какой-то инфраструктуры по сортировке, минимизации объемов захоронения пока лишь обсуждается. Как правило, все обсуждаемые проекты — самые простые технологические решения. За основу берут какую-нибудь европейскую технологию, ее максимально упрощают, минимизируют расходы. В итоге вся сортировка приходит к ручному труду лиц из Средней Азии.
Инвестиционных проектов, которые могут изменить структуру формирующейся отрасли, в данный момент нет.
— То есть ставка на бизнес неоправданна?
— В мусороперерабатывающей отрасли могут быть частные инвестиции. Строительство инфраструктуры, собирающей отходы, их транспортировки — здесь есть место частным деньгам. Но дальнейшую работу с мусором частный бизнес в России пока не может потянуть. Здесь государство должно помочь в создании этой инфраструктуры.
В данный момент вся мусороперерабатывающая инфраструктура должна находиться в государственных руках. Все полигоны должны быть национализированы. Поскольку частный собственник не выполняет функции по обеспечению экологической безопасности и корректную утилизацию отходов.
— Именно поэтому создана госкомпания «Российский экологический оператор»?
— Единственная цель ее создания — построить отрасль мусоропереработки. На следующем этапе государство может передать в частные руки выстроенные цепочки. К сожалению, без участия государства эта отрасль не будет построена, это уже очевидно. И если не будет принято решение, что полигонные захоронения находятся исключительно в государственных руках, мы никогда не обеспечим нормальную экологическую безопасность производства.
Московский пионер
— В авангарде мусорной реформы стояла Москва. Здесь реформа началась шесть лет назад, и это привело к мусорному коллапсу в Подмосковье. Теперь эксперимент решили масштабировать на всю страну?
— Я бы здесь не делил Москву и Московскую область. С моей точки зрения, это одна агломерация. Это касается и проблем мусора, и вопросов развития города, однако в администрации города так не считают. У московского правительства логика следующая: мы платим вполне себе рыночные деньги за услугу по вывозу отходов, мы эффективно выстроили систему, компьютеризировано, абсолютно прозрачно. Но нам совершенно неинтересно, куда этот мусор идет.
Напомню, что в Москве действует эксперимент стоимостью 146 миллиардов рублей на десять лет. И уже прошло почти семь лет, и уже значительная часть этих денег потрачена. Миллиардов 60–70 уже освоили.
— Огромные деньги, кажется, на них можно было выстроить всю систему сортировки мусора.
— В самой Москве лучшая в стране система санитарной уборки города. Если московская мусоровывозящая компания нарушает срок исполнения своих обязательств хотя бы на десять минут, ее штрафуют. Все компьютеризировано. Это происходит автоматически, не нужны даже ни чиновники, ни управа. Выстроена четкая система, как город нужно убирать. Но как только мусор выехал за МКАД, это проблема уже другого региона.
Дальше произошло невероятное: закончились свободные площади на подмосковных полигонах. Подмосковье больше не может принимать ежегодно восемь миллионов тонн московских отходов к имеющимся четырем миллионам тонн своих.
— Некоторые полигоны закрыты по указанию президента, где-то по указанию губернатора Московской области Воробьева. Это не рукотворный кризис?
— Из 39 полигонов, которые действовали, 25 закрыты. Произошел дисбаланс. Мэрия Москвы начала экстренным образом придумывать технологию раскидывания этих отходов по близлежащим регионам. Попробовали Владимирскую область. Это вызвало бурный протест, стало политическим фактором в жизни региона. Похожая ситуация в Архангельской области, где тоже отрабатывается технология дальнего захоронения.
— Как разрешить кризис?
— Есть технологический аспект. Нужно хотя бы начинать внедрять раздельный сбор мусора. Есть две классические технологии раздельного сбора мусора: американская и европейская. Европейская — это пятиконтейнерная система: пластик, бумага, стекло, органика и опасные отходы. В Америке всего два контейнера: органика и неорганика. По морфологии мусора мы ближе к США, чем к Европе.
А есть и политический аспект, и это основная проблема, которую предстоит решить: кризис доверия между властью и обществом по поводу строительства любой «мусорной» инфраструктуры. Будь это уже существующий полигон, мусоросжигающий либо перерабатывающий завод или даже обычная сортировка. Люди не верят власти и не хотят жить рядом с такими объектами. Проблема возвращения доверия — ключевая проблема. Можно найти земельный участок подальше от жилой застройки, можно найти инвестора и придумать механизмы экономических стимулов, но доверия ко всей этой отрасли у людей нет. Это нужно исправлять.
