Шестидесятник

25 марта 2019, 00:00

Марлен Хуциев оставил нам образ шестидесятых: мы воспринимаем эти годы такими, какими их показал нам он. Его фильмы «Застава Ильича» и «Июльский дождь» в этом смысле, да и во всех остальных, образцовые. Ему удалось идеально выполнить предназначение кинематографиста — запечатлеть время, в котором живет.

 08-01.jpg ТАСС
ТАСС

Хуциев дебютировал в кинематографе невероятным хитом — снятой в соавторстве с Феликсом Миронером «Весной на Заречной улице». Уже тогда он был близок к совершенству. Уже проявилась его сверхъестественная чуткость к реальности, вместившейся в кадры снимаемых им фильмов. Режиссер смог уловить в кинокамеру безудержный романтический порыв второй половины пятидесятых и снял историю, в которой вывел советскую формулу любви, десятилетия спустя резонировавшую в сердцах миллионов — пока на смену ей не пришла «Ирония судьбы» Эльдара Рязанова. Но Хуциев, вместо того чтобы стать главным хитмейкером советского кино (хотя, наверное, ничто не мешало вновь и вновь возвращаться на «Заречную улицу»), отправляется в поисках новых героев на «Заставу Ильича», где реальность все еще окутана романтическим флером, но вместе с тем в ней есть и растерянность от столкновения с совершенно новыми обстоятельствами, которые не вписываются в установленные предшественниками правилами.

В «Июльском дожде» эта растерянность только усиливается. Реальность начинает распадаться, постепенно лишается смысла, но от этого не становится менее прекрасной. Хуциев обладал какой-то невероятной способностью работать с актерами: актриса, ставшая главной героиней в «Весне», случайно попалась ему на глаза — и исполнила лучшую роль в своей жизни: ничего подобного ей больше сыграть не довелось. То же самое можно сказать про Евгению Уралову — исполнительницу главной роли в «Июльском дожде». Для Валентина Попова главная роль в «Заставе Ильича» и вовсе стала единственной.

Нам еще предстоит посмотреть фильм, над которым режиссер работал в последние годы своей жизни: «Невечернюю», — и увидеть конечную точку его кинематографического пути длиной в шестьдесят лет. В этом случае ничего не остается, кроме как верить еще в одно чудо.