Попытка построить гигантский могильник для московского мусора в Шиесе Архангельской области спровоцировала настоящий социальный взрыв, причем не только в местном обществе, но и по всей стране. Для мусорного московско-архангельского чиновничества это было настолько неожиданным и обескураживающим, что половина ответственных лиц в Архангельске поспешили смыться в отпуска-больничные. Народ обозлила невероятная наглость «московских воротил». Ведь проект начал реализовываться тихо, без общественных слушаний и каких-либо внятных экологических экспертиз, с потенциально высоким риском нарушения экологических норм. Место для могильника было выбрано как будто специально — в болотах, которые входят в бассейновую систему реки Вычегда, впадающей в Северную Двину, которая служит основным источником пресной воды для всего живого на пространстве в миллионы квадратных километров российского Севера. По мнению некоторых экологических организаций, это место очень рискованно с точки зрения потенциала загрязнения рек и озер.
Экосвинство и мелкие пакости
Погружение в тему Шиеса открыло общественную остроту проблемы и общенациональный масштаб ее охвата. Паблики в соцсетях, посвященные этому проекту, набирают по сотни тысяч подписчиков и десятки тысяч комментов в постах. Индекс цитирования темы зашкаливает — 22 тысячи пунктов в день. Даже пенсионная реформа не собрала такой солидный урожай общественного интереса (18,3 тысячи пунктов). Откуда у локальной северной экологической проблематики такой сумасшедший общероссийский рейтинг? Исходя из законов социологии тут два варианта: или тема искусственно раскручивается благодаря солидному бюджету продвижения, либо это реальный всплеск активности населения. Мы решили сами съездить в эпицентр событий — Шиес.
Ближайшие города подлета, откуда можно добраться до станции Шиес, — Котлас и Сыктывкар. Однако до Котласа авиатрафик совсем скудный, поэтому мы решили отправиться в Сыктывкар. Тем более что, исходя из данных системы мониторинга соцмедиа и СМИ «Медиалогия», жители Республики Коми проявляют самую большую активность в этом протесте. Начиная с лета прошлого года, когда и началось народное бурление из-за московского мусора на Севере, народ отсюда двумя поездами с одной пересадкой за несколько часов добирался до железнодорожной станции Шиес, рядом с которой началась стройка полигона. Эту станцию РЖД вновь ввела в эксплуатацию после многолетнего заброшенного состояния как раз для строителей могильника, по просьбе архангельских региональных властей. Однако с 15 июня ее вновь закрыли, и теперь добраться до «мусорки» стало сложно.
Пикеты и митинги, организованные прошлым летом экологами и общественниками около стройки, конечно, мозолили глаза, но им не придали значения. Протестующих было всего пара десятков — по нескольку человек от ближайшего поселка Урдома (включая главу поселения), из Котласа и Сыктывкара. А также пара-тройка экологов. Ребята приезжали, пикетировали, задавали вопросы начальникам стройки, звали СМИ, писали всем политикам. Но их не слышали. Акция была хаотичной и маргинальной. Таких много в стране.
Однако в какой-то момент к теме подключились серьезные экологические организации — «Серебряная тайга», Всемирный фонд дикой природы и др. Активисты Коми и Ленского района создали комитет защиты Вычегды. Всего мы насчитали 126 различных организаций разного уровня и охвата, которые сейчас активно занимаются темой Шиеса, включая раскрутку в соцсетях и СМИ. Протестная масса начала нарастать в геометрической прогрессии, и за месяц Шиес вырос в общероссийскую проблему номер один. И тут бы правительственным политтехнологам взяться за гашение волны, убедить своих боссов принять срочные публичные меры. Например, показавшую многократно свою эффективность схему ручного управления (как было в Пикалево), или, что еще круче, глава региона вдруг бы прозрел, увидев отсутствие должной экологической экспертизы проекта, и распорядился остановить стройку, попутно организовав большую конференцию с широким общественным обсуждением. На этой волне можно было даже рейтинг себе повысить.
Но либо пиарщики недомыслили, либо боссы решили всех «послать». В общем, власть не только не предприняла никаких действий, но и существенно усугубила свое положение. Для начала охране полигона — ЧОП «Гарант безопасности» — дали приказ «мочить» особо активных обитателей протестного палаточного городка у полигона. Их стали избивать, унижать — в открытую, в нарушение всех мыслимых законов. Жалобы в полицию отчетливо показали, что она получила такой же приказ, уже от своих генералов. Сначала полицейские просто наблюдали, как избивают мирных людей вооруженные охранники стройки, а c конца апреля сами подключились к процессу. Активистов просто выхватывали из толпы, таскали за шкирку и всячески пытались сломать психологически. Троих арестовали и завели уголовные дела — увезли в КПЗ, потом в суд, влепивший им в тот же день штраф и запрет приближаться к полигону ближе чем на десять километров.
Ответ «шелупони»
Эти кадры абсолютно наглого отношения архангельской и московской власти к народу облетели все возможные эфиры популярных пабликов в сети и ютуб-каналов. Это был взрыв народного гнева, политологами называемый «медийная социально-политическая доминанта». На тот момент была еще возможность отработать правительственным спецам, а при должном профессионализме даже обернуть ситуацию в свою пользу, потому что весь этот дикий антисоциальный треш происходил на низовом уровне. У мирного протеста (как и у имиджа и рейтинга власти в обществе), по законам русского революционного жанра, еще была надежда на справедливых начальников. Однако губернатор Архангельской области Игорь Орлов опустил эти шансы ниже плинтуса. Явно растерявшись, он решил обозначить монетарные рамки Шиеса и заявил протестующим: «…Всякая шелупонь пытается назвать меня как-то. Москва два миллиарда дала и еще шесть даст. Я что, на дурака похож, от денег отказываться»? После этого во многих городах области появились люди с футболками, кружками, наклейками на машины и всем что под руку попадется с надписью «Сам ты шелупонь!». «Антимусорный» огонь разгорелся с еще большей силой и принял более агрессивный оттенок.
Атмосфера в обществе в Сыктывкаре меня поразила. Во-первых, летя в самолете, я оказался зажат между двумя людьми, одетыми в яркие желтые футболки с кричащими надписями: «Руки прочь от Шиеса!» и «Защитим Север от московского мусора!». Одна соседка оказалась учительницей младших классов школы, второй сосед — водителем троллейбуса. Потом, к своему удивлению, я обнаружил, что это не мне так повезло, а всему самолету — полсалона были наряжены в такие футболки и рубашки. Разговоры в народе, подслушанные мной, тоже были об этом.
— Я уговорила зятя взять отпуск и поехать всей семьей на Шиес, — воодушевленно сказала бабушка, сидящая сзади меня с внуком.
— Надо ехать туда сразу с базукой и разнести этих… к чертям собачьим, — вставил свое веское слово мужик с банданой на голове.
— Это тараканы, чего на них патроны тратить. Надо главных крысаков — Орлова и Ресина — на эту свалку заставить притопать, пешком, — сказала моя соседка-учительница.
В самом городе в воздухе витала революционная романтика. Практически каждая машина украшена большим ярким стикером против стройки полигона, даже такси. На входе в кафе, где я решил перекусить, висела табличка «Столичным мусорным гоблинам вход воспрещен!». На площади перед правительством собираются сотни людей с флагами и поют под гитары и гармошки песни про родную природу Севера. Причем можно наблюдать полноценный срез общества: там и бабушки с внучками, раздающие пирожки, и студенты с пивком, и рабочий люд, и интеллигенция. Естественно, есть и алкаши, шатающиеся или пускающиеся в дикий пляс гопака. Для России, особенно для традиционно аполитичного Севера, это уникальная ситуация, настоящий социальный феномен и предмет для пристального исследования учеными.
Другой феномен, уже стыдный для власти, заключается в тотальном замалчивании проблемы и запугивании участников митингов вместо попыток ее хоть как-то решить. Участникам протеста угрожают каждому лично. И по телефону, и подлавливают на пути с работы или учебы. Я выборочно спросил два десятка людей, присутствующих на площади в Сыктывкаре, и у всех были угрожающие звонки или засады полиции. При этом, несмотря на совсем уж общенациональный масштаб проблемы, телеканалы молчат, как и профильные ведомства. Как было написано на майке одного из митингующих: «Мы существуем! Мы здесь!» И совсем наглая позиция московской компании, строящей мусорный полигон. Пытаясь сохранить видимость законности проекта, они провели встречу с жителями Ленского района, что предписывает природоохранное законодательство. Но жителей туда почему-то не пригласили. Вернее, пригласили, но кулуарно, договорившись с несколькими местными провести встречу в закрытом режиме. Чудом пронюхавшие об этом жители ближайшей к Шиесу Урдомы пришли на мероприятие, но их даже не пустили в зал. Тогда в Урдоме стали проходить свои, народные, встречи — массовые тысячные (это четверть всего населения поселка) митинги против строительства полигона. А следующий междусобойчик инвестора с подставной группой товарищей, прошедший 29 января, местным жителям уже удалось сорвать. Пришли к месту проведения встречи целой толпой в половину населения поселка и начали кричать: «Позор!»
Путешествие в центр антимусорной вселенной
На станцию Шиес стали приезжать вахтовым методом тысячи людей со всей страны. Назойливая муха превратилась в опасного тигра. Чтобы прекратить этот поток, авторы полигона попросили РЖД станцию закрыть, что железнодорожники и сделали. Теперь путь туда по силам лишь молодым, здоровым и очень мотивированным людям, ибо дорожка не для слабаков. Сначала от Сыктывкара нужно проехать на машине 250 километров по жутким дорогам, потом переправиться через большую реку, а затем еще прошлепать двенадцать километров по тайге и болоту пешком. Мне удалось решить эту проблему легко. Благо поток добровольцев в сторону Шиеса велик — экологи, коммунисты, активисты и просто задетые за живое местные жители собирают гигантские рюкзаки провизии, топлива, одежды и всяких «ништяков», нужных людям, живущим в тайге в палатках, и едут в столицу «мусорного» протеста.
Я сел на хвост одним сыктывкарским веселым ребятам, оказавшимся программистами, которые везли целый багажник с тюками всяких нужных штуковин. Выезжать пришлось с петухами, потому что ребята сказали, что ехать придется почти целый день. После трехчасовой езды по кривой дороге на машине, в которой программисты распевали под гитару пошлые политические частушки и гимн Советского Союза, мы уткнулись в большую реку Вычегда, через которую предстояло перебраться на другой берег. Но тут местные власти подложили еще одну жирную свинью: предпринимателям — владельцам паромов настоятельно рекомендовали утащить суда на другие маршруты или срочно сломаться. Из двух паромов в итоге один свалил в неизвестном направлении, а другой стал периодически ломаться и ремонтироваться. Нет, совсем переправу не ликвидировали — это было бы конституционное нарушение нормативов о транспортной доступности для населения. Но частота движения резко снизилась, а регулярность (что важнее) стала хаотичной. Так что народ частенько, приезжая, утыкался в отсутствие переправы. Некоторые оказывались не готовы к таким приключениям и уезжали обратно.
Мне же повезло с попутчиками — они были отлично подготовленными партизанами (в компании-операторе парома у них был свой «крот»). Поэтому мы подождали всего пару часов, загрузились на паром и вскоре были уже на том берегу. Опять сели в машину и поехали — уже совсем по японским дорогам — «то яма, то канава». В итоге уткнулись в ментовско-газпромовский блокпост, который дальше по дороге никого не пускал. На дорогу запретили въезжать по причине того, что она проходит через магистральный газопровод, идущий к «Северному потоку». По решению «Газпрома» ее решили сделать особым объектом и закрыть для всех, включая жителей ближайших деревень и поселков.
Ребята бросили машину, надели болотные сапоги и резиновые плащи (иначе комары сожрут в первые десять минут), выгрузили тюки с «ништяками», взвалили их, как вьючные ослы, на себя и побрели по лесу в сторону Шиеса. Меня тоже осчастливили. «А это тебе в качестве бесплатного фитнеса», — сказали попутчики, указав на увесистый мешок размером с картофельный.
Нам предстояло пройти пешком двенадцать километров по тайге, болоту и буреломам. Сама эта мысль угнетала волю и всю журналистскую прыть. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. В сухую погоду, да еще с такой веселой компанией, под песенки и вкусную тушенку на привалах все оказалось не так страшно. Была только одна беда — чудовищного размера комары, которые здесь, видимо, не менее озверевшие, чем активисты.
Лагерь феноменов
То, что я увидел в Шиесе, интересно не только с социологической точки зрения, но и в разрезе теории управления. У полигона организован не обычный протестный палаточный городок — этакое броуновское движение разношерстной толпы, выкрикивающей лозунги. Здесь построен настоящий город — со сложной структурой, четким разделением труда и обязанностей, а также жестким кодексом поведения в лагере, где запрещается бухать, употреблять наркотики, ругаться матом, иметь оружие (в том числе холодное), нападать на полицейских и чиновников; требуется быть вежливым, помогать другим жителям лагеря и т. д. Все тут занимаются своим делом. Если ты врач — лечи людей, если повар или просто искусная домохозяйка — готовь еду, охотники и рыболовы добывают дичь. Есть своя полиция-дружина и охрана периметра, состоящие из крепких ребят-спортсменов. Город, как в древние времена, разделен на гильдии по компетенциям, в которых установлено дежурство и графики работ. Однако, несмотря на явную высокую организационную структуру лагеря, мне так и не удалось выявить здесь вожака, который управляет процессами. И это просто удивительно. Есть несколько людей, ведущих себя как лидеры, но выявить какую-либо административную связь между ними мне тоже не удалось.
Не лишне будет отметить, что обеспечение материальными ресурсами у лагеря очень неплохое. Здесь есть в достатке печки, генераторы, спецодежда, посуда, полевая кухня с оборудованием, стройматериалы, инструменты и даже оборудованный медпункт с исчерпывающим набором современных дорогих лекарств. Все это, в том числе техника, достаточно высокого класса для стихийного митинга простых людей. То есть у этого протестного лагеря явно есть спонсоры. Не обязательно какие-то внешние — возможно, внутри команды нашлись состоятельные люди, готовые ввязаться в благотворительность ради защиты родной земли и природы.
В лагере помимо палаток, приехавших на вахту, — палатка-штаб с печкой и спутниковой тарелкой для интернета (тут постоянно тарахтит генератор) и конструкция в виде теплицы, где хранятся припасы: консервы, печенье, макароны, крупы, кофе, чай. Тут же аптека и принтер. Питьевая вода — в пятилитровых бутылях, которые сюда привозят.
В продуктовой палатке тоже кипит организованная работа. Женщины расфасовывают продукты по коробкам, систематизируют и ведут учет припасам. «Продукты все везут и везут, хоть и сказано, что не надо. Не откажешь же людям, они помочь хотят», — говорит Татьяна Бриткина, осматривая «посылки».
На Шиесе кухня работает постоянно, костер не гаснет ни днем, ни ночью. Несколько хозяек варят суп и каши, режут салаты, иногда даже делают торты. Обеденный стол из бревен и досок под навесом от дождя никогда не пустует.
Рядом с продуктовой «теплицей» — еще одна, там — теплая одежда, спальники, палатки, туристические коврики, дождевики, резиновые сапоги. Это для тех, кто приехал в лагерь неподготовленным. В начале июня спать в палатке еще холодно — ночью бывает шесть–восемь градусов.
Дожди летом в Архангельской области частые, поэтому без резиновых сапог на Шиесе не обойтись, особенно если надо ходить между станциями. В кроссовках пройдешь только в палаточном лагере, за его пределами — болота. Для защиты от дождя у активистов есть длинные темно-синие дождевики. Туалет метрах в десяти от лагеря, в двухстах метрах — баня, которая при этом является одним из постов контроля периметра и безопасности. Здесь постоянно дежурят два-три человека. Баню топят для всех желающих и даже вяжут березовые веники. Тут же можно постирать вещи.
Сейчас у активистов четыре поста, у каждого свое название: «Станция», «Ленинград», «Баня» и «Костер». Теперь в палаточном лагере в будни не менее двухсот человек, а по выходным и праздникам число активистов может доходить до восьмисот.
— У нас гости! Слышите, народ? Гости-и-и!
— Господи, опять идет эта черная туча, — вздохнула женщина и поспешно включила камеру на смартфоне.
Все замерли: со стороны станции в лагерь идет большая группа полицейских вместе с омоновцами. В первый раз такой визит пугает: молчаливые рослые бойцы с дубинками, лица скрыты балаклавами, видны только глаза, один снимает активистов на видеокамеру. Говорят с активистами только полицейские. Старший объясняет: поступила информация, что в лагерь с поездом могли приехать радикалы из Москвы, чтобы устроить провокацию.
ОМОН приходит внезапно и часто — семь-восемь раз в день. Над лагерем постоянно кружит квадрокоптер. Изредка кто-то призывал сбить его камнем, но инициатора быстро одергивали.
Задержания в лагере тоже стали вполне будничным явлением. Обычно это происходит так: полицейский в окружении активистов, снимающих все на видео, подходит к активисту и, тихой скороговоркой сообщая «вы подозреваетесь в том-то», уводит его в участок под присмотром ОМОНа. Чаще всего «вахтовиков» обвиняют в самоуправстве и неподчинении требованию сотрудника полиции. Например, за то, что не давали посадить вертолет на стройке 10 мая, не пропускали технику 27 мая и не давали поставить забор 4 июня. В участке на активиста составляют протокол, а потом сопровождают с конвоем на поезде до ближайшего свободного суда. На следующий день некоторые активисты возвращаются в лагерь с новостями о штрафах.
Иногда людей задерживают прямо на стройке. Так было с Ниной Щербаковой 3 июня. Она пошла из лагеря на огороженную территорию, встала на пути у КамАЗа, возившего по площадке песок, и спросила, есть ли у водителя маршрутный лист и все необходимые медицинские справки. Полицейские увели ее в участок, составили протокол о самоуправстве.
Сотрудников охраны активисты презрительно зовут «чопиками». Они постоянно просят у охранников документы о том, что за объект они охраняют. Их отсылают к руководству компании, которого на месте нет. Дежурящие на Шиесе пишут заявления в полицию по любому подозрительному поводу. И так по кругу почти каждый день.
Комментарии активистам дают только грубоватый в общении начальник охраны Игорь Попов и подполковник полиции, замначальника отдела МВД по Ленскому району Владимир Ошеров. Как только кто-то из них появляется в поле зрения активистов, на них тут же «нападают» с претензиями со всех сторон и с вопросами о том, какие меры приняты по факту избиения активистов. Ответ, как правило, обтекаемый.
— Конечно, проводятся мероприятия. Есть определенные процессуальные сроки, в рамках которых проводится проверка. Будет дана соответствующая правовая оценка. На сегодня, если вам это интересно, вы можете обратиться с соответствующим запросом, если вы его уполномочены отправлять, и вам будет дан ответ, — говорит подполковник Ошеров.
Если ситуация накалится, ОМОН наготове: он может разогнать неорганизованных экоактивистов в течение пятнадцати минут. На помощь ОМОНу быстро придет Росгвардия — несколько машин стоят в трех километрах от станции, у дальнего поста активистов под названием «Костер». Недавно активисты заметили в шиесских лесах мужчин в зеленом камуфляже без знаков отличия. Кто они, неизвестно. Активисты зовут их «зелеными человечками».
В лагере много людей, приезжающих сюда как на турслет или в пионерский поход. «Туристы» едут на одну ночевку: посидеть у костра и поговорить за жизнь, поесть походной каши, сделать селфи на фоне протестных флагов и выложить потом в сеть щекочущие нервы видео с рейдами ОМОНа в лагерь. Даже значки раздают с надписью «Я был на Шиесе. Июнь 2019». Кстати, значки сделаны добротно и совсем не дешево, интересно, кто их заказывает?
Сбой системы тушения
В Архангельске, куда я направился после Шиеса, обнаружилась похожая картина общественных настроений, хотя город этот больше и протестная активность здесь более размыта. Но и машины со стикерами, и тусовки, и разговоры горожан тоже присутствуют. На центральной площади Ленина перед правительством организована бессрочная акция протеста. По городу ходят люди в футболках с надписью «Сам ты шелупонь!». И опять мелочная пакость от правительства Архангельской области. Они взяли и утащили все скамейки из центра города, типа на ремонт. Никого не интересует, что они были практически новенькие.
Запущенная властью проблема столичного мусора на Севере не решалась ни на каком уровне. Пока 16 мая на медиафоруме «Общероссийского народного фронта» по теме не высказался Владимир Путин, потребовав от всех участников «мусорных» строек согласовывать свои проекты с местным населением и проводить профессиональные экологические экспертизы. Неожиданно в тот же день оператор полигона объявил, что сворачивает стройку до проведения экоэкспертиз и полноценных общественных слушаний. А рано утром с Шиеса начали убирать КамАЗы. И вроде бы здесь по законам жанра отечественной политической практики должен наступить хеппи-энд. Но не тут-то было. На этот раз схема почему-то не сработала. Народ на Шиесе не только не стал расходиться, но и, наоборот, прирос десятком туристов. И это еще один феномен, выявленный в ходе этой истории.
«Мы никому не верим! Мы ждем прямую линию с президентом, посмотрим, что он скажет», — кричат активисты.
Однако на прямой линии тема Шиеса не прозвучала. Было сказано лишь, что проблема мусора в стране никогда не решалась. Опять кремлевские пиарщики недоработали. Любой профессионал вставил бы в сценарий вопрос про Шиес среди первых и отметил красным для всех. А здесь молчание. Это разозлило доведенный губернатором и другими чиновниками народ. В итоге сразу после прямой линии с президентом комитет защиты Вычегды распространил очень едкое и гневное обращение жителей, где высказывалась мысль, что «20 июня нам все стало ясно». Оно набрало более сотни тысяч просмотров за первые двое суток. Возникает вопрос: кто не уследил за ситуацией или уследил, но умолчал?
Чуть позже к проблеме подключилась «тяжелая артиллерия» от государства. Общественная палата РФ на архангельском форуме «Сообщество», который проходил 21–22 июня, провела мероприятие с участием всех заинтересованных в Шиесе сторон — и чиновников, и жителей, и независимых экологов, и экспертов по мусоропереработке. Палата позвала на обсуждение самых активных протестантов. Губернатор, его профильный заместитель, директор компании — заказчика мусорного полигона «Технопарк», представитель Минприроды и остальные рассказывали, как все хорошо, проект соответствует всем мировым экологическим нормам, а активисты бедных чиновников и работников проекта, дескать, чуть ли не насилуют. Однако народ чиновникам возразил, сделав акцент прежде всего на отсутствие реальной экологической экспертизы проекта, в то время как исследования отдельных экологических организаций показывают, что мусорный полигон в районе болот строить опасно.
Здесь следует сказать, что, конечно, во всех странах отходы больших городов куда-то вывозятся. И захоронение мусора столиц в отдаленных регионах — обычная практика в мировой коммунальной индустрии. Однако, чтобы не навредить экосистеме, захоронения делаются по определенным правилам, главное из которых гласит: могильник должен располагаться в сухом месте, без болот, без эрозии почв, и чтобы под ним не проходили русла подземных рек, вытесняющие наверх грунтовые воды. То есть для возведения законного и безопасного мусорного могильника необходимо провести геоэкологические исследования почв, чего организаторы полигона на Шиесе не сделали.
Некоторые экологи утверждают, что гидрогеологическая обстановка в районе полигона Шиес не позволяет размещать его здесь. Так, например, считает, исследовательский центр фонда «Серебряная тайга». Они показали на космических снимках разных лет высокую динамику заболоченности территории вокруг могильника и тесную связь этих болот с речной системой. Вот заключение этого исследования: «“Полигон” расположен на заболоченном водоразделе малых рек Вожер (приток р. Шиес) и Камашор (приток р. Пилес). Из заболоченных ельников и открытых болот вытекают многочисленные ручьи, питающие реки Пилес и Шиес, впадающие в р. Вычегда. Размещение “Полигона” площадью 4000 га без нарушений Водного кодекса на данной территории невозможно. Сведение лесов для “Полигона” вызовет вторичное заболачивание территории, эрозию почвы на склонах, загрязнение водотоков. Долговременные последствия “Полигона” непредсказуемы».
Впрочем, одного исследования точно недостаточно. Есть разработанная в России методика анализа пригодности мест для мусорных полигонов. Ничего подобного при выборе места в Шиесе сделано не было. Но у властей еще будет шанс усовершенствовать процедуры выбора мест и технологий для решения «мусорной» проблемы. И может быть, даже хорошо, что первый опыт оказался таким громким.
«Протест жителей Архангельской области и Республики Коми понятен, — говорит секретарь Общественной палаты Валерий Фадеев. — Жители чувствуют себя обманутыми, потому что с ними никто не советовался. Но проблему мусора решать придется. Россия производит 70 миллионов тонн только бытового мусора в год. А Москва — десять миллионов тонн мусора, и этот мусор надо куда-то девать».
В ближайшие годы по плану «мусорной» реформы в стране должно быть построено двести объектов: мусоросортировочные заводы, мусорные полигоны, возможно, мусоросжигательные заводы. И в каждом случае много проблем. Например, у одного из главных активистов против полигона в Шиесе Олега Мандрыкина (он выступал на форуме ОП в Архангельске) есть своя концепция проведения «мусорной» реформы. Основной ее пункт — сжигание мусора, как это делается в Европе, Японии. Но здесь есть несколько обстоятельств. Во-первых, — против мусоросжигательных заводов тоже выступают десятки тысяч активистов, например в Подмосковье. И получается, что, не обсудив проблему по существу, мы просто будем стравливать одних активистов и других.
Во-вторых, объективно безопасное сжигание мусора обойдется в разы дороже, чем захоронение на полигонах. Если сегодня «мусорный» тариф — сто рублей с человека, то в случае сжигания придется платить 800 рублей. Кто-нибудь решится сказать гражданам, что им придется платить 800 рублей за вывоз мусора и его сжигание?
Следующая проблема — безопасность. Активисты правильно говорят, что безопасность мусоросжигательных заводов не доказана, возможны выбросы диоксинов (очень вредные вещества). И ведется очень серьезная дискуссия, потому что те, кто собирается строить мусоросжигательные заводы, не дают полной информации о технологических характеристиках этих объектов, что вызывает дополнительное раздражение. Но если все и везде будут протестовать, то мусорная проблема в России решена не будет.
«В чем заключается пафос нашего форума в Архангельске? Когда планируются острые резонансные проекты, то еще до начала технологической проработки, до старта проектирования надо создавать рабочие группы, включая туда представителей общественности. Чтобы все этапы проектирования, начиная с экспертизы, были при участии общества. И еще: в тех местах, где будут создаваться объекты мусорной отрасли, необходимо предусматривать какие-то преимущества местным жителям. Не как в Архангельске, где речь идет о шести миллиардах рублей, которые область получит, принимая на полигон московский мусор. А конкретно, что получат жители близлежащих населенных пунктов: детские сады, бассейн, дорога? И в эту дискуссию (а что жителям надо?) следует с самого начала людей вовлекать, доказывать безопасность и эффективность. Если будет уважение, то есть шансы, что появится доверие. Появится доверие — можно будет решить проблему.
Некоторые говорят, что весь мусор надо сортировать и превращать его во вторсырье. Это невозможно. Ни в одной стране не удается весь мусор превратить во вторсырье. Меньшая часть мусора (пластик, стекло, бумага) действительно сортируется и идет на вторичную переработку. А большую часть мусора все равно придется куда-то девать — либо сжигать, либо захоранивать. Никаких других решений не придумано. Если много земли, как в США, то это полигоны, если мало земли, как в Японии, то мусоросжигательные заводы», — говорит Валерий Фадеев.
