Позицию защитников Егора Жукова характеризует по меньшей мере лукавство. Напомню, студента школы политологии ВШЭ задержали спустя пять дней после незаконной акции 27 июля и предъявили обвинение по статье 212 части 2 УК РФ — за участие в массовых беспорядках, что предусматривает наказание от трех до восьми лет тюрьмы. В ответ на «незаконные действия властей» часть университетского и политологического сообщества предложила, по сути, обойти закон и отпустить студента. Общественная линия защиты строится по двум направлениям. Первая — морально-этическая: мол, 21-летний парень, конечно, проповедует радикальные идеи, но молодости свойственно бунтарство. И раз он ничего не сломал и не поджег, то нельзя сажать перспективного юношу за решетку. И вообще, не будите гнев студенчества, оно, дескать ни один режим свалило.
Вторая линия защиты сугубо юридическая и упирается в определение «массовых беспорядков», под которое, по мнению целого ряда юристов, не подходят события 27 июля. С обывательской точки зрения, незаконные акции оппозиции никак нельзя счесть простым митингом или протестом. Мы наблюдали перекрытие пешеходных и автомобильных улиц, использование петард, шашек, газовых баллончиков, в полицию летели камни, пластиковые бутылки, урна, некоторые правоохранители оказались в больнице, у протестующих находили холодное оружие. Что мы видим в формулировке 212-й статьи? «Организация массовых беспорядков, сопровождавшихся насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением оружия, взрывных устройств, взрывчатых, отравляющих либо иных веществ и предметов, представляющих опасность для окружающих, а также оказанием вооруженного сопротивления представителю власти». Насилие? Есть. Применение «иных веществ и предметов, представляющих опасность для окружающих»? Есть. Ущерб? К участникам несанкционированной акции протеста поданы иски о возмещении ущерба со стороны ГУП «Мосгортранс» и ГБУ «Автомобильные дороги», таксомоторной компании, владельцев магазинов и ресторанов. И возможно, только благодаря оперативным действиям полиции мы избежали погромов, поджогов и прочих радостей, которые сопровождают такие протесты в иных странах.
Защитники Егора Жукова лукавят, когда говорят, что 27 июля не было массовых беспорядков, — так же, как призывающие к просто «прогулкам по бульварам Москвы» лицемерно возмущаются задержаниями. Более ответственной позицией было бы требование к судебному институту уточнить положения 212-й статьи и понятие «массовые беспорядки».
«Вопрос неоднозначной трактовки 212-й статьи УК накладывает огромную ответственность на следственные органы, — говорит доктор юридических наук, заслуженный юрист РФ, председатель Общественного совета при МВД Анатолий Кучерена. — Следственные органы в каждом конкретном случае должны учесть все нюансы, объективно и беспристрастно разобраться в фактах: какие действия были совершены, были ли они совершены в рамках 212-й статьи или нет. Сегодня эксперты могут иметь разные точки зрения на события 27 июля, поэтому очень важна работа именно следственных органов. В целом же всегда лучше исходить из гуманных соображений. Как говорится, худой мир всегда лучше доброй ссоры».
Владислав Гриб, заслуженный юрист РФ, доктор юридических наук, профессор, вице-президент Федеральной палаты адвокатов, отмечает: «Очевидно, что в деле Егора Жукова следствию нужна будет сильная и обоснованная правовая позиция, потому что это дело уже вызвало большой общественный резонанс. Для меня лично как для юриста и адвоката очень важна позиция даже не следователей, а судей. Они — итоговая инстанция. А еще более важная позиция — судей Верховного суда, потому что они в конечном счете будут подводить итог работе следователей, адвокатов и нижестоящих судов. Сейчас даже между нами, юристами, идут очень напряженные дискуссии. Поэтому, чтобы избежать слишком широкой трактовки того, что можно отнести к массовым беспорядкам, необходимо, чтобы либо Совет по правам человека, либо Ассоциация юристов обратились в Верховный суд для их точного разъяснения. Иначе эта дискуссия не будет плодотворной».
«Дело 27 июля»
Участие в незаконных митингах сродни любой другой незаконной деятельности. Как и в случае с коррупцией или нелегальной сдачей квартиры, попадаются на этом немногие. Но от риска оказаться за решеткой или получить штраф не застрахован ни один нарушитель. По данным полиции, 27 июля были задержаны 1074 человека. Их них к административным арестам до тридцати суток приговорено 88 человек, еще 332 получили штрафы. Обвинение в участии в массовых беспорядках предъявлено всего 14 людям, включая студента-политолога из Вышки. Справедливость в том, чтобы они были прощены, как остальные 1060 протестантов?
Как и в случае с Иваном Голуновым, дело Жукова приобрело широкий общественный резонанс благодаря эффекту корпоративной защиты. За своего студента вступились более 300 членов академического сообщества ВШЭ. Они написали коллективное письмо, в котором призвали Следственный комитет прекратить дело о массовых беспорядках. За парня поручилась и проректор ВШЭ, кандидат в Мосгордуму Валерия Касамара.
Вслед за Вышкой Жукова подхватили на щит главные редакторы «Новой газеты» и «Эха Москвы», кандидат в депутаты Мосгордумы Любовь Соболь, актриса Чулпан Хаматова, рэпер Oxxxymiron (Мирон Федоров). Учащиеся ВШЭ устроили пикеты с плакатами «Свободу Жукову» и «Студенты не должны сидеть в следственном изоляторе». А преподаватели стали говорить в интервью, какой Егор «отличный, умный ребенок».
Но статус «умного ребенка» или студента не освобождает от ответственности, иначе получается какой-то социальный расизм. К тому же Жуков был не только студентом, он преподавал школьникам в Центре педагогического мастерства и вполне мог влиять на их взгляды. «Перекрытие дорог — важнейшая тактика, которая словно перекрывает движение крови по телу города. Любой город живет за счет своей логистической системы, оттого массовое вмешательство в ее функционирование очень часто заканчивается фатально для режима», — учит своих подписчиков в YouTube Егор Жуков.
Реформы, а не революции
Ирония в том, что еще недавно Жуков сам ругал того же Навального за излишнюю любовь к неразрешенным акциям. «Навальный знает только одну форму протеста — несанкционированный митинг. Однако от постоянных митингов люди устают и результатов они не приносят», — говорил Жуков в одном из прошлогодних интервью.
Молодым людям свойственно за короткий период менять свое мнение — это вполне нормально. Ненормально нарушать законы своей страны, оправдывая подобное поведение нежеланием или неспособностью властей участвовать в открытой политической дискуссии. Сразу хочется спросить: зачем выходить на неразрешенный митинг, когда есть множество других, законных форм общения с властью? Сами-то готовы дискутировать? Сказать, что у россиян нет другого выбора, кроме как выходить на улицы с плакатами и вилами, значит слукавить. За последнее время в России открылось множество площадок для диалога государства и общества. При органах власти работают общественные советы, с 2005 года проводит свои консультации Общественная палата, с 2011 года действует «Общероссийский народный фронт».
Если разговорные форматы и онлайн-голосования кажутся скучными, а душа требует романтики уличных протестов — пожалуйста, российским законом это не запрещено. В соответствии с законодательством России граждане имеют право отстаивать свое мнение и политические убеждения на митингах и собраниях. Такое право гарантировано статьей 31 Конституции РФ.
Однако в связке с правами всегда идет ответственность. Порядок организации, правила определения мест и основания для прекращения митингов определены в федеральном законе «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях». Сделано это в первую очередь для обеспечения безопасности самих граждан и пресечения незаконных действий на митинге. Ведь если в толпе демонстрантов прогремит взрыв, виновато будет в первую очередь государство, не сумевшее защитить своих граждан.
Чтобы удовлетворить запрос на проведение митингов и при этом не мешать жизни города, власти столицы выделили для всех желающих отдельные площадки. Например, гайд-парк в Сокольниках. Для проведения там протестных акций согласование с московской мэрией не требуется, нужно лишь заранее подать заявку в администрацию парка. Но большинство участников оппозиции игнорируют «резервацию для несогласных», ссылаясь на глухость мест и их отдаленность от главного адресата протестов. Как на это реагируют власти? Фракция правящей партии в Госдуме предложила выделить гайд-парки ближе к центру. В столице это может стать проспект Сахарова, на котором 10 августа 2019 года уже прошел многотысячный согласованный митинг. Мирно и в рамках закона.
Символично, что сам академик Андрей Сахаров, в честь которого назван проспект, будучи диссидентом и правозащитником, выступал против излишнего радикализма общества: «Нужны реформы, а не революции. Нужно гибкое, плюралистическое и терпимое общество, воплощающее в себе дух поиска, обсуждения и свободного, недогматического использования достижений всех социальных систем».
Нужны идеи, а не лозунги. Незаконные митинги деструктивны. Они лишь укореняют раскол между гражданским обществом и силовиками. Хотя и те и другие в равной степени являются неотъемлемыми элементами сильного государства.
Право быть сильным
Есть технологии, которые разваливают государства. Они называются «цветными» и применяются для вмешательства во внутренние дела других стран. Сегодня некоторым сторонникам власти очень хотелось бы найти подобное вмешательство в несогласованном митинге 27 июля, чтобы списать народные волнения на происки Госдепа. Но благодаря глобализации гибридные технологии цветных революций применяются и без влияния извне. И это в той же степени угрожает государству, как и цветные революции.
Чтобы государство исправно выполняло свои основные функции — регулировало общественные отношения, поддерживало порядок на своей территории, защищало себя и своих граждан от внешних и внутренних угроз, оно должно оставаться сильным. Это аксиома на все времена.
Еще в XV веке итальянский мыслитель и политик Никколо Макиавелли в своем известном трактате «Государь» писал: «Когда на чашу весов поставлена высшая ценность — единство государства, правитель не должен бояться прослыть жестоким. Можно казнить смутьянов столько, сколько нужно, потому что казни касаются судеб немногих, а беспорядок — бедствие для всех».
Государство теряет свою субъектность, когда слабеют его институты, и в первую очередь — институт силовой. В очерке «Политика как призвание и профессия» немецкий социолог Макс Вебер описывает монополию на насилие как специфическую функцию государства, которую не могут исполнять другие организации и общественные институты. Любое государство построено на приватизации насилия и обязано защищать свою власть. И делает оно это при помощи силовых структур.
Именно поэтому силовой компонент так важен для государства, равно как и поддержание баланса его участия в механизме политической власти. Если силовики выйдут из-под контроля, они могут стать самостоятельным субъектом политики и взять в свои руки высшую политическую власть. Если же они почувствуют себя уязвимыми, проигравшими, это подорвет основы государственности.
К слову, на формирование атмосферы недоверия к силам правопорядка направлено большинство современных гибридных технологий революций. Их задача в том, чтобы лишить представителей порядка человеческого облика. В политтехнологиях это называется «дегуманизация противника». Например, когда перед несанкционированным митингом демонстрантам объясняют, что омоновцы в «костюмах космонавтов» — это не люди. Или когда через социальные сети звучат дикие призывы к насилию в отношении детей правоохранителей.
Очевидно, что нельзя допустить дальнейшего обесчеловечивания представителей силовых ведомств. Парни по ту сторону металлических ограждений, разгоняя митингующих, выполняют приказ. И делают это в атмосфере оскорблений и открытой агрессии. Но они приносили присягу на верность службе, и нарушить ее — значит преступить закон. Однако делать из стражей правопорядка добрых плюшевых мишек тоже недопустимо, как и превращать автозаки в фотобудки для селфи. Полицию просто не будут воспринимать всерьез.
Злые языки называют Россию «полицейским государством», но на деле вырисовывается совсем иная картина. Демонстрантов бросают за решетку без суда и следствия? Судебные разбирательства проходят открыто и широко освещаются в медиа. На произвол силовиков закрывают глаза? Недавнее дело Голунова окончилось отставкой двух влиятельных генералов. Нет свободы слова? Крупные российские СМИ на все лады поддерживают того же Жукова, и никто их за это не терроризирует. В отличие от Франции — колыбели революции и оплота демократии, которая борется с независимыми журналистами, закрывая их блоги (см. «Французский поцелуй безмолвия», «Эксперт» № 12 за 2018 год).
Что касается «драконовского» закона о митингах, то законодательство западных стран включает куда более жесткую, чем в России, систему наказаний. Например, в Швеции за организацию незаконных митингов предусмотрено лишение свободы до четырех лет, а в Великобритании за массовые беспорядки — до десяти лет тюрьмы.
Читайте также: Студенческий красный август
