Слово «путевка», приятное для слуха советского человека, все реже употребляется сегодня. За этим словом скрывался целый пласт социального обеспечения для рабочего класса и не только для него. Были еще квартиры, северные надбавки и «молоко за вредность». Потом наступили девяностые, и огромная структура социального обеспечения, включающая в себя не только отдых, но и бесплатное образование, медицину, жилье, рухнула, маятник качнулся в обратную сторону.
В конце XX века в стране был быстро построен оголтелый саморазрушающийся капитализм. В небытие канули тысячи детских лагерей отдыха, санаториев и профилакториев. Постепенно исчезла и бесплатная медицина, став условно бесплатной. Условно бесплатным стало и образование, и масса других общественных благ. В стране возник социальный вакуум. Жители крупных городов пережили его лучше, для жителей маленьких поселений, разбросанных по всей стране, это было драмой. Многие города умирали, потеряв смысл существования, вслед за градообразующими предприятиями. В таких крупных городах, как Воркута или Магадан, процесс деградации продолжается до сих пор.
Прошло время, и бизнес постепенно начал заполнять разрушительный вакуум девяностых. Во многом для бизнеса это вынужденная мера. Крупные компании опираются на свои города. Люди, живущие там, своими руками создают продукт для этих компаний. Без этих жителей не будет основы бизнеса. Не может «Газпром» существовать без Ноябрьска и Салехарда, «Алроса» — без Якутска, «Сургутнефтегаз» — без Сургута, «Норникель» — без Норильска, «Росатом» — без Сарова и Озерска. Практически все российские компании завязаны на конкретные поселения. На самом деле эта связка — взаимовыгодное партнерство социума и экономики. Крупный бизнес дает миллионы рабочих мест стране, и во многих городах это единственный работодатель, обеспечивающий основной доход живущих там людей. Более того, крупный бизнес в России во многом государственный, во многих моногородах государство присутствует именно через госкомпании или частные предприятия. В этих случаях такой частный бизнес выполняет множество государственных функций — охраны, северного завоза, содержит транспорт, организует отдых, медицину, образование и т. д. То есть маятник начал двигаться обратно, и российские компании строят капитализм, но все больше с социалистическим лицом. Это не уникальное явление нашей страны, а мировой мейинстрим. В чем-то Россия впереди планеты, где-то нам есть чему поучиться у зарубежных компаний.
Журнал «Эксперт» попытался собрать воедино все разнообразие социальных, благотворительных и экологических программ компаний и сделал первый ренкинг устойчивого развития.
Противоречивые цели
В 2015 году Генассамблея ООН приняла документ «Преобразование нашего мира: Повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года». Основная концепция — развитие цивилизации с учетом баланса интересов трех конфликтующих областей: экономики, экологии и социума.
Для того чтобы примирить эти три стороны и развивать глобальную экономику, 193 государства выработали 17 целей устойчивого развития. Эти цели многогранны и порой противоречивы: например, «прекращение утраты биологического разнообразия» явно конфликтует с «продовольственной безопасностью и улучшением питания», а «борьба с изменением климата» — с «доступной, надежной энергией» и т. д. Но эти цели не могут не быть противоречивыми, так как вся история человечества — это конфликт между обществом, природой и индустрией.
Кроме того, для каждой страны есть свои приоритеты в рамках 17 целей ООН. Например, для стран развитого мира проблема гендерного равенства менее актуальна, нежели для развивающегося. Проблемы голода характерны для регионов с гуманитарными катастрофами, а от изменения климата такая страна, как Россия, выигрывает, яркий тому пример — возникновение экономики Северного морского пути.
Конечно, есть цели ООН, крайне актуальные для России. Если говорить о социальных, то это снижение неравенства, здоровый образ жизни, качественное образование, жизнестойкость и устойчивость городов. Высочайший уровень неравенства, низкая продолжительность жизни, погибающие моногорода, бесконечная реформа образования, безусловно, вызовы для нашей страны, на которые она уже много лет пытается найти адекватные ответы.
В экономике цели ООН — это «создание прочной инфраструктуры», «индустриализация» и «устойчивый экономический рост». В России об этом написаны тысячи статей, сотни научных публикаций, запущены проекты. Вопрос на карандаше у президента, но рост экономики все еще слабый.
В сфере экологии цели ООН звучат как «рациональное использование водных ресурсов» и «восстановление экосистем суши». В этой области у нас проблем множество — от экосистем Волги и Байкала до рекультивации полигонов опасных отходов и выстраивания системы раздельного сбора мусора.
В каком-то смысле именно 17 целей устойчивого развития ООН, трансформировавшись в России, превратились в майские указы президента. Эти указы и есть приземленные в России цели ООН: не точная калька, но во многом пересекающиеся.
Где бизнес
Цели ООН носят общий гуманистический характер — «за все хорошее против всего плохого», а майские указы вполне себе практические. Государство уже полтора года пытается запустить исполнение майских указов. Где-то они исполняются лучше, а где-то работа даже не начиналась. Впрочем, если задуматься о механизмах исполнения нацпроектов, то у правительства есть всего три ресурса — деньги, законы и силовики.
Непосредственно реализацией любого из элементов нацпроектов (целей ООН) занимается бизнес. Государство нанимает бизнес для строительства университетов, больниц, дорог и мостов. Государство руками бизнеса рекультивирует полигоны, строит инфраструктуру, комплексно развивает территории. Поэтому бизнес в реализации нацпроектов (целей ООН) играет решающую роль. То есть агенты экономики, главная цель которых — заработать прибыль, становятся защитниками социума и экологии, а роль государства сводится к мотивации и арбитражу.
Но заявить, что бизнес в 2015 году получил указание от ООН, а в 2018-м году — указы президента, вдруг прозрел и побежал решать общечеловеческие проблемы, будет неправильно. У бизнеса есть свой прагматичный подход, и забота об обществе и экологии началась задолго до формулирования программных целей и международных соглашений. Тем не менее цели ООН действительно нужны, они формализуют процесс, делают его системным и осознанным. Указы президента нужны тем более, они делают абстрактные цели конкретными и прикладными и подкладывают финансовое обеспечение.
Цели ООН для компаний не обязательны к исполнению. Майские указы для частного бизнеса тоже некоторый общий курс. Однако российский бизнес пытается вписаться в мировую повестку, и компании одна за другой начинают прописывать глобальные цели в своих стратегиях. Они сами выбирают себе задачи, соприкасающиеся с их деятельностью, сами их достигают и сами отчитываются об их выполнении в рамках отчетности МСФО. Это само по себе интересное явление. Бизнес, у которого три задачи: заплатить налоги, зарплату, а потом еще и заработать прибыль — берет на себя дополнительные обязательства.
«Через цели ООН мы создаем партнерство и взаимопонимание с основными стейкхолдерами. Но главное, этот инструментарий позволяет поднять качество жизни наших сотрудников, их семей. Ведь это жители регионов, где мы работаем», — говорит заместитель генерального директора компании СУЭК Сергей Григорьев (см. «Развитие цивилизации возможно в гармонии с природой», стр. 40).
Гибкая помощь
Таким образом, не надо думать, что бизнес и государство в достижении целей устойчивого развития находятся по разные стороны баррикад. Скорее это взаимодополняющий процесс, очень часто перерастающий в партнерство, особенно на региональном и муниципальном уровнях. В России были, есть и будут структуры, которые оказывают социальную адресную помощь. Она может быть различной: например, помочь конкретной малоимущей семье и сделать ремонт в ее квартире, провести уроки финансовой грамотности для пенсионеров, запустить масштабный проект или открыть в каждом детском доме творческую мастерскую, построить новый детский сад.
«В Санкт-Петербурге есть стабильная адресная помощь от бизнеса. Посильный вклад пытаются вносить и малый, и крупный бизнес. Есть те, кто годами курирует конкретные некоммерческие организации и финансирует большие проекты. Например, одна строительная компания уже много лет помогает общественному объединению родителей детей-инвалидов ГАООРДИ. Она построила для них здание и участвует практически во всех их начинаниях. Ряд бизнес-структур взяли шефство над детскими домами, хосписами и так далее. Вообще, чаще всего это все-таки непубличная история. Свою активную благотворительную деятельность компании не афишируют», — рассказал председатель комитета по социальной политике Санкт-Петербурга Александр Ржаненков.
При этом компании стараются, чтобы их помощь была максимально эффективной, поэтому бизнес-структуры могут прийти к региональным властям с конкретным запросом: у нас есть социальный бюджет, чем мы можем помочь? «В последнее время мы часто сталкиваемся с таким подходом. Это естественно, сейчас существуют десятки фондов и общественных организаций, компании просто не обладают полной информацией и не всегда могут оценить, где могли бы быть максимально полезными», — объясняет Александр Ржаненков.
Школа или больница?
«Газпром» построил школу, а «Роснефть» — детский сад. Кто из них принес большую пользу обществу? В Сбербанке 62% работников — женщины, а в «Алросе» 65% — мужчины. Какая из этих компаний более гендерно нейтральная? Энергобаланс планеты на 25% зависит от угля. Если завтра добыча угля прекратится, в мире наступит гуманитарная и энергетическая катастрофа. Компания СУЭК добывает этот уголь, применяя самые передовые технологии, а «Яндекс» в рамках своей деятельности не вырубил ни одного дерева, но серверы этой компании потребляют очень много электричества, выработанного на станциях, в том числе СУЭК. Какая из этих двух компаний более экологична?
Чтобы хотя бы попытаться ответить на эти вопросы, нужно ответить на множество подвопросов и вписать каждую конкретную ситуацию в контекст, и все равно не удастся получить объективного ответа. Потому что в центре всех этих процессов стоит человек и качество его жизни.
Тем не менее вообще все процессы и в бизнесе, и в государстве идут в конечном счете ради улучшения человеческой жизни, а значит, мы не можем игнорировать социальную и экологическую ориентацию бизнеса. Внимание к этим сферам растет у компаний во всем мире, и Россия здесь не исключение. Поэтому «Эксперт» решился хоть как-то квантифицировать вклад российского бизнеса в социальное, экологическое развитие страны. На основе наших оценок родился ренкинг устойчивого развития.
Сложности сбора
Для составления ренкинга мы опирались на данные, раскрытые в отчетности МСФО, и на анкетирование. За основу была взята база рейтинга «Эксперт-400». Тем не менее сбор информации — главная проблема при составлении ренкинга. Одно дело составлять рейтинг или ренкинг по точной бухгалтерской отчетности, обязательной к раскрытию (хотя бы для налоговых органов), другое дело — на данных, раскрытие которых необязательно и не стандартизировано. В отчетах МСФО «Устойчивое развитие» компании публикуют данные, которые им кажутся интересными. Но одним интересны леса, другим — водоочистка, а третьим — благотворительность, и фокус менеджмента и отчетности смещен в эту область.
Ренкинг — это математика, поэтому в анкетах нас интересовали счетные величины. В частности, вопросы экологии; работа с МСП; экономика самой компании; социальная политика и персонал; развитие региона присутствия. Выбор объясняется так: эти вопросы касаются всех компаний и по ним есть те или иные официальные формы отчетности, на основании которых и можно сделать расчет. В каждой из этих категорий присваивался балл от одного до ста. Или же процент выполнения программ устойчивого развития по каждой категории.
В анкете было 26 вопросов, еще три экономических показателя мы брали самостоятельно из отчетности и оценивали динамику финансовых показателей выручки и прибыли компаний. Большая часть вопросов носила закрытый характер — «да/нет» или «в реализации». Например: «Выдаются ли путевки / детские путевки в санаторно-оздоровительные учреждения?» Другие вопросы подразумевали численный ответ — например: «Число травмированных сотрудников за период» или «Доля закупок у МСП в объеме общих закупок».
Набрать сто баллов (100%) в каждой категории возможно только теоретически. Например, какой бы ориентированной на МСП компания ни была, закупать электроэнергию или газ она будет у крупного бизнеса.
Очевидно, что наша методология давала преимущество крупному бизнесу, потому что его масштаб позволяет более системно вести работу по устойчивому развитию, действовать по множеству направлений. Например, строительство дорог, образовательных учреждений — опция, малодоступная для многих компаний. В чем разница между разными позициями в рейтинге? По большому счету, в количестве реализуемых программ. При этом нельзя исключать, что компании ведут более широкую деятельность, но она не попала в поле зрения нашей анкеты. Например, сохранение биоразнообразия морей или борьба с опустыниванием, с гендерным неравенством.
Кроме того, нужно понимать, что эффект масштаба деятельности тоже играл на руку крупным компаниям. Например, текучесть кадров в большом бизнесе ввиду его устойчивости ниже, чем у бизнеса поменьше. Например, в компании из десяти человек уход одного работника сразу создает текучку в 10%.
Хотя очевидно, что устойчивое развитие не прерогатива крупного бизнеса, крупные компании в силу масштабов своей деятельности могут развивать и более масштабные программы устойчивого развития. А с другой стороны, если крупные компании этим не занимаются, то негативный эффект для всех окружающих сред — экономической, социальной, природной — куда больше.
Для себя мы определили, что оценка выше 80 баллов — это «отлично», в диапазоне 80–60 — «хорошо», 40–60 — «удовлетворительно», ниже 40 — «есть над чем поработать». Однако, в нашем понимании, участие в ренкинге — это вообще крайне позитивно и означает, что компания ведет осознанную политику устойчивого развития.
Социализм в помощь
Главный вывод ренкинга: всего четыре компании в стране достигают целей устойчивого развития на «отлично». Три из них — государственные корпорации, для них социальная база бизнеса — во многом наследство. Они унаследовали эту инфраструктуру еще с советских времен и развивали ее по мере сил. Хотя то, что у компании «Роснефть», собранной из частных активов, оценка выше, чем у РЖД и «Росатома», — это серьезное достижение. Несмотря на крайне турбулентное прошлое активов, сегодня входящих в «Роснефть», компетенции и социальная и экологическая системы не были утеряны, более того, они приумножены.
Что интересно, лишь одна частная компания — СУЭК — смогла пробиться в лидеры ренкинга и удостоиться звания отличника. Это компания, созданная в 2001 году на базе раздробленных активов угольной отрасли. Первые годы этим активам была нужна санация, они находились в плачевном состоянии. Их поставили на ноги и заставили эффективно работать. Из набора «компаний-зомби» вырос высокоэффективный лидер угольной отрасли, который не только динамично растет, но и ведет весьма социально ориентированный бизнес, в том числе в нескольких моногородах страны, жизнь в которых реально зависит от СУЭКа.
Многочисленная группа — ударники устойчивого развития: 47 компаний, многие из которых также градообразующие, — ММК, «Северсталь», «Русал» и т. д. У каждой из этих компаний есть своя программа «устойчивого развития» и понимание важности этого процесса. Однако нужно учитывать, что начальная база у всех разная. Одно дело «Роснефть» и «Газпром» — компании с восьмитриллионной выручкой и огромной инфраструктурой советского наследия. Для них программа на десятки миллиардов рублей — подъемная сумма, доступны и капитальное строительство, и содержание университетов, и масштабное спонсорство. Другое дело — «Шэффлер»: небольшой средний бизнес, для которого миллион рублей — это существенная сумма.
Поэтому сравнивать в лоб такие компании не стоит. И если у «Русала» твердая четверка, то тройка «Шэффлера» в этом плане величина много большая.
Боязнь засветиться
При рассылке анкет мы находили очень живой отклик у российских компаний, однако в конечном результате многие (два из трех) побоялись раскрыть свои данные. Из-за этого они не смогли попасть к нам в ренкинг. У нас есть анкеты с пометкой, чтобы мы никоим образом не публиковали предоставленные нам цифры, а использовали их только для внутренних расчетов ренкинга.
Но были и компании, которые со своей инициативой вышли на нас сами, хотя в базу рассылки они не попадали: «Салым Петролеум», «Шэффлер», «Эксон Россия». Как видно, это дочерние структуры западных компаний в России. У них кардинально другой подход к работе со своими данными, они не боятся говорить о себе и отвечать на неудобные вопросы.
Когда компания публично раскрывает свои цифры, у ее акционеров и менеджеров перед глазами возникают конкретные показатели. Эти цифры — начало осознанного пути. Зачастую настоящий менеджер — перфекционист: «Если в прошлом году мы помогли десяти людям, то в следующем должны помочь одиннадцати; коэффициент очистки сточных вод был 90 процентов, должен стать 92 процента». В этой простой логике — начало большого движения вперед. Примитивно? Но на этом и держится вся экономика.
Второй важный этап после публикации цифр — их системное улучшение, а значит, разработка осознанной стратегии и вписывание ее в корпоративную деятельность. За стратегией стоят ресурсы: деньги, труд рабочих или эксплуатация не по профильной деятельности активов компании (автобус для перевозки детей, помещение для праздника, экскурсия в корпоративный музей и т. п). Если ресурсы выделены, то назначены ответственные за их эффективное распределение. После этого компания уже втянута в бесконечный процесс устойчивого развития.
С этой точки зрения наш ренкинг играет роль соревновательной площадки: мы сохраняем инкогнито для компаний, не желающих публиковать те или иные показатели, но все же мотивируем людей не останавливаться.
Малый, но проблемный
Тайна за семью печатями — работа с малым и средним бизнесом. Уж слишком откровенен вопрос «Каков объем ваших закупок и доля МСП в нем?». Крупный бизнес боится его как огня. Именно работа с малым и средним бизнесом подкосила многие компании в нашем ренкинге. Компании очень неохотно раскрывают эти цифры. Их сложно найти в отчетности, их мало в ответах на вопросы анкет.
В России действуют многочисленные программы работы с МСП. Для многих госструктур прописаны уровни минимальных закупок у МСП, такие же практики применяются и в крупных компаниях. Однако это искусственно созданная поддержка. Она нужна, но на текущий момент малоэфффективна.
Для малого бизнеса работа с крупным бизнесом сложна. Во-первых, он должен соответствовать требованиям самой компании — проходить проверку служб безопасности и часто соответствовать стандартам ISO, что непросто. Во-вторых, для малого бизнеса сложны тендерные процедуры. В-третьих — отсрочка платежей, частая практика российского крупного бизнеса. Но деньги для МСП стоят на рынке в два раза дороже, чем для «крупняка».
Тем не менее в нашем ренкинге мы уделили фактору работы с МСП особое внимание. Опыт европейских постиндустриальных городов говорит, что экономика регионов может держаться не на крупном работодателе, а именно на МСП. Это ответ на острую для нас проблему моногородов.
В развитых странах размер сектора МСП значителен — он создает более половины ВВП. Значительное место занимает МСП и в развивающихся странах, особенно азиатских. Именно МСП во многом определяет социально-экономическое положение страны в целом и ее регионов в частности. В России, несмотря на продолжительность рыночных реформ, МСП до сих пор находится в зачаточном состоянии. Он дает всего 20% ВВП, на малые и средние предприятия приходится только пять-шесть процентов общего объема основных средств и шесть-семь процентов объема инвестиций в основной капитал в целом по стране. Развитие МСП в России требует времени, усилий и средств. Эти средства могут дать крупные компании. Это может быть косвенная помощь — в виде покупки товаров и услуг, а иногда и прямая. Например, производитель автозапчастей компания «Шэффлер», размещая заказ у МСП, покупает оснастку для станков. А «Салым Петролеум» и вовсе выдает целевые гранты под конкретные бизнес-проекты в поселке Салым.
Номинальная экология
Экология — область многогранная, и государство в значительной степени утратило в ней контроль. Сейчас Росприроднадзор пытается наверстать упущенное, но для этого требуется время.
Приведем простой пример: по данным официальной статистики, в стране ежегодно возникает 400 тыс. тонн самых опасных промышленных отходов первого и второго классов. Природа после соприкосновения с ними не восстанавливается, либо на это требуется более 30 лет. В России таких отходов производят три килограмма на человека, тогда как во всем мире — 25 кг на человека. Очевидно, что в данные официальной статистики много чего не попадает. Но и это не самая главная проблема. Из этих учтенных 400 тыс. тонн только 1,5% понятно, каким образом перерабатывается, остальное либо захоранивается, либо передается компаниям с лицензией на дальнейшую переработку. Зачастую у таких компаний, кроме лицензии, других активов нет. Естественно, эти отходы в итоге попадают на свалки, или спускаются в канализацию, или еще хуже — в реки.
Кроме того, в девяностые годы многие хвосто- и шламохранилища были выведены за баланс компаний. То есть физически они есть, а на балансе их нет. В итоге вред окружающей среде они наносят, а вот государство их «не видит».
Такая система создает статистический симулякр: по отчетности у крупного бизнеса с экологией все хорошо, вся работа с отходами идет по регламенту. По факту же эти отходы засоряют нашу страну, день за днем делают ее непригодной для жизни.
Поэтому экологическая составляющая нашего ренкинга неполная. Пока государство не выстроит цельную систему мониторинга и контроля в этой области, сделать ее по-настоящему полной будет невозможно. Да и не нужно. Представьте два одинаковых завода, один показывает все цифры как есть и пытается улучшить реальную ситуацию, второй занимается фальсификацией отчетности, при этом он и не пытается ничего улучшать с экологической точки зрения. На какой завод поедет проверяющий, на какой завод обрушится критика СМИ, кто заплатит больше за негативное воздействие на окружающую среду?
Исходя из этого мы решили сделать оценку косвенной. Нас интересовал лишь вектор движения компании, а не реальный вред, который она наносит окружающей среде. В своих расчетах мы смотрели на такие показатели, как работа с выбросами: снижают ли их компании, применяют ли наилучшие доступные технологии и т. д. (см. «Как мы считали и что мы получили», стр. 35).
Ввиду описанных выше причин наш ренкинг не претендует на полноту и на истину в последней инстанции. Единственное, что мы можем гарантировать, — точность расчетов данных, которые нам предоставлены. Социальная и экологическая повестка настолько многогранна, что ее невозможно описать в одной таблице на сто строк, но мы надеемся, что всего лишь сто строк этого ренкинга внесут свой вклад в гармоничное развитие нашей страны.
