Готовясь к предстоящему в 2020 году двухсотпятидесятилетию Бетховена, основательные немцы бьют все рекорды изобретательности. В частности, объявлено, что одним из центральных событий огромной праздничной программы станет премьера Десятой симфонии юбиляра — так прямо и пишут: премьера. В конце апреля на родине композитора, в Бонне, будет исполнена несуществующая партитура ненаписанной симфонии. Оказывается, её «допишет искусственный интеллект — с помощью команды музыковедов и программистов». Допишет — это крепко сказано. К симфонии, которую Бетховен, по всей видимости, и впрямь подумывал написать после Девятой, налицо лишь горстка беглых набросков, причём в основном к первой части. Как из этой горстки сделать четыре части, достойные быть приписанными гению, вы не знаете, и я не знаю. А вот искусственный интеллект знает: «Компьютер проанализирует музыкальное наследие композитора и создаст продолжение партитуры»… Попробую объяснить, почему это сравнительно невинное (не убивают же никого!) надувательство так сильно меня злит. Потому что «дописать» бетховенскую симфонию нельзя — и потому что дописывать её никому и низачем не нужно.
Сначала — почему нельзя. Например, потому что именно у Бетховена зрелой поры необыкновенно велика дистанция от простоты, зачастую поразительной, исходного тематического материала — до предельной изощрённости, с которой материал изложен в готовой вещи. Некоторые знатоки полагали, что как раз этой дистанцией в изрядной мере и порождается бьющая в глаза способность его музыки говорить одновременно и о предельно личном — и о вселенски общем. Мнения знатоков, конечно, можно не разделять, но нельзя игнорировать факты; а что прохождение этой самой дистанции от набросков к результату давалось ему, особенно в последние годы, мучительно тяжело — неоспоримый факт. По свидетельству друзей, во время работы он выл как зверь и метался по комнате, «напоминая своим истерзанным видом буйного помешанного». Факт и то, что, пробиваясь к нужному результату, он раз за разом не колеблясь задерживал заказанные вещи, срывая все допустимые сроки и теряя самых преданных поклонников. Кабы путь от набросков к готовой вещи (от его набросков к его готовой вещи) был в каком угодно смысле алгоритмизуем, едва ли мятежный гений мучился бы так сильно и так подолгу. Нет, разумеется, и в поздних его вещах очень сильна объективная дисциплина, которая, вероятно, может быть с тем или иным успехом сымитирована компьютерно, но у Бетховена эта дисциплина всегда — и в последних квартетах, и в Девятой — неразрывно сочетается с изумительной спонтанностью, адекватно имитировать которую… Вы сначала научитесь рулетку обыгрывать, хотя она не гений и вообще железная.
