Современное государство вернулось на Камчатку буквально вчера. Только пять лет назад на полуострове появился скоростной оптоволоконный интернет, а в Петропавловске-Камчатском и некоторых южных областных центрах начала уверенно ловиться связь LTE. Тогда же в глубь полуострова отправились дорожные строители, энтузиасты и туристические группы — и, как следствие, многие местные жители впервые вблизи увидели вулканы, озера, гейзеры. Без преувеличения, камчатцы только открывают и большой мир, и малую родину. Последний раз такое «окно» приоткрывалось на заре девяностых, когда военные сняли «замок» с восточного геополитического форпоста России. Заглядывали в него, как правило, с концами. За тридцать лет Камчатка потеряла почти треть населения, или более 150 тысяч человек, и этот процесс продолжается по сей день. Сегодня триста тысяч квадратных метров камчатской территории обживают 313 тысяч человек. Из них половина живет в краевом центре. А вокруг него, на обустроенном юге, — почти все остальные камчатцы. На труднодоступном и гигантском по площади севере в бывшем Корякском автономном округе осталось чуть более 18 тысяч аборигенов-камчадалов.
В самом Петропавловске-Камчатском еще, бывает, ходят медведи — вот прямо ночью под окнами гостиницы в сопровождении стражей порядка. Но за последние пять лет город (или, для местных, Город — он тут один такой на весь полуостров) сильно изменился, это хорошо заметно с высоты любой сопки. Строятся, построены или капитально отремонтированы стадион и физкультурно-оздоровительный комплекс, здание центрального рынка, Театр драмы и комедии, центральная площадь, набережная, кукольный театр. Появилась куча торговых центров. Два красивых храма — тут горизонт закладки чуть дольше, лет десять. Построен десяток домов для переселенцев из ветхого жилья — это до смешного мало, но заметно на фоне обшарпанных и местами заброшенных городских строений. Появился жилой квартал класса премиум. То тут, то там в городской застройке взлетают современные офисные башни госкомпаний и госбанков — как всегда аляповато, иногда безвкусно и «стекло-пластмассно».
На паузе из-за коронавируса, но близки к финалу три гостиничные стройки хорошего уровня — три звезды и выше. Наконец-то будет где разместить высокие делегации — хороших гостей вообще принято селить в квартирах, вот такая печальная ситуация с гостиничным комплексом. Наконец появится большой конференц-зал. А высокие гости ездят на Камчатку регулярно. Зачастил большой бизнес, в том числе иностранцы — перед ними бывает особенно неудобно. На слуху у Большой земли недавний визит Михаила Мишустина с громадной свитой, из-за которой Дальний Восток испытал давление коронавируса и позакрывал часть территорий, где столичные гости спровоцировали вспышки. А так сюда регулярно с неофициальными визитами наведываются министры, начальники из администрации президента, генералы. В последние «санкционные» годы зачастили. Вместе с федеральными инвестициями в инфраструктуру. Совпадение?
Отремонтирован морской порт, многомиллионные вложения осуществлены в причалы. Наконец появился достойный аэропорт — в планах строительство международного терминала, макет уже прямо перед глазами пассажиров. Далеко не ко всем соседям тут просто улететь. И доплыть. В столице все еще в хлам разбитые тротуары и проезды местного значения, но уже раскатаны федеральные трассы, а в 2020-м дорожное строительство понеслось невероятными темпами. Транспортная связность все еще фундаментальная проблема Камчатки.
В глубь полуострова уходит неплохая, но единственная трасса, на которой за полчаса можно не встретить ни одной попутки. Бывшие районы Корякского автономного округа, объединенного в 2007 году с краем, и вовсе оторваны от Большой земли. На большинство территорий можно добраться лишь связкой самолет — вертолет — автотранспорт. Дорога, например, в самый отдаленный поселок Аянка Пенжинского района Камчатского края обходится в 21,5 тысячи рублей с дотациями по местной прописке. Без нее в два раза дороже. В Москву улететь дешевле! Сейчас на рассмотрении проект развития малой авиации — Камчатка намерена стать экспериментальным регионом. Какие-то федеральные инвестиции добрались и до северов — построили школы, сборные конструкции культурных центров, благоустроили территории. Больной вопрос для коренных народов — жилье. В остальном там давно сложилась экономика натурального обмена с поддержкой северного завоза.
Все это монотонное перечисление не только для того, чтобы показать предметность внимания государства, наконец добравшегося до Камчатки, и частичную эффективность программы развития Дальнего Востока последних лет. Только представьте, в каких условиях жили камчатцы еще недавно и с какими эмоциями выбирались из зоны личного некомфорта. Стоит ли удивляться желанию покинуть этот неблагоустроенный край? Миграция в последние годы замедлилась: слишком многие уже уехали. Но по-прежнему сильны такие настроения среди молодежи. Камчатцы вообще довольно просто относятся к переезду — многие сами мигрировали сюда десять-двадцать-тридцать лет назад «на пару дней» со всего пространства СНГ и задержались, а сейчас опять легко готовы сняться с насиженных мест целыми семьями. Что таксист-азербайджанец с двадцатилетним стажем, что кряжистый хозяйственник — глава успешного муниципалитета, отдавший лучшие годы родному краю, вросший, казалось бы, в каждую сопку, но на пенсию туда же — Москва, Краснодар, Сочи, за теплом, медициной и детьми. В городе рекламные растяжки агентств, предлагающих обустроить переезд в Центральную Россию. В моде Белгород, Калининград, Питер. Пара недель на разведку — и все, прощай, Камчатка, здравствуй, другой конец света.
Это легкость расставания с уникальным красивейшим краем вводит в ступор. Коренные останутся, это их земля, родные духи и кости предков. Они неизменно возвращаются с Большой земли. Но русские тут по-прежнему колонисты-временщики, застывшие в раздумьях о своих целях и смыслах. Зачем России Камчатка? Зачем Камчатка местным жителям? Не достаточно ли одного военного гарнизона и мастеровых для базы атомных подводных лодок в Велючинске, чтобы отстоять идею территориальной целостности и защиты восточных рубежей страны? Да рыбных поселков вперемешку с алеутами, коряками, эвенами, ительменами, камчадалами, чтобы кормить Китай? В ближайшее время государство должно четко сформулировать мировоззренческий сценарий сохранения Камчатки. Кажется, что это задача номер один. Вместе с которой следуют оперативные и очевидные цели социально-экономического характера.
Цены давят
Дорого и некомфортно — сермяжная правда жизни, везде и всегда стимулирующая отток населения. И Камчатка не исключение. Дорогое все, даже неочевидное. Включая материалы, оборудование, одежду, продукты: как рыба, так и овощи, топливо — все это завозное. С материка везут и оградку для памятника, и простенькую мебель из Москвы, и огурцы с помидорами с китайских плантаций Приморья. Любой товар и услуга умножаются по завышенному коэффициенту на стоимость транспортировки с материка. Проблема самообеспечения встает перед полуостровом в полный рост. Решать ее предстоит государству — бизнесу с учетом низкого внутреннего спроса эта задача неинтересна. Отсутствие внутреннего производства тянет за собой кучу смежных проблем качества и стоимости.
Например, большая проблема с питанием: сохранился советский общепит в столовых-«узбечках», пообедать (первое — второе — третье) можно за пятьсот рублей. В основном все на полуфабрикатах. Но и в недавно отстроенных ресторанах найти вкусное блюдо будет непросто. Стоить, понятно, будет дороже. За камчатским крабом придется выехать, например, во Владивосток. Местное сельское хозяйство не развито. Хотя даже небольшие производства с землей ставят для себя несколько теплиц — земля кормит.
Гостинично-офисный центр в центре Петропавловска-Камчатского, два здания в шестнадцать этажей, обошелся инвестору-рыбопромышленнику в фантастические шесть с половиной миллиардов рублей! Да, строение люксовое, а материалы, рабочие, инструменты — все из Кореи, но какие будут цены для разумного возврата вложений?
Дорогая энергия давит любой бизнес, без дотаций не выстоять. Крупняк выбирает ТОР и свободную экономическую зону Владивосток — там поддержка по региональным дотациям наиболее существенная. Программа перевода Камчатки на нетрадиционные возобновляемые источники энергии и местные виды топлива пока стоит на паузе. За двадцать пять лет пошел свой газ с небольшого Нижне-Квакчикского месторождения и построена геотермальная Мутновская электростанция. В итоге в структуре топливно-энергетического баланса доля завозных нефтепродуктов снизилась до 40%. Столько же приходится на природный газ, еще 17% — на уголь. Дальше нужно принимать стратегическое решение — тянуть на север сети нет экономического смысла. Газ родного «Газпрома» дорог, национальное достояние отбивает затраты на прокладку инфраструктуры. Завозное топливо не дешевеет.
Само собой, дорогой бензин. 48 рублей — 92-й, 53 рубля — 95-й. Солярка, на удивление, еще дороже. Цены давят на транспортное плечо как для бизнеса, так и для бытовых задач. Понятно, что у всех прожорливые японские или китайские джипы и кроссоверы, но это зимняя необходимость, а не комфорт. Мой собеседник на машине добирается из поселка за тридцать километров на работу в Петропавловск и тратит в месяц восемнадцать тысяч рублей на топливо! При зарплате шестьдесят тысяч такой жизненный выбор можно объяснить только энтузиазмом.
Получаем в итоге и очень дорогие услуги жилищно-коммунального хозяйства — самые дорогие в стране, по данным АИЖК. Средние расходы камчатской семьи на оплату ЖКУ в месяц составляют 9014 рублей. Внезапно дорогое жилье, несмотря на то что все «валят» из региона, а вокруг развешаны полотна «Аренда» и «Продам». Но проблема ветхих строений стоит так остро, а новые дома строят так редко и стоят они так дорого (плюс бонус за сейсмоустойчивость), что качественная вторичка быстро находит своего покупателя. На этом и зиждется бизнес агентств, предоставляющих услуги переезда в Центральную Россию. Люди продают квартиры и спокойно покупают жилье в Подмосковье. В старом районе можно найти квартиру за полтора миллиона рублей, в новом — в два раза дороже. Есть своя одноэтажная «Рублевка», есть высотки двенадцать и выше этажей класса люкс с заоблачными ценами, есть новостройки, где по русской «малоземельной» традиции окна впритык друг к другу. Но в целом стройка в кризисе по всему краю. За пятилетку ввод жилых домов рухнул вдвое, до 44 тысяч квадратных метров в 2019 году.
Провоцируют миграцию не только высокие цены, но и отсутствие среды для жизни, услуги, которые не купить за деньги. Социальная сфера в упадке. Молодым не хватает развлечений. Семейным — детских садов и площадок. Пожилым — медицины. Недострой краевой больница, о которой вся страна узнала после визита Михаила Мишустина — это не случайный выбор ревизоров из правительства, это реальная местная боль и чиновничий позор. А для камчатцев железный аргумент, чтобы покинуть край в преклонном возрасте. По полуострову опустошительным вихрем прошла оптимизация. Были ликвидированы сельские больницы, оставили фельдшерско-акушерский пункты, недоукомплектованные медицинскими специалистами. Теперь бюджет выбрасывает десятки тысяч рублей на доставку больных с отдаленных территорий в Петропавловск-Камчатский, где есть устаревшая, но медпомощь. Сэкономили.
Нельзя не упомянуть районы Корякского автономного округа — здесь придется выстраивать отдельную стратегию для слабо заселенной необустроенной территории. После объединения северные территории начали стремительно уходить в депрессию. Коренные остались, но быстро разъехалось русскоязычное население, как правило, специалисты разного профиля, строители, деревообработчики, учителя, врачи, управленцы. Потеря самообеспеченности усилила требования по объемам северного завоза. Но в те годы с ним еще были проблемы. Прибрежные поселки сели на натуральный обмен и сдались на милость рыбопромышленникам. Раньше в округе договаривались с предпринимателями с позиции авторитета, были широкие социальные программы, точечная поддержка жизни на селе. После объединения, в 2008 году, произошло закрепление рыболовных участков на двадцатилетний период, денежные средства от проведенного конкурса были аккумулированы в Петропавловске-Камчатском, край потерял в инвестициях. Впрочем, рыбники построили по северному побережью заводы по обработке рыбы, полученный полуфабрикат доставляют на юг и там выпускают готовую рыбопродукцию — дешевле электроэнергия, но потеря рабочих мест на севере. Впрочем, местные жалуются, что даже на традиционном промысле их все чаще теснят мигранты — привезти жителя Средней Азии на край света обходится дешевле, чем коренного труженика.
Перекошенный рынок труда
Отношение к мигрантам и рынку труда в целом неоднозначное. Одни скажут, что ушлые предприниматели завозят дешевых «нерусских», чтобы их обмануть или недоплатить, а в итоге камчатцам некуда податься. Другие отвечают: так наши пьют и «браконьерят», щедрая природа дарит все для жизни почти бесплатно, отсюда лень и неготовность трудится за небольшие зарплаты и на грязных работах. Официальная безработица на Камчатке демонстрирует регулярное снижение и бьет постоянные рекорды. Лишь четыре процента трудоспособного населения не имеет постоянной занятости. Можно ли верить этим цифрам? Скорее да. О дефиците специалистов говорят все предприниматели и чиновники. Иногда речь даже не о деньгах — а как мотивировать профессионала приехать в глушь? Медсестра или средний отельный персонал получит от компании сто пятьдесят тысяч рублей за три месяца при оплате проезда и полного пансиона. И едут — из брянской и тульской глубинки. Даже пасти коров приезжают киргизы и узбеки — так надежнее, эти не запьют и не уйдут за легкими деньгами на речку ловить рыбу в нерест. За работу с утра до ночи в поле и коровнике приезжий получает 60–70 тысяч рублей в месяц.
В результате рынок труда на Камчатке сильно перекошен, а разброс размеров зарплат удивляет. Средняя номинальная начисленная заработная плата работников организаций выросла за последние пять лет с 50 тысяч до 80 тысяч рублей. Сильно. А среднедушевые денежные доходы населения — с 37 тысяч до 52 тысяч рублей в месяц. Уже меньше. Чиновники на рядовых должностях могут получать 40–60 тысяч рублей в месяц. Но главные госслужащие на острове — это военные. Они же основной платежеспособный клиент. Молодой младший лейтенант, только переехав с Большой земли, сразу получает оклад 70–80 тысяч рублей. Майор МВД зарабатывает 120 тысяч, майор ФСБ — 180 тысяч. По меркам Петропавловска-Камчатского это хорошие, но не фантастические деньги. На военном флоте зарплаты еще выше. А рядом с городом Велючинск, с другой стороны Авачинский бухты есть закрытая база ядерных подводных лодок. Говорят, там зарплатные «высоты». Если военный с семьей живет в гарнизоне или поселке возле части, его зарплаты хватает «на всех» — поэтому в таких городках, как правило, много детворы, а жены не работают, так как «нет достойных предложений» для их, как правило, высшего образования, полученного на Большой земле. «Дипломированный юрист» не пойдет в муниципалитет на 40 тысяч рублей оклада.
Частный сектор — это автомастерские, рыба и туризм. За непростую работу в море можно заработать порядка 300 тысяч рублей за два месяца. Трудовых мигрантов действительно много, в основном, к слову, русских. Ими забиты самолеты из Москвы и Владивостока. Издалека едут и работники на золотозаготовку, но их намного меньше, сектор не сильно развит. Основная проблема в рыбном бизнесе — чтобы не обманул наниматель. «Рыбники остались в девяностых, всюду липовые документы, серая зарплата. Надо заходить через своих» — об этом знает любой собеседник. Типичная история, как житель Ашхабада неделями бредет без денег и документов вдоль берега Охотского моря с северных рыбозаготовок в надежде не стать обедом для медведей.
Автомастерскими и сервисами Петропавловск-Камчатский взят в плотное кольцо. Даже не верится, что здесь есть столько машин. Как они конкурируют? С одной стороны, сервис — это производственная необходимость. Техобслуживание заграничного джипа с учетом завозных запчастей и активного использования в условиях неразвитой дорожной сети может стоить до 300 тысяч в год. Плюс машина жены, тещи, друзей — возможно, затраты и отбиваются. С другой стороны, активные владельцы сервисов подрабатывают в туризме, который активно развивается последние годы. Развозят многочисленные группы, держат технику, сотрудничают с туркомпаниями по договорам самозанятых. Получается бизнес-консолидация активов. Активные предприниматели в этом сегменте хвастаются зарплатами в 200 тысяч рублей в неделю.
Зарплаты (но не цены) вдалеке от Города скромнее, иногда сильно скромнее. Продавщица за прилавком на ограниченный ставке может получать всего 15 тысяч рублей в месяц. 40 тысяч — расфасовщик на мильковском районном комбинате пищевых продуктов «Юнет», которое выпускает соки, джемы, мармелад. Бруснику и голубику покупают у своих — по 300–350 рублей килограмм. Вишню везут из Македонии — по 200 рублей. Глобализация.
Сельское хозяйство в очень плохом состоянии. Молодой Степан Марков, владелец одноименного ИП, ядовито скептичен. Хозяйство с 250 коровами досталось ему в наследство. Отец умер два года назад, мать-инвалид переехала на материк — там можно «жить, а не выживать». Степан старается хозяйство модернизировать на своем частно-кустарном уровне. Возможно, зря — бизнес «в ноль». При том что край дает дотации практически на все — на землю, электричество, ремонт коровника, сельхозтехнику, цех переработки. Проблема в стоимости расходников и техники, а также в сбыте. Так, например сборный цех для молочной переработки пришлось вести аж с Алтая. Только перевозка стоила 300 тысяч рублей за контейнер, а всего их шесть. Переработка — от безысходности. Раньше сдавали чистое молоко практически за бесценок, потом приемщик просто отказался платить. Пришлось начать самостоятельно готовить молоко, творог, сметану, йогурты. На местности развозят по домам. Есть точка сбыта. Но не самая дорогая, казалось бы, продукция наталкивается на низкий платежеспособный спрос. Летом улетают в отпуска те, у кого есть на это деньги. И продажи тут же падают на 70%. Такая математика.
В армейские подряды не пробиться. С социальными закупками в детские сады или школы связываться бояться — слишком жесткий и часто несправедливый контроль. А закупщики в Городе (приезжие предприниматели-монополисты) сильно занижают цены. Так же с мясом и овощами. Им иногда проще и дешевле гнать продукты из Китая и Приморья, чем покупать у своих. Альтернативных хранилищ нет. Объединяться и строить коллективные мощности камчатские крестьяне не готовы — нет денег, опыта, доверия. Государство в стороне. Вот вам и помидоры по 800 рублей, и затихающая жизнь на селе, и скепсис Степана Маркова: «У нас ведь село социальное, а не сельскохозяйственный кластер».
Что делать с таким «диким» рынком труда — большой вопрос. Вероятно, он сам постепенно станет цивилизованным, когда придут существенные инвестиции в экономическую и социальную инфраструктуру. Но кажется логичным, если государство одновременно займется поддержкой внутреннего производства для самообеспечения хотя бы базовыми материалами и продуктами питания. Это тонкая и сложная работа на много лет, много проще и эффектнее выглядит коммуникация с крупными инвесторами. Но мигранты не случайно теснят камчатцев. Возможно, местным жителям снова придется учиться сложному и не всегда благодарному труду: в земле и навозе, на сложных производствах и в перерабатывающих отраслях. Пока же ставка на туризм — отдача от него кажется очевидной, хотя опыт других регионов показывает, что это не всегда так.
Туризм на старте
Камчатка стала ближе. Люди сюда едут за экстримом: вулканы, гейзеры, медведи, серфинг в северном море, альпинизм и так далее. А в бытовом плане это уже не экстрим, но вполне себе русская экзотика, не истоптанная массовым туризмом. Здесь все только начинается, в основном за счет дикарей, как это было на Алтае, на Урале, еще раньше — в Краснодарском крае и отдельных локациях центральной России. Основной поток сформировался в последние три года, пока не накрыл коронавирус. Число туристов в 2019 году выросло на 12%, до 240 тысяч. 70–80% — туристы из Москвы и Санкт-Петербурга. Иностранцев — 36,3 тысячи. 20 тысяч из них посетили Камчатку на круизных судах и лайнерах. Дикарей считать сложно.
Проблема «курица — яйцо» во всей красе: до недавних пор не было потока, поэтому нет инвестиций в инфраструктуру. А поскольку нет обустроенности, то и турист не едет. Дополнительная опция Камчатки — дороговизна. И проезд уже не самая большая строка затрат. Билеты из Москвы в оба конца стоят 30–40 тысяч рублей. Размещение: простенькое жилье — три-четыре тысячи рублей, хорошая база отдыха — семь тысяч рублей в день. Экскурсии — 100 тысяч полный пакет. Одна вертолетная программа на день — 50 тысяч. А как без нее — вы же хотите увидеть долину гейзеров и вулканы с неба? Сувениры, рыба, икра — 10–20 тысяч. Итого на человека на десять дней выйдет 150–200 тысяч рублей. На двоих — 300 тысяч. Мечта даже для среднего класса. На чем тут расти?
Пока это не очень понятная экономика. Малый и средний бизнес в сфере туризма развивается плохо (он тут вообще плохо развивается). В основном идут крупные инвестиции от местных рыбопромышленников и москвичей, типа «Реновы» и «Газпрома». Более 3,2 млрд рублей инвестировали в туристическую отрасль Камчатки в 2019 году. Чаще обращают внимание на район Паратунка с геотермальными источниками. Там осталась туристическая инфраструктура еще с советских времен, разбросаны десятки когда-то ведомственных баз отдыха. Но все они требуют капитального ремонта.
Собираются на Камчатке строить гигантский проект «Три вулкана», инфраструктурно сложнейшая штука. Огромный комплекс, экологическая деревня с гостиничными номерами, двумя канатными дорогами и 17 км горнолыжных трасс, которые будут доступны круглый год. Планируются инвестиции в размере 15 млрд рублей до 2028 года. Но вы помните, что небольшой офисный комплекс стоил почти семь миллиардов? Так что у многих есть скепсис в отношении этого проекта.
В остальном местное Агентство по туризму действует по уму. Развивается социальный туризм — везут школьников и пенсионеров, поддерживая спрос. Есть попытки растащить громкие культурные мероприятия на низкий сезон, чтобы сделать полную загрузку инфраструктуры, — лето на Камчатке длится всего четыре месяца. Есть диверсификация туристического бренда. «Камчатка космическая» — отсюда отслеживали первый спутник и полет Гагарина, «Камчатка историческая» — это про аборигенов и колонизацию, «Камчатка экологическая» — эко- и гастротуризм. Край дотирует муниципалитеты для реставрации местных памятников. Правда, на полуострове мало исторических объектов даже с вековой историей — ни храмов, ни крепостей.
Пока поток растет за счет сарафанного радио в крупных городах Центральной России — соседи по Дальнему Востоку ездят плохо. Есть желание привлечь большен иностранных туристов. Сейчас на Камчатку следуют борты, например, из Таиланда, США (через Аляску), Японии (им субсидируют полеты). Строительство международного терминала также поддержит интерес из-за рубежа. Если все получится, то строящаяся туристическая инфраструктура в ближайшие годы увидит своего гостя. Но отобьется ли?
Туризм действительно способен дать импульс местной экономике, но до тех пор, пока остается серым или когда серьезно наращивает поток для окупаемости больших инвестиций. На начальном этапе «дикие» услуги с трудом переходят на цивилизованные рельсы — это сразу приводит к удорожанию предложения. А Камчатка все так же далека и дорога. Есть предел и у роста туристического потока: это не Москва, которая способна отбивать вложения в благоустройство за счет европейских визитеров. И не Сочи с Крымом, не имеющих российских конкурентов с теплыми морями. Минеральные Воды, Кавказ, Алтай, Урал так и не смогли сделать туристический прорыв на небогатом российском туристе. Может, получится на уникальной Камчатке?
Камчатский край
