Джулиан Барнс — олицетворение британской литературы XX века, несмотря на то что его главное социальное достижение — он стал лауреатом Букеровской премии — произошло всего десять лет назад. Но за эти десять лет она существенно изменилась, прежде всего была переформатирована сама премия: теперь ее присуждают англоязычным писателям вне зависимости от их гражданства, а следовательно, и американцам тоже. Литературная Британия перестала быть островом, ведущим обособленное от всего мира существование. Она стала куда более многонаселенной и смогла выпестовать за это десятилетие двух нобелевских лауреатов: Кадзуо Исигуро и Абдулразака Гурна. Оба — воплощение всемирных ожиданий от британской литературы нового времени и того стандарта, какому сама пытается соответствовать. Барнс же для него слишком старомоден. И пусть эту его примечательную особенность пока не в состоянии оценить Нобелевский комитет, есть и другие литературные премии.
В «Нечего бояться» Джулиан Барнс обобщает личный опыт наблюдений за смертью: она притягивает его как предел, за которым ничего не происходит. И он мучительно пытается осознать этот парадокс человеческой жизни — как возможно такое: человек жил, жил и вдруг умер. У писателя это происходит несколько по-другому, и это один из микросюжетов в «Нечего бояться»: ему предстоит пережить не только физическую смерть, но и интеллектуальную. Ведь рано или поздно наступит момент, когда его книгу откроет последний читатель. Откроет, прочитает, закроет и по каким-то причинам никому не посоветует прочитать. Писатель заранее негодует по сему поводу, но это не более чем игра: он всего лишь допускает существование последнего читателя, но представляет его себе с трудом. И обозначает таким образом свой едва ли не основной мотив для написания текстов. Он хочет не так уж много: всего лишь бессмертия. И пусть это будут просто вышедшие из его ума сочетания букв и слов, отражающиеся в уме читателя, но и это не так уж мало.