Узбекистан: от хлопка к атомпрому

Алексей Долженков
специальный корреспондент «Монокль»
Александр Ивантер
первый заместитель главного редактора «Монокль»
Лина Калянина
редактор отдела конъюнктуры отраслей и рынков «Монокль»
Александр Лабыкин
обозреватель «Монокль»
Алексей Щукин
специальный корреспондент «Монокль»

Реформы президента Мирзиёева активизировали развитие промышленности в самой населенной стране Центральной Азии. Сумеет ли Узбекистан создать конкурентные в мире производства, обеспечив занятость и достаток миллионам сограждан, работающих за рубежом?

ВАЛЕРИЙ ШАРИФУЛИН/ТАСС
Узбекистан быстро движется по пути индустриализации
Читайте Monocle.ru в

Постсоветский Узбекистан выделялся среди других государств бывшего СССР весьма дозированным и аккуратным внедрением рыночных принципов в работу экономики, сохранением значительного государственного сектора и административных инструментов хозяйствования, включая регулируемые цены на важнейшие товары (например, на хлопок и моторное топливо), а также довольно активными попытками проведения промышленной политики еще в 1990-е годы, когда в России или, например, в Казахстане свирепствовал ничем не ограниченный либерализм, а словосочетание «промышленная политика» было бранным.

Результатом такой политики был сравнительно умеренный спад ВВП: подушевой ВВП за 1991‒1996 годы сократился на 27% (для сравнения: ценой российской шоковой терапии стал провал душевого дохода на 42%), затем последовал энергичный рост, который лишь тормозился, но не сменялся нырками в минус ни в разгар мирового финансового кризиса 2007‒2009 годов, ни во время пандемии. За последние двадцать лет реальный ВВП Узбекистана вырос в 3,8 раза. У соседей, в Казахстане, — в 3,6 раза, в европейских постсоветских государствах динамика была скромнее: в Белоруссии ВВП вырос в 2,4 раза, в России — в 2,1 раза. По размеру экономики накануне пандемии Узбекистан был четвертым среди постсоветских стран — после России, Украины и Казахстана.

Очень бурным было и демографическое развитие страны. С момента последней советской переписи 1989 года население Узбекистана выросло почти в 1,8 раза, с 19,9 до 35,2 млн человек, а к середине нынешнего столетия превысит 50 млн. За тридцать лет плавно перевалила за половину и доля городского населения (51% на начало текущего года против 41% в 1989 году). Соседний Казахстан за последние тридцать лет прибавил в численности всего три миллиона человек — сказался меньший естественный прирост и гораздо больший миграционный отток нетитульных этносов.

В результате рост подушевого богатства Узбекистана не такой выраженный, как рост ВВП. Тем не менее и тут позитивные сдвиги налицо. Если на старте независимости Узбекистан был самой бедной республикой советской Центральной Азии и всего Союза, то сегодня душевой ВВП республики в расчете по паритету покупательной силы в два раза больше таджикского и на 40% больше киргизского. В то же время примерно двукратное отставание от душевого ВВП Туркменистана, который сопоставим с иранским и чуть меньше китайского, и почти четырехкратное — с казахстанским показателем (он лишь немного отстает от российского, а тот — от турецкого) осталось сегодня таким же, как в 1990 году. Правда, как и тридцать лет назад, Узбекистан богаче Индии и Пакистана, не говоря уже об Афганистане; разрыв с Пакистаном увеличивается, а вот с Индией уже почти сошел на нет.

Сильно подмороженным было и внутриполитическое поле. Страх первого президента Республики Узбекистан Ислама Каримова перед исламской оппозицией, выступления которой, как показали кровавые события в Андижане в 2005 году, были реальной, не выдуманной угрозой, диктовал традиционно мощные позиции в республике во главе со всемогущим КНБ. С приходом к власти в 2016 году нового президента Шавката Мирзиёева гайки были чуть раскручены, хотя общий профиль и модель функционирования политической системы страны не претерпела изменений.

Либерализация и открытость

В экономике новый президент действовал куда более решительно. К моменту занятия высшей государственной должности Мирзиёев возглавлял правительство Узбекистана 13 лет и знал несовершенства и узкие места хозяйственного механизма своей страны не понаслышке. Поэтому кардинальные экономические реформы последовали незамедлительно. За первые два года правления президент существенно снизил налоги на бизнес и импортные пошлины, либерализовал внешнеэкономическую деятельность и возобновил переговорный процесс по присоединению Узбекистана к ВТО (право торговать с заграницей и оперировать заработанной инвалютой получили большинство производителей, ранее весь оборот аграрной продукции осуществлялся через госпосредника «Узагроэкспорт»), унифицировал валютный курс, отказавшись от искусственного завышения официального курса сума, существенно ослабил визовый режим, сделав ставку на рост туризма, учредил институт омбудсмена по защите интересов национального и иностранного бизнеса, ликвидировал массу избыточных административных барьеров по ведению бизнеса в республике (подробнее см. «Узбекистан: вторая пятилетка реформ», «Эксперт» № 45  за 2021 год).

«Рыночные механизмы были введены в работу бирж и институт электронных торгов. Благодаря расширению номенклатуры товаров, реализуемых через открытые биржевые торги на внутренние и внешние рынки, большинство хозяйствующих субъектов получило доступ к материально-техническим ресурсам, что способствовало формированию конкурентной среды», — говорит Елена Кузьмина, заведующая сектором Центра постсоветских исследований ИМЭМО РАН.

Было бы большим преувеличением считать, что узбекская экономика стала полностью либерализованной: сохраняются значительные сегменты регулирования в аграрном секторе, заявленная президентом «большая» приватизация пока толком не стартовала, все командные высоты в реальном секторе экономики и финансах продолжают занимать государственные предприятия и банки. Тем не менее не замечать реформаторских усилий нового руководства страны и их первые результаты невозможно.

Взятый Мирзиёевым курс на открытость страны миру, деятельное налаживание сильно подмороженных при Каримове отношений с соседними государствами постсоветской Центральной Азии (с Таджикистаном многие годы поддерживался военный режим границы, отсутствовало авиасообщение) дало немедленный эффект: за один только 2017 год объем иностранных инвестиций в Узбекистан более чем удвоился. Если в период с 2011 по 2016 год новые вложения нерезидентов в страну сократились с 3,3 до 1,9 млрд долларов, то в 2017-м они подскочили до 4,2 млрд долларов, из которых ПИИ составили 3,7 млрд. Доля иностранных инвестиций и кредитов в суммарных освоенных инвестициях в основной капитал увеличилась с 20% в 2016 году до 42,3% в 2021-м.

Индустриализация 2.0 ориентирована на активное привлечение иностранных инвестиций, технологий и компетенций и включение национальных
индустриальных проектов в глобальные цепочки добавленной стоимости

Побочные эффекты реформ

Но есть и не столь радужные эффекты экономических реформ нового президента. Либерализация внешнеэкономической деятельности и отказ от административного курсообразования вызвали резкий рост внешней торговли, но динамика импорта заметно опередила рост экспорта: эффект снижения ввозных пошлин более чем компенсировал стимулирующий экспорт девальвационный эффект. Что более важно, экспорт ряда ключевых продуктов страновой специализации, прежде всего природного газа и хлопка, ограничивается целенаправленно в рамках стратегии развития текстильного производства и газохимии внутри страны. Доля хлопка в стоимости республиканского экспорта рухнула до 1% против почти трети в начале 2000-х, а в начале 2022 года появились сообщения, что экспорт природного газа Узбекистаном полностью прекращен, хотя ранее отказ от экспорта газа планировался на 2025 год.

В результате от положительного сальдо внешней торговли Узбекистана не осталось и следа. Торговый баланс быстро съехал в глубокий минус. В допандемийном 2019 году отрицательное сальдо внешней торговли товарами превысило 7,8 млрд долларов (более 13% ВВП), положительное сальдо торговли услугами в размере менее 1 млрд долларов было недостаточным, чтобы изменить общую картину. По итогам прошлого года отрицательное внешнеторговое сальдо выросло до 9,66 млрд долларов. При этом дисбаланс в торговле Узбекистан имеет со всей первой пятеркой своих торговых партнеров — Россией, Китаем, Казахстаном, Турцией и Южной Кореей, а в первой десятке партнеров покупают у Узбекистана больше, чем продают ему, только Киргизия и Афганистан. Тем не менее масштабный приток иностранного капитала пока что позволяет не только финансировать дефицит во внешней торговле, но и увеличивать международные резервы. Если в конце 2016 года они составляли 28 млрд долларов, то на начало сентября 2022-го выросли до 34,1 млрд.

Другим побочным эффектом реформ, тоже предсказуемым, был скачок инфляции. К середине 2010-х Узбекистан подошел со стабильно низкой инфляцией (5,7% в 2016 году), но масштабное дерегулирование хозяйственного механизма, либерализация валютного курса и внутренних цен на ряд ключевых товаров (хлопок, моторное топливо) не могли не сказаться на ценовой динамике. В 2017 году инфляция подскочила до 14,4%, а к 2019 году увеличилась до 15,3%. Контринфляционные меры и пандемийный спад спроса приблизили динамику потребительских цен к границе однозначных значений, но в 2022 году инфляция, уже очевидно, снова уйдет в двузначную область.

Индустриализация 2.0

Если спуститься с верхнего, макроэкономического этажа анализа и рассмотреть подробнее развитие конкретных отраслей, то складывается впечатление, что здесь никакой революции за годы президентства Мирзиёева не произошло: стратегические планы развития важнейших отраслей АПК и промышленности — текстильной, пищевой, газохимической, автомобильной — были приняты и последовательно реализовались задолго до 2017 года.

«В экономической политике независимого Узбекистана вопросам промышленного развития всегда уделялось центральное внимание, но текущие задачи при этом ставились в зависимости от существующих условий на конкретный момент, — рассуждает Виктор Абатуров, эксперт узбекистанского Центра экономических исследований и реформ (ЦЭИР). — В девяностые годы происходила активная деиндустриализация экономики в силу разрыва хозяйственных связей вкупе с сокращением инвестиционного потенциала и емкости рынков. В тот период принимались меры по сохранению действующих производств, предпринимались усилия по замещению импорта отечественной продукции за счет импортозамещения, а также привлекались иностранные инвестиции в производство новых видов промышленной продукции — в частности, был построен автомобильный завод УзДЭУ».

В 2000-е ставка была сделана на развитие индустрии за счет процессов импортозамещения, которые поддерживались применением заградительных пошлин на импорт, а в конце 2000-х — первой половине 2010-х, как уточнил г-н Абатуров, наряду с импортозамещением и защитой внутреннего рынка стал активно поддерживаться экспорт, но не сырья, а продукции с добавленной стоимостью.

«Однако подобные подходы не обеспечивали достаточно динамичного развития экономики для обеспечения занятости и приемлемого уровня жизни населения в условиях нарастающего демографического давления, — продолжает Абатуров. — В этих условиях и был взят курс на повышение конкурентоспособности экономики за счет углубления структурных преобразований, модернизации и диверсификации ее ведущих отраслей на базе глубокой переработки местных сырьевых ресурсов».

«Если в советский период в республике была реализована политика индустриализации, ориентированная на развитие сырьевых отраслей и первичную переработку сырья, то сейчас Узбекистан реализует политику Индустриализации 2.0, ориентированную на активное привлечение иностранных инвестиций, технологий и компетенций и включение формирующихся национальных индустриальных проектов в глобальные цепочки добавленной стоимости», — считает Бахтиёр Эргашев, директор узбекистанского Центра исследовательских инициатив Ma’no.

Ускоренная индустриализация в значительной степени безальтернативна. «Растущий дефицит земельных и водных ресурсов требует развития промышленных производств не только в крупных, но и в малых и средних городах. Это единственно возможный способ эффективного абсорбирования трудовых ресурсов из села», — убежден Эргашев.

Пока, несмотря на все усилия по развитию трудоемкой промышленности, Узбекистану не удается создавать достаточное количество рабочих мест для многочисленной и быстро растущей армии труда. За последние пять лет уровень безработицы вырос с 5,2 до 9,6%. Только по официальным данным на начало 2021 года, за пределами страны работало 1,7 млн узбекистанцев, три четверти которых трудилось в России. Денежные переводы трудовых мигрантов, по оценке Всемирного банка, в прошлом году достигли 7,6 млрд долларов (для сравнения: экспорт золота принес стране 4,1 млрд долларов), или 11,6% ВВП.

От хлопковой житницы к мирному атому

Обзор достижений и нерешенных проблем в отраслях мы представим вашему вниманию ниже, сейчас же давайте посмотрим на макроитог этих усилий. Самым емким индикатором последовательной и активной индустриализации Узбекистана является быстрый рост доли обрабатывающей промышленности и строительства в ВВП, тогда как доля торговли плавно сокращается. Как следует из базы данных Всемирного банка World Development Indicators, за десятилетие с 2011 по 2021 год доля обрабатывающих отраслей промышленности в ВВП Узбекистана почти удвоилась, подобравшись вплотную к 20%, что превышает — схватитесь за кресло! — немецкий показатель (18,3%). За последние пять лет она увеличилась на 6,3 п. п. Из стран, проводящих последовательный курс на индустриализацию, похожий, но все же чуть меньший по интенсивности структурный сдвиг демонстрирует Турция, которая довела долю обработки в ВВП уже до 22%, почти догнав Чехию и Белоруссию, где, напротив, этот показатель медленно снижается. Кстати говоря, и уровень, и темп приращения доли обработки в ВВП в России (как, например, и в Саудовской Аравии) существенно ниже — в районе 13‒15%, рост за десять лет всего на 3 п. п.

Визитной карточкой индустриального Узбекистана в годы независимости стала созданная с нуля автосборочная индустрия совокупной годовой производственной мощностью около 300 тыс. легковых автомобилей в год, которая переживает сегодня второе рождение. Примечательно, что речь идет не только о многочисленных заявлениях о запуске новых сборочных производств, но и о буме инвестиций в производство автокомпонентов, что позволяет надеяться на постепенный рост пока невысокого уровня (ниже 50%) уровня локализации местных автомобилей, грузовиков и автобусов.

Еще одним предметом гордости узбекистанцев стал запуск в 2011 году скоростного железнодорожного сообщения между Ташкентом и Самаркандом. Строго говоря, этот проект не относится к категории ВСМ — максимальная скорость поездов «Афросиаб» производства испанской компании Talgo не превышает 250 км в час, и они двигаются по общей, а не выделенной, хотя и модернизированной колее. Тем не менее мобильность жителей крупных городов — а сегодня они все (за периметром Ферганской долины) связаны скоростными железнодорожными линиями общей протяженностью почти 1000 км — существенно повысилась. Правда, к локализации скоростных поездов в Узбекистане, как и немецких «Сапсанов» в России, пока так и не приступали.

Менее известным за пределами Узбекистана процессом является, без преувеличения, переворот, произошедший в хлопководстве. Все, кто вырос в Советском Узбекистане, прекрасно помнят обязательные трудовые десанты на сбор хлопка школьников и студентов. Республика была хлопковой житницей СССР, поставляя ежегодно 5‒6 млн тонн хлопка-сырца на переработку в другие регионы Союза, прежде всего в Россию. Руководство независимого Узбекистана еще в 2000-е годы взяло курс на постепенный отказ от доминирования хлопка в растениеводстве с акцентом на максимизацию его переработки внутри страны вплоть до выпуска готовых текстильных изделий. Через инструмент госзаказа производство хлопка-сырца стало последовательно сокращаться — до 3 млн тонн в начале 2010-х годов и чуть более 1 млн тонн сегодня, в то же время стимулировался рост посевных площадей под зерновыми, овощами и картофелем.

Сегодня практически весь узбекистанский хлопок перерабатывается внутри страны, в текстильную отрасль привлечены серьезные инвестиции и компетенции из-за рубежа, и сейчас уже речь идет о переходе к импорту хлопка — своего сырья уже недостаточно для созданного с нуля узбекского легпрома.

«Фишкой» промполитики в отношении легпрома, как, впрочем, и ряда других отраслей, стала кластерная организация текстильной промышленности, когда на определенной территории концентрируются производства по всей технологической цепочке — от производства хлопка до готовых тканей и изделий.

Целый ряд крупных европейских производителей одежды выбирает Узбекистан в качестве локации швейных производств. Аттракторы процесса — собственное качественное сырье и все еще очень дешевая рабочая сила. Уровень зарплат в стране существенно ниже и растет медленнее, чем в соседнем Казахстане или в России. Среднемесячная зарплата в валютном эквиваленте составила в 2021 году в Узбекистане 250 долларов (против 205 долларов в 2016 году). За этот же период средняя зарплата в Казахстане увеличилась с 420 почти до 600 долларов, в России — с 550 до 750 долларов.

В начале прошлого десятилетия, еще при первом президенте Узбекистана, был взят курс на приоритетное развитие газопереработки внутри страны вместо ставки на экспорт. «В рамках этой стратегии был модернизирован Шуртанский газохимический комплекс и построено три новых крупных газоперерабатывающих завода — Мубарекский, Устюртский и Кындымский. С 2022 года весь добываемый в Узбекистане газ перерабатывается в стране, что дало толчок развитию химической промышленности, — рассказала Елена Кузьмина из ИМЭМО РАН. — Фактически с нуля было развернуто производство фосфатных и азотных удобрений, полимеров в Бухарской области, полиэтилена, полипропилена и кальцинированной соды в Каракалпакии. Наращивается производство лаков и синтетических волокон для текстильной промышленности в Ферганской области, компонентов моющих средств и бытовой химии в Кашкадарьинской области».

Растущий спрос на газ со стороны химпрома и не менее быстро растущей энергоемкой горнодобычи, а также отсутствие собственных ресурсов гидроэнергетики (последние сконцентрированы у соседей в Таджикистане) обостряют проблему энергодефицитности Узбекистана. «Объем дефицита оценивается по-разному, но он составляет не менее 10 процентов от существующей генерации, которая составляет около 70 миллиардов киловатт-часов, — рассказал “Эксперту” Бахтиёр Эргашев. — Стратегическим направлением расшивки этого дефицита выступает проект создания в Узбекистане атомной энергетики. Это прорывной для нашей страны проект. Ведь помимо достижения энергодостаточности его реализация повлечет за собой целый ряд важнейших сопряженных эффектов — развитие атомной науки, образования, наукоемких отраслей промышленности».

Россия и Узбекистан ведут переговоры о строительстве «Росатомом» АЭС с двумя энергоблоками, оснащенными реакторами ВВЭР-1200 общей мощностью 2,4 ГВт. Предпосылки для развития атомной энергетики в стране налицо — есть собственная сырьевая база: страна занимает пятое место в мире по добыче урана (7% мировой добычи). Ожидается, что после ввода в эксплуатацию станция покроет до 15% прогнозной потребности страны в электроэнергии. «Большой контракт» по АЭС планируется подписать в 2023 году.

Строительство АЭС — самый крупный, но далеко не единственный пример участия России в реализации стратегии индустриализации Узбекистана. Так, в декабре 2020 года был введен в строй Ташкентский металлургический завод, где сумма инвестиций составила 326,7 млн евро, в том числе российских — 226 млн евро. В сфере газохимии в проект по производству синтетического жидкого топлива на основе очищенного метана на Шуртанском газохимическом комплексе (сдан в строй в декабре 2021-го) Газпромбанк выделил кредитные средств в объеме 120 млн долларов. На проект строительства новой меднообогатительной фабрики и обустройство медного рудника на Алмалыкском горно-металлургическом комбинате пул банков (ВЭБ и Газпромбанк) на первом этапе предусматривает выделение около 2 млрд долларов.

Динамичные преобразования, затеянные руководством страны, питают драйв молодого пассионарного населения (62% узбекистанцев не старше 35 лет), которое — в городской своей части особенно — требует новой среды обитания. В столице и крупных городах Узбекистана развернулся форменный строительный бум. Растут и жилые новостройки, и деловые кварталы — Фергана-Сити, Самарканд-Сити. Флагманский проект Ташкент-Сити был запущен в 2017 году, он должен стать лицом преображенной столицы. Здесь появились первые в городе высотные здания в 25‒30 этажей. После землетрясения 1966 года в Ташкенте не строили ничего выше девятиэтажек, однако новые технологии строительства позволили преодолеть это ограничение. А сегодня в Ташкент-Сити завершается строительство самого высокого здания в стране — 51-этажного небоскреба Nest One высотой 250 метров.