Если еще в 2022 году у ряда государств теплилась надежда, что кризис их обойдет стороной, а ситуацию удастся замирить благодаря мудрости западных лидеров, страху ядерной войны или экономического коллапса, то чем дальше, тем явственнее маячит долгая бескомпромиссная всеобщая конфронтация и деградация. «Большая семерка» спустя полтора года после начала СВО просигналила из Токио об абсолютно бескомпромиссной позиции и тем самым противопоставила себя остальному миру. Вот он, «лагерь войны».
По факту ведь вопрос не столько в украинском конфликте, сколько в блоковом мышлении и монополии Запада на силовой компонент и милитаризм, о чем говорила Россия накануне СВО. В этом смысле тема «мирных переговоров», конечно, шире Украины — на Западе это хорошо понимают, поэтому им так тяжело заходят альтернативные переговорные инициативы, а гибкость ограничена военной риторикой.
Создавшуюся ситуацию тонко прочувствовал Китай, а может, ему просто не оставили выбора. Поэтому сегодня мирный план КНР безальтернативен, а Пекин постепенно становится лидером «лагеря мира». Пусть его инициативы неконкретны, но и «лагерь мира» пока далек от институционализации. Но постепенно он будет консолидироваться, возможно, на площадке БРИКС, у порога которой стоят почти два десятка стран. Глобальный Запад со своей ястребиной повесткой отъезжает в одинокое плавание.
В то же время еще одним естественным историческим процессом становится разделение на партии мира и войны уже в самом западном лагере, причем как в Европе, так и в США. Пусть миротворцы — это, скорее, прагматики, а не «голуби», зато они хорошо осознают, в какой исторический тупик их страны заводит конфронтация. Но их голос все еще слишком слаб, ведь они пока не принадлежат к партиям власти, загнавшим себя в узкую вилку радикальных решений: сложно замириться с Россией, не признав справедливость ее позиции и не истребовав репарации, — иные сценарии своим избирателям не продать.
Слабая вариативность мирных сценариев резко ограничивает число тех акторов, которые реально могут остановить конфронтацию. С Украиной все понятно: нынешний киевский режим — плоть от плоти идущей войны, причем еще с 2014 года. Прекращение эскалации означает моментальную девальвацию политических перспектив Владимира Зеленского, которому быстро припомнят стартовые мягкие условия России и бесконечные жертвы ради интересов англосаксов. Части с фронта мигом окажутся в Киеве.
Европейцы же при любых вариантах перемирий и заморозок оказываются с глазу на глаз с до зубов вооруженной, разваленной страной, которая требует принять ее в НАТО и ЕС, а также с нацистскими молодчиками, не представляющими более свою жизнь без войны и насилия. Решить эту проблему без участия России и Китая вряд ли получится. Что означает возвращение плотных коммуникаций с «экзистенциальными» противниками. По крайней мере, нынешней европейской элите такое не позволят или не простят.
«Золотая акция» мирных переговоров все еще находится у Вашингтона и зависит от внутриэлитных электоральных дрязг. Условный китайский «лагерь мира» пока неспособен самостоятельно повлиять на течение конфликта. Но, консолидируясь, вырабатывает ресурс, который внезапно позволяет оказывать существенное давление на позицию американцев.
Пекин добавляет к экономической мощи политико-дипломатическое измерение, которого раньше не было. Активно играет на европейском рынке. Сигнализирует о готовности плотной коммуникации с Москвой. Вашингтону придется учитывать, что в «лагере войны» оставаться дорого и бесперспективно.
