Что осталось сегодня от триады развития «рыба — логистика — туризм» и что удалось реализовать, невзирая на объективные трудности, — об этом мы вновь разговариваем в семи тысячах километров от Москвы.

— Действительно, я с первого дня работы на Камчатке оказался в ситуации ковида и всех этапов развертывания пандемии, неопределенности. Здесь она была тяжелая, потому что усугублялась островным положением и тяжелым состоянием здравоохранения.

А сразу после этого последовали вызовы экономических санкций и необходимость поддержки участников СВО, работы в зоне специальной военной операции. В таком режиме я всю мою деятельность губернатора и осуществляю.

И тем не менее многого удалось добиться. Как пример, я сегодня был в здании Камчатской краевой больницы, которую пятнадцать лет не могли построить. Хорошо помню, как три года назад стоял там внизу: это был такой скелет, остов, и непонятно было, что с ним дальше делать. А сейчас это почти готовое здание: кабинеты, штукатурка, красивый фасад, витражи. Уже видно, что это больница. Большая больница. Самое крупное здание на Камчатке, которое когда-либо строилось!

— Когда его сдадут в итоге?

— В конце этого года. Со следующего начнется переезд. Это первый этап, мы продолжим ее достраивать. Еще один поликлинический корпус там должен появиться, потом детская краевая больница.

— Для неместных, видимо, надо пояснить, что это, пожалуй, один из самых знаменитых долгостроев на всем Дальнем Востоке, переживший не одного мэра, главу региона и даже президента. Войдете в историю как губернатор, построивший «ту самую больницу».

— Это просто плановая реализация задач, которые были намечены. С точки зрения решения вопросов общественной инфраструктуры, социального назначения делается больше, чем было запланировано. Не обнулен и ни один частный проект.

Есть сдвиг по срокам на год по сдаче аэропорта из-за ковида: в начале 2025 года он будет сдан или в самом конце 2024-го. Больница в срок сдается, дорога сдалась с опережением срока, аварийное жилье на два года раньше срока мы расселили. По плану возводятся новатэковский проект и парк «Три вулкана», самый крупный туристический проект в регионе. Строительство объезда города обсуждается давно, и мы уже с этого года в стройку выходим. Тепличный комплекс задерживался, но с этого года стройка начинается.

— А на новые планы остается время? Креативные.

— Удается делать новые вещи, которые в России никто раньше не делал. И именно это доставляет удовольствие — решать невозможные задачи. Например, удалось продвинуться в вопросе «перезагрузки» Петропавловска-Камчатского. Состояние города — одна из болевых проблем края, это и фактор оттока населения, и туристам не нравится.

Нам удалось первыми в стране защитить мастер-план города у президента, получить его одобрение и перечень поручений ценой 170 миллиардов рублей, благодаря которым предстоит до 2030 года «перезагрузить» сначала центральную часть города, а потом жилые массивы.

— А что значит «перезагрузить»? Реконструкция, фасады, благоустройство?

— Это значит сделать красивый центр с исторической частью, пешеходной улицей, прогулочными зонами, благоустроенной набережной, полноценным музеем, несколькими качественными гостиницами, с гастрономической улицей и рыбным рынком.

Всё в центре города, исторической точке Петропавловска-Камчатского, с канаткой на самую высокую Мишенную сопку, чтобы здесь жизнь сосредоточилась, потому что сейчас Петропавловск — распределенный город.

Нам удалось первыми в стране защитить мастер-план города ценой перезагрузки в 170 миллиардов рублей. Сейчас прагматичный турист избегает Петропавловска, чтобы не портить себе настроение, а у меня задача, чтобы город стал обязательным для посещения местом

Работа и жилье

— Раз мы упомянули отток населения, удалось ли что-то здесь изменить? Люди продолжают уезжать.

— Но если раскладывать по возрастным группам, мы видим, что за последние три года в молодежной части есть даже приток. Моя главная задача — создать на Камчатке возможности для самореализации и показать их ребятам.

И второе, кстати, не менее важно, чем первое, потому что у нас огромное количество незанятых рабочих мест. Безработица на историческом минимуме и стремится к нулю. Настолько низкая, что превращается в проблему, потому что лишает гибкости экономику.

— Возможно, есть большая «серая» часть?

— Нет. Объективно все работодатели констатируют, что невозможно найти кандидатов, в том числе на высокооплачиваемые места. Да, есть традиционное несовпадение местного образования с рабочими требованиями, но здесь тоже конкретные подвижки идут.

Я один пример приведу. В рамках нацпроекта «Образование» мы участвовали в инициативе «Профессионалитет». Наше горнодобывающее предприятие вместе с федеральным бюджетом вложилось в технику, современное здание, оборудование. И, что самое важное, ребята, которых сейчас набирают в колледже, около ста человек в год, гарантировано продолжат работу на этом предприятии здесь, на Камчатке, на очень конкурентных условиях по зарплате и на интересных с точки зрения технологии и возможностей развития условиях.

Первая сотня уже учится. Они ездят на экскурсии, видят, какая техника работает, получают красивую рабочую форму. Возвращается понимание, что рабочие профессии — это не ругательные слова.

А в прошлое воскресенье я водил ребят на экскурсию на самое современное рыболовецкое судно и на завод. Капитан рассказывал, директор завода рассказывал, я своим пониманием делился, как рыбная отрасль развивается. У них видны интерес, желание в этом участвовать.

Каждый выпускник камчатской школы уже несколько лет получает бесплатно вертолетную экскурсию в Долину гейзеров. Раньше почти никто там не бывал из жителей Камчатки, это дорого слишком. А я уверен, что такие символические вещи тоже важны и работают над изменением стереотипов.

Остаются еще объективно не решенные проблемы, например качество подготовки в наших базовых университетах. Мы этим предметно занимаемся. Университет Витуса Беринга вошел в программу «Приоритет-2030». Проектируем сейчас кампус, здесь, в центре города.

Совместную образовательную программу запустили по вулканологии с МГУ. Программу сетевую магистерскую, где теорию профессора из МГУ читают, а на практику ребята ездят на вулканы. Даже вертолеты задействуем.

— Для молодежи больная тема — жилье.

— Тоже в процессе раскачки, потому что у жилья свой длительный цикл от момента выделения участка, проекта, разрешения строительства, решения вопросов с коммунальной инфраструктурой до начала стройки. А в условиях Камчатки все осложнено логистикой, сейсмикой и другими параметрами. Поэтому, к сожалению, если мы задумываем сейчас какой-то объект, быстрее, чем за четыре года, он не появится. Хоть лоб расшиби, если крупный проект за государственные деньги.

Сейчас мы выходим по первому кварталу микрорайона Северный на проектирование. Но уже с инфраструктурой, с участком, с застройщиком решены вопросы. Со следующего года в стройку пойдем. Комплексный квартал с современным качеством жизни, социальной инфраструктурой, прогулочными зонами.

— Это социальное жилье?

— Не в полном объеме. Но мы стараемся его удержать по цене. Мы полностью финансируем инфраструктуру с большим участием федерального бюджета, в рамках Дальневосточного квартала эта программа. А застройщик гарантирует, что не менее 70 процентов жилья будет по стоимости среднего квадратного метра в регионе. В нашем случае это немало тоже, 120 тысяч рублей за «квадрат», но рыночная цена была бы выше.

— Есть такой слух, что все новые дома, которые сейчас строятся на Камчатке, предназначены для расселения ветхого жилья.

— Во-первых, и в этом ничего плохого нет, потому что главное — строят новое. И чем больше мы будем строить, тем больше жилья и на рынок пойдет. Сейчас же в новостройках нет предложений по мало-мальски адекватной цене.

Из этого нового квартала в микрорайоне Северный 30 процентов мы возьмем под наши потребности — «аварийка», социальные категории, которые нужно обеспечивать жильем. 30 процентов — арендное жилье для привлекаемых специалистов, социального найма или служебного пользования. А треть пойдет на свободный рынок.

Но при этом сами объемы очень большие. По программе расселения аварийного жилья до 2017 года мы возвели в общей сложности 35‒40 тысяч квадратных метров. Это мизер. В следующую программу уже вошли с трехкратным ростом, 120 тысяч квадратных метров. Когда раскачается строительный рынок, думаю, мы будем выходить если не на один квадратный метр на человека, как стоит задача по нацпроекту, то хотя бы на половину квадратного метра. Это значит 150 тысяч в год надо будет строить. Сейчас строим вполовину меньше.

Я почему на этом останавливаюсь? Потому что жилищный вопрос с точки зрения сохранения молодежи принципиальный. Есть ипотечное кредитование, дальневосточная ипотека, другие программы, но отсутствие качественного и массового строительства жилья не позволяет пока их реализовать.

И задел на будущее для нас — это индивидуальное жилье. И в черте города, и в пригородах, потому что на Камчатке территории много и инфраструктура неплохо развита. Ну и природные условия сами располагают к жизни за городом.

— У меня сложилось впечатление, что местные жители не привыкли к индивидуальному жилью.

— Да, на сегодняшний день этот формат не очень массово развит. Скорее участки используются как дачные. Но я все равно убежден, что, когда мы такую возможность создадим, сделаем более доступными стандартные домокомплекты, индивидуальное строительство будет востребовано — это другое качество жизни под стать камчатской природе.

Рыба и верфи

— Рыба, логистика, туризм — в прошлый раз именно эти три точки вы определили как приоритетные в концепции развития региона.

— Эта триада осталась приоритетной. Рыба по-прежнему базовая отрасль, но наши задачи здесь я бы сформулировал более точно. Во-первых, это увеличение глубины переработки, потому что мы не должны ловить больше, надо беречь ресурс. Если еще три-четыре года назад ставилась задача уйти от просто сырца, так называемого БГ («рыба без головы»), к филе, то сейчас стоит задача перейти от филе к производству конечного продукта.

Вторая взаимосвязанная цель — с учетом закрытия ряда экспортных направлений искать новые рынки сбыта. Как среди дружественных стран, так и имея в виду и российский рынок — он тоже новый, потому что традиционно дальневосточная рыба в небольшом количестве поступает в Россию, тогда как, по большому счету, монопольным импортером является Китай, обеспечивающий свою маржинальность на перепродаже.

— Вы серьезно верите в потенциал российского рынка? Ситуация непростая, и потребитель, скорее, будет экономить на дорогих продуктах. Рыба — первое, от чего он откажется.

— Это правильно абсолютно. Мы целую программу сейчас готовим, как увеличить внутреннее потребление рыбной продукции в Российской Федерации. Вот график: чем выше средняя цена килограмма рыбы в России, тем больше падает ее потребление. Так что вы правы.

А вот диаграмма корреляции потребления рыбы и средней продолжительности жизни: чем больше человек потребляет рыбы, тем дольше он живет.

— В программе есть график, который показывает, как увеличить потребление?

— Надо сформировать пищевую привычку. Во-первых, как мы видим, увеличение потребления рыбы — это важная цель даже не камчатская, а общероссийская.

Во-вторых, сейчас колоссальная турбулентность. Представьте, крабы из Балтийского моря традиционно поставлялись в Европу. Сейчас там санкции, огромное затоваривание. Мурманский краб везется в живом виде в Москву, там на передержке, потом во Владивосток, а потом из Владивостока в Китай, чтобы затем найти своего конечного покупателя. Изменилась структура рынков, и все!

Или в какой-то момент взял Китай и закрыл ввоз российской рыбы по ковидным соображениям. И все на уши встали, потому что непонятно, куда ее девать.

Если будет большой российский рынок, конечно, это огромное благо с точки зрения диверсификации бизнеса.

— Рыбная отрасль не всегда отдает родной Камчатке должное, хотя бы даже в виде рабочих мест. Ловят в море, на берег не заходят…

— Это третья приоритетная задача, которую предстоит нам вместе с рыбопромышленниками решать. Мы последовательно реализуем инициативы, связанные с увеличением и налоговых выплат, и вклада рыбопромышленников в реализацию социальных проектов.

Самый яркий пример — это ледовый комплекс «Вулкан», который был построен полностью за счет частных средств нашего рыбопромышленника — Тымлатского рыбокомбината. Мотопарк хороший тоже построили по этому направлению. Ну и ряд других примеров есть.

Четвертая и не менее важная задача — сбережение водных биоресурсов для будущих поколений и борьба с браконьерством. Из инициатив здесь самая ярко обсуждаемая — запрет перевозки икры в количестве свыше десяти килограммов без заводской упаковки, потому что это был массовый канал перевозки икры неподтвержденного происхождения. Мы с прошлого года закрыли его законодательно.

И пятое — это развитие смежных отраслей, которые рыба тянет за собой. Это судостроение. Первые суда заложены на Камчатке, пока маленькие — МРС, малое рыбопромысловое судно, сам рыбопромышленник строит. Но дальше видим возможности и более крупного судостроения.

И другие смежные продукты: высокотехнологичное производство биологически активных добавок — омега 3, новые пищевые продукты, обеспечивающие материалы, упаковка, сети. Это конкретные проекты, которые находятся в практической стадии реализации на разных этапах, но это уже не слова.

— Насколько реально восстановить судоремонтную отрасль? Построить верфь, хотя бы маленькую.

— Она уже строится. Есть старые разваливающиеся судоремонтные мощности. Один из районов Петропавловска с советских времен называется СРВ — судоремонтная верфь. Сейчас там восстанавливается полноценный судоремонтный кластер, он переоборудуется, идет ремонт доков, береговых мощностей.

— А кадры?

— Правильный вопрос. Это главный лимитирующий фактор. Но в данном случае у нас есть преимущество, потому что весь рыболовецкий флот здесь находится во время путины. А на ремонт ходят в лучшем случае во Владивосток, в худшем — в Пусан или Китай.

— И как замотивировать кадры и инвестиции в Камчатку?

— Каждый день простоя путины — это деньги. Пусть здесь будет дороже на первом этапе, но в перспективе не надо будет тратить четырнадцать дней на хождение туда-обратно. С учетом затрат на логистику будем конкурентоспособными. Это выгодная история. Красивый, правильный, промышленный частный проект, которых очень давно на Камчатке не было.

Логистика и туризм

— Что по логистике?

— Тут все не так радужно, буду честен. Контейнерные перевозки по Северному морскому пути все еще в процессе раскачки. Магистральные линии, конечно, должен создавать оператор транспорта по Северному морскому пути. Мы продуктивно сотрудничаем с «Росатомом», думаю, в ближайший год здесь будут подвижки.

Модернизируются наши порты, в Петропавловске, в Сероглазке достраивается. Думаем о создании специализированной рыбной биржи, в том числе с проведением торгов рыбной продукцией. Но это, скорее, планы на реализацию.

Есть очень успешный проект, который в графике реализуется, это создание хаба СПГ компании «НоваТЭК» в бухте Бечевинской. Он идет своим чередом, несмотря на санкции. По планам, в конце этого года начнутся тестовые поставки, пока борт-в-борт без плавучего хранилища. В 2024 году будут реализованы уже более проектные решения.

Это гигантский проект, который позволит Камчатке войти в топ мировых энергетических хабов не только по СПГ, а по всем энергоресурсам. Он, конечно, сильно поменяет экономику и в целом транспортные потоки. И колоссальное влияние окажет на логистику.

— Как вы оцениваете баланс выгод и издержек данного проекта для региона?

— Мы получим только блага, поскольку до этого ничего не было, а тут будет. И для меня, честно скажу, основное преимущества даже не в налогах и не в сопутствующих сферах экономической деятельности, которые неизбежно возникнут в связи с обслуживанием судов и инфраструктуры, а в том, что часть газа по договоренности, подтвержденной коллегами, по регулируемой цене должна прийти на камчатский рынок и компенсировать нехватку газа. Я напомню, что сейчас мы топимся мазутом по большей части энергобаланса. Дорогим и неэкологичным.

Инфраструктура уже строится на внебюджетные средства. Это и есть огромный вклад, который Камчатка получит. Все остальное вторично. Понятно, что «НоваТЭК» имеет серьезные льготы, он резидент территории опережающего развития, но именно это позволяет такие новые проекты раскачивать и запускать.

— По туризму в связи с закрытием внешних курортов еще со времен коронакризиса, наверное, все хорошо?

— Развитие стабильное, но могло быть и лучше. Мы действительно постоянно росли — и во время пандемии, и когда санкции включились, но если бы не эти вызовы, мы бы росли быстрее.

Конечно, нам сильно не хватает инфраструктуры для качественного приема туристов. И у нас обнулился иностранный поток. Это плохо, потому что иностранцы, хотя их было немного, около десяти-пятнадцати процентов, представляли самый платежеспособный сегмент. И задавали планку сервису. Будем сейчас работать, чтобы заменить их.

— В основном китайцы были?

— Основные туристы были из европейских стран, из Японии, из Соединенных Штатов. Это туризм либо приключенческий, либо охотничий. Природный в целом.

— Кем их заменить?

— Дружественными иностранцами. Азиатский мир, Корея, тот же Китай, только платежеспособный сегмент. Активно работаем над этим.

Пауза не так страшна, потому что мы параллельно достраиваем инфраструктуру. Большое значение должна сыграть «перезагрузка» города. Сейчас прагматичный турист избегает Петропавловска, чтобы не портить себе настроение, а у меня задача, чтобы город стал обязательным для посещения местом. Тем самым мы с туристического потока существенно увеличим отдачу для региона. Потому что сейчас часто значительная маржа остается у туроператора, у оператора вертолета, у гидов. А мне хочется, чтобы местные жители, владельцы кафе, небольшие частные предприниматели тоже получили эффект.

— А может вообще ну их, эти толпы туристов?

— Это иллюзорное противоречие, когда говорят, что не надо увеличивать количество туристов, иначе они испортят природу. При правильно развитой инфраструктуре и спланированном потоке туристы не наносят вреда природе и не мешают друг другу.

Камчатка — огромный регион. Мы сейчас все находимся на маленькой его части. На основную территорию Камчатки никто вообще не долетает. Здесь, вблизи города, мы сделаем адаптированную, с развитой инфраструктурой туристическую активность и сможем сохранить дикий, первозданный туризм, туризм первооткрывателей в остальной части Камчатского края.

— К слову, как туда добираться? Что по местным аэродромам?

— У нас пять ключевых аэродрома помимо Петропавловска. Один на юге и четыре на севере. Так вот, из пяти аэропортов в трех уже бетонные полосы сделаны. Палана, Оссоры и Усть-Камчатск. Тиличики стоит в плане, уже предусмотрены средства, начинается проектирование и строительство. А пятый мы хотим вместе с частным оператором малой авиации в Озерной, на юге, привести в порядок.

— Что дают эти усилия?

— Это даст увеличение погодности. Если взлетно-посадочная полоса размокает, даже в ясную погоду самолет не может приземлиться. Получается, что у нас на северах очень резко снижается авиационная доступность. А когда помимо бетонки ставится еще современный аэронавигационный комплекс, как, например, в Палане, то это еще и по облачности существенно снижает ограничение.

Камчатка и СВО

— Вы только что вернулись из зоны СВО. Знаю, что бываете и активно работаете там часто. Расскажите об этом.

— Камчатка изначально была одним из тех регионов, которые активно откликнулись на этот исторический вызов для России. Мы регион военный, у нас большая группировка Тихоокеанского флота. Подводники свои задачи выполняют. Морпехи-тихоокеанцы с самого начала находятся в зоне СВО. Помимо кадровых военных много добровольцев, мобилизованные. За них вся Камчатка переживает.

По всем отзывам и оценкам, это одно из самых профессиональных и эффективных подразделений, хотя под Угледаром все непросто складывается с точки зрения обстановки.

— Там смешанная группировка ТОФ, или есть исключительно камчатское подразделение?

— На Камчатке дислоцирована одна из бригад Тихоокеанского флота. Она не только из жителей Камчатки формируется, но это наша, камчатская бригада. Мы все время с ребятами на связи, я туда неоднократно ездил. На связи и с командиром, и с замполитом, и с рядовыми служащими. И наши мобилизованные туда влились.

Мы, конечно, с первого дня много вкладываемся в поддержку. Это и дополнительная экипировка, и предметы личной необходимости, и бронежилеты повышенной защиты. Хотя ТОФ снабжает всем необходимым, надо отдать должное, на уровне военного командования внимательный подход. Но все равно возникают дополнительные специфические потребности. И связь, и беспилотники, даже крупные, самолетного типа, и тепловизоры, и автомобили, и снайперское вооружение.

Этим наш регион активно занимается в повседневном режиме, еще одно министерство, если хотите, работает в режиме партнерской помощи Вооруженным силам.

Здесь я хочу отметить, что очень большую поддержку оказывают предприниматели Камчатки. И помимо нашей помощи еще партии рыбы, консервов, всего, что нужно, туда идет, даже минуя нас.

— То есть частная инициатива помимо региональной поддержки?

— Многие вещи даже там на месте узнаешь. Например, у нас предприниматели с Камчатки открыли стоматологические клиники в Мариуполе уже после его освобождения, постоянно там, помогают гуманитаркой. И таких групп низовой помощи очень много.

— А вопросы военных операций с участием воинов Камчатки как-то затрагиваете?

— Я человек гражданский, и единственное, для чего бываю в зоне СВО, — чтобы помочь ребятам в вопросах обеспечения. Никогда даже в мыслях не было советовать военным, как штурмовать Угледар или выполнять другие боевые задачи. Каждый должен заниматься своим.

Сейчас принято решение о создании именного батальона «Камчатка», его оснащением занимаемся. А еще помощью ребятам, которые в отпуск прилетают или на лечение. Крупный реабилитационный центр мы перепрофилировали для участников СВО. Там и лечение, и реабилитация. И производство протезов у нас на Камчатке есть.

К нам привозят на лечение со всей страны, там в лучшем случае десять процентов жителей Камчатки. Они к нам на долечивание прибывают, уже в хорошем настроении, как правило. Ждут встречи с семьей и поэтому так шутят, откликаются. Я всегда спрашиваю: они все первый раз на Камчатке. Ну вот хотя бы на Камчатку посмотрели.

В ближайшие дни начнет работать фонд поддержки участников СВО «Защитники Отечества», который по решению президента создается во всех регионах.

Каждый из военнослужащих на персональном учете, каждая семья. Почти 50 различных мер поддержки действуют, и федеральные, и те, на которые направляются краевые средства. И плюс к этому есть возможность в индивидуальном порядке на «горячую линию» обратиться, задать вопрос, который не описан нигде, но к которому всегда внимательно отнесутся, рассмотрят и по возможности помогут.

У нас СВО коснулась значительной доли жителей региона и их семей. И таким людям в непростой ситуации я, конечно, обязан максимальное внимание уделить.

Я сегодня был в здании Камчатской краевой больницы, которую пятнадцать лет не могли построить. Хорошо помню, как три года назад стоял там внизу: это был такой скелет, остов. А сейчас почти готовое здание. Самое крупное здание на Камчатке, которое когда-либо строилось!

— Кажется, что мер поддержки очень много — и это хорошо. Тем не менее, насколько сложно работать с этими людьми, выстраивать отношения от лица государства?

— Я не считаю себя вправе давать оценку, достаточно или недостаточно мер мы принимаем. Могу сказать, что я внимательно смотрю на лучшие практики других регионов и стараюсь их тоже внедрять. У нас один из самых полных перечней мер поддержки, который есть в стране.

Наверное, самая уязвимая категория — это вдовы. Семьи, которые потеряли мужей, отцов, сыновей. Я стараюсь с самими членами этих семей советоваться, а также с членами нашего женсовета, они сплоченные, часть из них тоже потеряла мужей.

Они говорят, что важно не пытаться от всех проблем защитить и все проблемы взять государству, а важно помочь научиться жить в новой реальности после потери близкого человека.

Просто сказать — непросто сделать, но мы стараемся индивидуально подходить. Кто-то замыкается и говорит: нам ничего не надо, просто отстаньте от нас. Кто-то обращается. Кто-то, наоборот, в активную позицию переходит и начинает волонтерством заниматься, сам активно включается в помощь людям, которые в такую же ситуацию попали. Индивидуальная реакция, и, наверное, ответ тоже нужен индивидуальный.

Самое главное — не допускать ситуацию, когда будет закрыта дверь, в которую они стучатся. И я стараюсь всеми силами это отслеживать.

— А еще у вас в новых российских регионах есть подшефные территории.

— Город Светлодарск и поселок городского типа Мироновская. Мы начали заниматься ими с осени. Небольшие поселки. До войны по семь‒десять тысяч человек, сейчас осталось по две — две с половиной тысячи человек в каждом.

— А почему именно они?

— Мы не были в числе регионов, которые были включены в первую очередь, у нас и регион маленький, и бюджет не самый богатый. Но осенью я сам с инициативой вышел и предложил, чтобы нам тоже обозначили населенные пункты. Администрация президента поставила задачу, мы за нее взялись обеими руками.

Активную позицию в этом вопросе занимает полпред Юрий Петрович Трутнев. Он изначально определил, что все дальневосточники должны быть компактно локализованы. Например, Дебальцеву помогает Хабаровск. Ну и мы недалеко. Это два поселка, которые ближе всего находятся к Артемовску (Бахмуту).

Это вновь освобожденная территория, они только в мае перешли под наш контроль. Сильные разрушения, много потеряли они в населении. При этом очень душевные, отзывчивые люди.

Мы занимаемся ремонтом школы, «Россети» протянули линию электропередачи, чтобы восстановить электроснабжение. Ни воды, ни электричества, ни тепла — вообще же ничего не было. Гуманитарку отправляем, коммунальную технику приобрели. Важно, что это все очень позитивно воспринимается.

Для меня было неожиданно, что одним из самых ярких впечатлений для жителей этих поселков стала поездка нескольких ребят к нам на Камчатку. Эмоционально самое яркое для них событие.

— Наверное, ирония не к месту, но, кажется, такое путешествие запомнится на всю жизнь вообще любому ребенку.

— Я-то еще думал, стоит ли им заморачиваться, потому что сначала на машине ехать, потом лететь через всю страну с пересадкой, тяжело. Но в итоге очень их эмоционально зацепило.

Здесь мы тоже исходим из целостного подхода. То есть не просто восстанавливаем инфраструктуру, и все. Нет, у нас за этими пунктами закреплены наши города Петропавловск и Елизово. Они на связи, по ВКС чуть ли не раз в неделю созваниваются. Консультируют их по каким-то юридическим вопросам: а как лучше там школу организовать, а как пространство включить.

Глава этого поселка может взять телефон, позвонить мэру Петропавловска-Камчатского или главе его юридической службы и спросить: «Вот мы тут пытаемся российские документы оформить. А как правильно это делать?» И наши помогают.

Потом там все время на месте находится наша команда. Коллеги меняются месяц через месяц. Их все знают по имени. Всегда можно к ним обратиться. То есть мы тоже стараемся по-душевному подойти.

Такая вот помощь, мне кажется, сейчас самая важная, самая правильная для интеграции в Российскую Федерацию, особенно тех населенных пунктов, как наши, которые только-только были освобождены и у них свои сложности. И мне кажется, что мы такие уже родные во многом стали, искренне считаю, что это правильно.