Туманным морозным утром 22 января 1945 года передовые части Красной армии вышли на Одер, и всему миру стало ясно, что дни «тысячелетнего» Третьего рейха сочтены. В феврале‒марте наши части зачистили города-крепости «фестунги» у себя в тылу и расширили плацдармы на западном берегу Одера.
Поздним вечером 29 марта командующий 1-м Белорусским фронтом, маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков находился в кабинете Сталина. Позже маршал вспоминал: «Молча протянув руку, он, как всегда, будто продолжая недавно прерванный разговор, сказал:
— Немецкий фронт на западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки…» Опытному военачальнику Жукову все стало ясно: разрабатываемый им план идеального штурма уже не актуален, придется спешить.
А 1 апреля в Ставку Верховного Главнокомандования прибыл командующий 1-м Украинским фронтом Иван Степанович Конев. Он вспоминал: «После того как Штеменко дочитал до конца телеграмму, Сталин обратился к Жукову и ко мне:
— Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?
Так вышло: первому на этот вопрос пришлось отвечать мне, и я ответил:
— Берлин будем брать мы и возьмем его раньше союзников».
Оба маршала разработали свои планы, однако их обоих охладила директива Ставки ВГ № 11059, согласно которой 1-й Белорусский фронт наносил удар в лоб, вводя в бой танковые армии не для разгрома вражеской группировки, а для прорыва далеко на запад и недопущению к Берлину войск западных союзников. В свою очередь, 1-й Украинский фронт получил такую линию разграничения с соседом, что по факту выбывал из участников боев непосредственно за город. Но оба советских полководца не были бы маршалами, если бы не имели своего видения развития событий на фронте.
Не стоит считать Сталина упертым дуболомом, который ради достижения политических целей был готов отказаться от рационального решения проблемы с Берлином. В отличие от нас ни он, ни Жуков, ни кто-то другой не знал, как и когда закончится война.
Советское руководство справедливо не доверяло западным союзникам. Будущая разграничительная линия между восточным и западным секторами Германии будет проходить намного западнее Вислы, но премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль, как мы знаем сейчас, не собирался отходить с той территории, которую войска западных союзников захватили. И только под нажимом американцев и лично генерала Дуайта Эйзенхауэра, который уже готовился стать президентом, англичане нехотя вывели свои войска и пошли на другие уступки.
И совсем не мифическим был послевоенный план «Немыслимое» — нападение на Советский Союз силами западных союзников с использованием немецких дивизий, сформированных из военнопленных. Поэтому Верховный главнокомандующий Вооруженными силами Советского Союза со своей стороны был прав: о том, как жить после войны, надо было думать в апреле 1945 года.
Силы и планы сторон
Противник. Немецкий фронт на Одере непосредственно перед Берлином представлял собой достаточно крепкий орешек. Все части и подразделения объединялись под руководством штаба 9-й полевой армии генерала пехоты Теодора Бюссе. Армия состояла из четырех корпусов, включая XI танковый корпус СС, и двух соединений армейского подчинения. Численность армии чуть превышала 200 тыс. человек, имела в наличии 2625 орудий разного калибра, включая зенитную артиллерию, 754 танка и САУ в строю (еще около 70 числились в ремонте) и 1524 боевых самолета.
Каких-то великих планов у командующего 9-й армии не было. Есть мнение, что ему принадлежит емкая фраза, которой можно описать цели и задачи обороняющих Берлин войск: «Я буду считать свою цель выполненной, когда нам в спину ударят американские танки».
Оборонительная позиция немцев проходила по местности, изобилующей реками и каналами. Все мосты и подступы к берегам были заминированы и надежно прикрыты артиллерией, в том числе крупнокалиберными зенитными орудиями. В полосе наступления 8-й гвардейской армии генерал-полковника Василия Ивановича Чуйкова также находились Зееловские высоты, которые были хорошо подготовлены к обороне.
Сразу же надо сказать, что склоны высот, обращенные на восток, то есть в сторону наступавших войск Красной армии, были крутыми, и подняться по ним невозможно даже сейчас. Поэтому речи о штурме высот в лоб не шло, это было нереально без альпинистских принадлежностей, так что оставим истории о тысячах трупах советских солдат, штурмовавших высоты в лоб, на совести очернителей и разного рода профанов, называющих себя историками. Ни советские, ни немецкие документы этого не подтверждают.
Важным тактическим новшеством, которое немцы использовали с 1944 года, стал отскок пехоты во вторую траншею перед началом артиллерийской подготовки Красной армии. Немцы надеялись таким образом сберечь собственную пехоту от уничтожающего огня советской артиллерии. Танковые резервы противник сосредоточил в тылу, они должны были начать действовать против вклинившихся в первую линию обороны советских частей.
«Крепость Берлин». Столица Третьего рейха начала готовиться к обороне заранее. Угловые дома и дома старой постройки с толстыми стенами, а также здания, господствующие над местностью, превращались в неприступные крепости. В них устанавливались пулеметы, подступы минировались.
На всех крупных улицах появились сделанные промышленным образом баррикады. Их стенки создавались из рельсов или толстых деревянных брусьев, а внутреннее пространство заполнялось землей и камнями. Проход между баррикадами закрывался специально приготовленным для этого трамвайным вагоном. Такие сооружения с трудом брались даже «кувалдами Сталина», 203-мм мортирами Б-4.
Помимо баррикад и домов, превращенных в крепости, на улицах города были вкопаны неходовые танки «Пантера» и Т-4 из роты «Берлин». Их закапывали в землю по башню. Город был поделен на девять секторов обороны, которые должны были занять войска при отходе с внешнего периметра, но, как мы увидим далее, эти планы так и остались на бумаге.
Никакие укрепления и стены не помогут, если крепость не имеет гарнизона. А вот здесь у немцев начинались проблемы. Обученных солдат не хватало уже с осени 1943 года, заменить их стариками и детьми из фольксштурма и гитлерюгенда было невозможно.
Помимо этого Германии было нечем вооружить этих людей. С избытком хватало ручных противотанковых гранатометов типа «Офенрор», «Фаустпатрон» и «Панцерфауст», но это «чудо-оружие» имело эффективную дальность стрельбы около 150 метров и было одноразовым. Кроме того, необходимо было покинуть убежище, встать или присесть на открытой площадке и только после этого стрелять из гранатомета по наступающим танкам. С учетом того, что впереди машин шла пехота с автоматами, «фаустники» были смертниками, которые часто не успевали даже прицелиться.
Всего же гарнизон Берлина состоял примерно из 110‒140 тысяч в основном необученных фольксштурмистов, детей из гитлерюгенда, полицейских, пожарных, подводников, вывезенных с берегов Балтийского моря, следователей гестапо и других солдат, которые не имели опыта боев на передовой.
Красная Армия. 1-й Белорусский фронт. Мудрое решение маршала Г. К. Жукова. 1-й Белорусский фронт за весь период операции представляли 72 стрелковые дивизии, шесть кавалерийских дивизий, пять танковых корпусов, два механизированных корпуса, шесть отдельных танковых бригад, две самоходные артиллерийские бригады. Эти силы были объединены в восемь общевойсковых армий, две танковые армии, 1-ю армию Войска Польского, два отдельных танковых и два отдельных кавалерийских корпуса. Общая численность войск фронта, согласно исследованию Г. Ф. Кривошеева, составляла 908 500 человек, в строю было 3059 танков и САУ, 12 629 орудий ствольной артиллерии, без учета противотанковых 45-мм и 57-мм орудий. 16-я воздушная армия располагала 3188 боевыми самолетами.
Несмотря на то что упомянутая выше директива Ставки № 11059 четко и недвусмысленно направляла танковые армии 1-го Белорусского фронта навстречу западным союзникам, чтобы те, увидев 122-мм орудия танков ИС-2, отмели все свои надежды на взятие Берлина, Георгий Константинович еще раз подтвердил свой статус лучшего полководца Второй мировой войны, поскольку разработал и утвердил собственный план. Согласно ему, немецкие войска на Одере необходимо было окружить и разгромить силами танковых армий и только потом выполнять политическую волю Ставки.
Георгий Константинович Жуков прекрасно понимал, что будет, если 9-я полевая немецкая армия отойдет в Берлин: будут огромные потери при штурме и сражение с неясными сроками. Знал Жуков и то, что ему этой вольности не простят, но жизни солдат и молниеносное окончание войны были важнее послевоенной карьеры. Сейчас, спустя почти 80 лет после тех событий, мы можем смело говорить, что Маршал Победы был абсолютно прав.
1-й Украинский фронт. Хитрый план маршала И. С. Конева. Вернувшись в штаб фронта, Иван Степанович был очень недоволен тем, что согласно утвержденному плану Берлинской операции вверенные ему войска должны были ограничиться действиями с юга от Берлина и выполнять роль буфера между находящимися в Чехии немецкими дивизиями и Берлином, а также между идущими к Эльбе англо-американцами и Берлином. Поэтому он разработал два плана действий.
С одной стороны, войска 1-го Украинского фронта должны были четко выполнять указания из Кремля и Генерального штаба, но согласно второму плану правое крыло фронта начало скрытно готовиться к броску на Берлин с юга.
Начало. Реки и каналы на подступах к Берлину
Обычно старт Берлинской операции отсчитывают от начала общего наступления двух фронтов 16 апреля 1945 года. Но еще 14 апреля 1-й Белорусский фронт провел разведку боем. Противник, естественно, пришел в боевую готовность и в ожидании артподготовки покинул первую траншею утром следующего дня.
Однако 15 апреля советской атаки не последовало, и немецкая пехота вернулась обратно. На это и был расчет. Позже, уже в советском плену, немецкие генералы признавались: они думали, что раз атака советских войск не последовала, то в ближайшее время продолжения ждать не следует. Георгий Константинович снова все сделал правильно.
Наступление 1-го Белорусского фронта началось 16 апреля в пять часов утра по московскому времени, а в Берлине часы показывали два ночи. Командующий фронтом решил по максимуму использовать первый день наступления. На немецкие позиции обрушился град снарядов и авиабомб. Огонь артиллерии был настолько мощным, что советские пехотинцы прошли первую линию вражеской обороны в полный рост — живых, решивших оказать сопротивление немцев практически не было.
Чтобы рассеять сумрак и указать идущей в атаку пехоте дорогу, позиции противника были освещены прожекторами. Этот ход сработал не везде — например дымка и предрассветный туман в полосе наступления 5-й ударной армии генерал-полковника Николая Эрастовича Берзарина свели усердие прожектористов на ноль. Впрочем, светить дальше рассчитанного они не могли, и вглубь позиций противника все равно приходилось двигаться по старинке.
К полудню все наступающие армии 1-го Белорусского фронта подошли ко второй линии обороны, которая частично проходила по уже упомянутым выше Зееловским высотам. Немцы успели взорвать мосты, поэтому многочисленные речушки и каналы приходилось форсировать с боем.
К концу первого дня наступления стало ясно, что враг будет драться до конца и об отступлении не думает. И маршал Жуков решил ввести в дело обе свои гвардейские танковые армии: 1-ю генерал-полковника танковых войск Михаила Ефимовича Катукова и 2-ю генерал-полковника танковых войск Семена Ильича Богданова. Немцы также стали вводить в бой свои подвижные резервы.
На следующий день, 17 апреля, наши танковые армии нащупали слабые места во вражеской обороне и стали продвигаться вперед. У 2-й гвардейской танковой армии лидировал 1-й механизированный корпус генерал-лейтенанта Семена Моисеевича Кривошеина. Того самого Кривошеина, который в 1939 году принимал у генерала Гейнца Гудериана город Брест и которому так нехотя отдавали честь уходящие немецкие солдаты под улыбающиеся взгляды советских военнослужащих, следивших за этой процессией с другой стороны улицы, но в марше не участвовавших.
Корпус Кривошеина прорвал несколько рубежей обороны и повел за собой фронт. Южнее, в полосе 8-й гвардейской армии, командующий 1-й гвардейской танковой армией Катуков стал обходить Зееловские высоты справа, увлекая за собой пехоту Чуйкова. Град немецких контратак, поддержанных танками, сбивал темп наступающих войск, но советские солдаты понимали, что силы противника тают, осталось потерпеть еще несколько дней.
Потери армии Катукова в этот день составили 16 танков и 3 САУ уничтоженными и 24 танка и 3 САУ подбитыми. «Сгоревшей на Зееловских высотах» 1-я гвардейская никак не выглядела.
Тем не менее вечером 17 апреля Сталин позвонил в штаб 1-го Украинского фронта и, скорее всего, интересовался у Конева, может ли тот чем-то помочь соседу справа. Именно этого вопроса Иван Степанович ждал и не без удовлетворения отдал приказ на поворот 3-й гвардейской армии генерала танковых войск Павла Семеновича Рыбалко и 4-й гвардейской танковой армии генерал-полковника Дмитрия Даниловича Лелюшенко на Берлин. 1-й Украинский фронт включался в борьбу за столицу «тысячелетнего» Рейха.
Обе армии утром 18 апреля пробились через оборону противника, форсировали реку Шпрее, вышли на оперативный простор и устремились вперед, практически не встречая сопротивления. К 20 апреля они оказались в 30 километрах от Берлина.
А что же немцы? Противник подготовил контрудар, его на себя приняла пехота 3-й гвардейской армии генерал-полковника Василия Николаевича Гордова и без особого труда разобралась с немецким выпадом, но потеряла время для вхождения в Берлин.
18 апреля немецкие подвижные соединения попытались нанести массированный удар по прорвавшимся частям 1-го Белорусского фронта, но на деле смогли лишь организовать заслон, который к концу дня наши части успешно обошли с флангов. Одна из танковых дивизий противника стояла без горючего, и ее танки особой опасности для обходящих с фланга не представляли. Надвигалась развязка.
На следующий день, 19 апреля 1945 года, 1-й механизированный корпус Кривошеина прошел 30 километров и оказался практически на подступах к Берлину. Вслед за ним советские стрелковые корпуса продвинулись на 11 километров, проламывая немецкий заслон на шоссе. Армии Катукова и Чуйкова прорвали вторую линию обороны, разгромили несколько подвижных соединений противника и обошли с двух сторон Зееловские высоты.
С 20 по 22 апреля 2-я гвардейская танковая армия обходила Берлин с северо-востока, сокрушая противника на своем пути. Только 1-й механизированный корпус наступал непосредственно на город, и 22 апреля в 23:00 по московскому времени первым из всех советских частей ворвался в Берлин. За это Семен Моисеевич Кривошеин был удостоен звания Героя Советского Союза.
На улицах Берлина Красная армия использовала несколько тактических приемов, которые позволили ей при относительно небольших потерях буквально за несколько дней взять штурмом крупнейший европейский город
1-я гвардейская армия также вырвалась вперед, но в Берлин войти пока не смогла. За ней по пятам шла 8-я гвардейская армия. Их соседи слева начали окружать и загонять в леса остатки 9-й немецкой полевой армии. Вырвавшиеся вперед танковые армии отсекали немцев от города, а пехота завершала их разгром.
Задержка для обхода ударной немецкой группировки войсками 1-го Белорусского фронта, казалось, должна была дать возможность войти в Берлин танковым корпусам 1-го Украинского фронта, но и им 20‒22 апреля не сопутствовала удача. Обе танковые армии фронта Конева потратили это время на штурм укреплений в районе Цоссена и Барута. 4-я гвардейская танковая армия шла западнее — через Лукенвальде, но ей не суждено было пробиться к Берлину быстрее войск 1-го Белорусского фронта.
«Котел» под Берлином
Разорвав немецкий фронт в клочья, часть 1-го Белорусского фронта направилась в Берлин, а остальные армии приступили к окружению и разгрому оставшихся на одерском фронте войск противника. В советской историографии данный эпизод сохранился под названием «разгром франкфуртско-губенской группировки противника», в западной — «хальбский котел». Всего в котле оказалось около 200 тыс. солдат и офицеров противника. Количество артиллерии и танков точно неизвестно по той причине, что немецкие документы сгорели вместе с частями.
Попавшие в окружение были обречены изначально, однако 22 апреля фюрер запретил окруженным прорываться. По его задумке, их должны были вытащить из «котла» армии генералов Штайнера и Венка. Именно эти две фамилии выкрикивает актер в известном фильме, ставшем интернет-мемом. Армия Штайнера к моменту описываемых событий была уже фактически разгромлена, а вот 12-я армия Венка попыталась нанести контрудар, который закончился несколькими тактическими успехами. Командование танковых бригад, идущих к Берлину, просто не ожидало такого хода. Но уже к вечеру первого дня наступления везение немцев закончилось. Свежесформированные и необстрелянные дивизии 12-й армии ничего не могли противопоставить опытным частям Красной армии.
Окруженные в «котле» не стали ждать у моря погоды, проигнорировали приказ бесноватого фюрера и пошли на прорыв, без боеприпасов и горючего. Это очень напоминало попытки советских войск вырваться из окружения в 1941 году. В Берлин смогли прорваться не более 15 тыс. солдат и офицеров во главе с генералом артиллерии Гельмутом Вейдлингом, которого Гитлер сначала приказал расстрелять, а потом назначил комендантом Берлина.
На месте прорыва немцев побывал фронтовой корреспондент Константин Михайлович Симонов: «Картина такая: впереди Берлин, справа просека, сплошь забитая чем-то совершенно невероятным — нагромождение танков, легковых машин, броневиков, грузовиков, специальных машин, санитарных автобусов. Все это буквально налезшее друг на друга, перевернутое, вздыбленное, опрокинутое и, очевидно, в попытках развернуться и спастись искрошившее вокруг себя сотни деревьев.
И в этой каше из железа, дерева, оружия, чемоданов, бумаг, среди чего-то непонятного, сожженного и почерневшего — месиво изуродованных человеческих тел. И все это уходит вдоль по просеке буквально в бесконечность. А кругом в лесу снова трупы, трупы, трупы разбегавшихся под огнем людей. Трупы вперемешку, как я вдруг замечаю, с живыми. Эти живые — раненые — лежат на шинелях, на одеялах, сидят, прислонившись к деревьям, одни перевязанные, другие окровавленные и еще не перевязанные. Некоторые раненые, замечаю это не сразу, лежат на одеялах и шинелях вдоль самой обочины дороги. Потом замечаю — тоже не сразу — фигуры бродящих между ними людей, очевидно, врачей и санитаров».
Штурм Берлина. Последний бой, он трудный самый
На улицах Берлина Красная армия использовала несколько тактических приемов, которые позволили ей при относительно небольших потерях буквально за несколько дней взять штурмом крупнейший европейский город.
Во-первых, танки использовали прием «елочка» — они шли по разным сторонам улицы в 100‒150 метрах друг от друга, ведя огонь по разным участкам дороги. А перед ними в 300‒500 метрах советские автоматчики зачищали местность от «фаустников».
Во-вторых, все без исключения части использовали тактику штурмовых групп. В них входило в среднем 100‒150 бойцов и командиров, включая саперов, огнеметчиков, бойцов с трофейными фаустпатронами, связистов, одно-два противотанковых орудия, один-два танка или САУ. Трофейные фаустпатроны использовали против амбразур и окон — это было намного эффективнее, чем стрельба из них по танкам.
Все советские армии наступали таким образом, чтобы разделить Берлин на мелкие части, изолировав и разгромив вражеский гарнизон по частям. Центральной точкой, к которой стремились красные стрелки на карте, было здание Рейхстага, которое с 1933 года пустовало. Но оно возвышалось над центром, и поднятое алое знамя на куполе было бы знаком, что как минимум часть города очищена от гитлеровцев. Поэтому части Красной армии стремились к нему, а не к отмеченному на штабных картах объекту № 153 — Рейхсканцелярии. Именно там в бункере доживали остатки своих дней Гитлер, Геббельс, Борман и другие военные преступники, ответственные за уничтожение десятков миллионов людей.
Советские части быстро оттеснили защитников Берлина вглубь города, и, даже не зная об этом, откинули их от линии складов, которые находились на окраинах немецкой столицы. Таким образом, гарнизон уже в первый день боев лишился материальной базы, что также ускорило развязку.
С севера в Берлин вошли 2-я гвардейская танковая армия и 3-я ударная армия генерал-полковника Василия Ивановича Кузнецова. Танковые бригады форсировали канал Берлин-Шпандау, вышли в район стадиона «Олимпия», а затем сходу захватили неповрежденный мост через Шпрее, который немцы не успели взорвать.
29 апреля части 12-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора Михаила Федоровича Салимова взяли еще один неповрежденный мост через Ландвер-канал. После этого последовали тяжелые для всей армии бои за район Тиргартен. Здесь армия и встретила весть об окончании боев.
3-я гвардейская армия в начальном плане Берлинской операции не фигурировала в качестве покорителей Рейхстага, однако благодаря упорному сопротивлению немцев на второй оборонительной полосе, армия Кузнецова смогла выйти к городу.
Василий Иванович выбрал интересную, и как мы сейчас знаем, эффективную тактику штурма. Он не стал захватывать все районы города, а зачищал лишь те, где, вытянувшись в линию, шли корпуса его армии, справедливо полагая, что немцы сами начнут отступать после обвала линии фронта.
Так оно и вышло. Армия сходу форсировала два канала и к 27 числу вышла к огромному зданию тюрьмы Моабит. Сокрушить стены здания помогла артиллерия, в том числе 203-мм гаубицы Б-4. Тюрьма была взята сходу, советские солдаты освободили около семи тысяч сильно истощенных узников. К вечеру 28 апреля наступающие вышли к Шпрее напротив моста Мольтке. Впереди был Рейхстаг.
С юго-востока наступали три армии: 5-я ударная, 8-я гвардейская и 1-я гвардейская танковая.
5-я ударная армия в первый день вступления в город начала с форсирования реки Шпрее с помощью катеров Днепровской военной флотилии. Немцы не ожидали, что в месте выхода армии Берзарина к Шпрее советские войска попробуют переправиться, поэтому гарнизон в этом районе был существенно слабее.
Переправившись через реку, части армии встретили мощный отпор, который, правда, не помешал нашим полкам успешно преодолеть Ландвер-канал. Самые ожесточенные бои пришлись на здание типографии, Иерусалимскую церковь и гестапо. Бойцы по иронии судьбы обошли здание Рейхсканцелярии — их командование просто не знало о том, что буквально в соседнем квартале скрывается верхушка Третьего рейха. Не знали об этом и в 1-й гвардейской танковой армии, орудия которой прямой наводкой били по правительственным зданиям.
8-я гвардейская и 1-я гвардейская танковые армии всю операцию действовали вместе. Примерно одновременно сходу форсировали реку Шпрее и устремились в логово фашистского зверя.
В районе Йоханнисталь танкисты освободили 10 тысяч узников концлагеря, который отступающие нацисты не успели уничтожить. 25 апреля им удалось форсировать Тельтов-канал. Гвардейцы Чуйкова, ломая сопротивление гарнизона, медленно продвигались по району Нойкёльн и штурмовали аэропорт Темпельхоф. Там были освобождены 1500 подневольных рабочих (рабов), угнанных на принудительные работы в Германию.
Противник всеми силами пытался отбить аэродром — последнюю ниточку, связывающую город с оставшимися под контролем немцев территориями. Здесь действовали остатки танковой дивизии «Мюнхенберг», дивизий СС «Норланд» и «Шарлемань». Последняя состояла из французов, которые в том числе обороняли и Рейхсканцелярию.
В ходе боя 26 апреля были захвачены сразу три завода, включая сборочный завод самолетов «Фокке-Вульф», после чего в штабах появляется идея о прорыве к Рейхстагу через тоннели метро.
Согласно воспоминаниям Василия Ивановича Чуйкова, разведчики действительно спустились в метро, но, прощупав оборону, от этой идеи отказались. А вот согласно воспоминаниям немцев, эта вылазка так напугала нашего противника, что без приказа были взорваны переборки и вода стала наполнять тоннели водой. Справедливости ради необходимо сказать, что вода поднялась лишь на метр, но вызвала панику в немецком штабе центрального участка обороны города. Видимо, эта история была взята за основу для эпизода в фильме Юрия Николаевича Озерова «Освобождение».
Обе армии к 27 апреля вышли к двум вокзалам, расположенным недалеко друг от друга: Потсдамскому и Антгальскому. С трудом преодолевая развитую сеть железнодорожных путей, армия Катукова добралась до района Тиргартен, который представлял собой огромный парк с примыкающим к нему зоопарком. С севера в этот район шла 2-я гвардейская танковая армия. Штурм зоопарка и последовавший за ним неудачный штурм монструозной башни ПВО задержал части Катукова и Чуйкова, они остановились буквально в нескольких шагах от Рейхстага.
С юго-запада на Берлин наступала и 3-я гвардейская танковая армия 1-го Украинского фронта. С трудом преодолевая взорванные мосты, минные поля и линии обороны противника, гвардейцы Рыбалко потеряли темп. Лишь к вечеру 25 апреля передовые бригады подошли к кольцевой автодороге в районе Шмаргендорф. 26 апреля армия продолжила прогрызание вражеской обороны и далеко углубилась в полосу наступления 1-го Белорусского фронта.
28 апреля войска двух фронтов перемешались, что грозило неразберихой и пробками на дорогах, поэтому 28 апреля маршал Жуков попросил у Сталина либо назначить новую разграничительную линию для наступавших, либо вывести войска Конева из Берлина. В Ставке приняли второе решение, приказав войскам 1-го Украинского фронта покинуть Берлин. Впереди армию Рыбалко ждала Прага.
Штурм Рейхстага
Вечером 28 апреля части 3-й ударной армии Василия Ивановича Кузнецова вышли к мосту Мольтке и увидели на другом берегу огромное здание Рейхстага.
В ночь на 29 апреля войска начали первый штурм цитадели, однако немцы попытались подорвать мост. Он не рухнул, однако бронетехника была исключена из сражения — танки вели огонь с противоположенного берега реки. Весь день 29 апреля ушел на зачистку зданий посольств и «дома Гиммлера» — массивного здания министерства внутренних дел.
В 23:00 29 апреля начался второй штурм Рейхстага, но штурмующих встретил сильный огонь из соседнего здания Кролль-оперы.
Следующий день начался с немецкой контратаки с применением танков. Отразив ее, наши части продолжили бой за «дом Гиммлера» и принялись за Кролль-оперу. Одновременно начался очередной штурм Рейхстага. В 14:25 группа лейтенанта Семена Егоровича Сорокина ворвалась на первый этаж и установила штурмовой флажок красного цвета на лестнице главного входа. Иногда этот эпизод выдают за установление знамени Победы над Рейхстагом, но в документах советских частей фигурируют только лестница и первый этаж.
После полудня у штурмующих возникла необходимость в артиллерийской поддержке, но у переправившихся через Шпрее частей заканчивались снаряды. И тогда гвардии рядовой 23-й гвардейской минометной бригады Владимир Васильевич Черкалин загрузил в автомобиль снаряды от реактивных систем М-31 и на полном ходу проскочил мост под градом пуль и снарядов.
Разгруженные боеприпасы бойцы подняли на руках на второй этаж здания МВД, где установили на снятые с автомобилей рамы реактивных систем. Залп «Андрюш» смял обороняющихся на втором этаже Рейхстага, и штурмовики ворвались в горящее здание.
Уже в сумерках 30 апреля поступил приказ установить знамя Военного совета армии, которое имело порядковый номер 5, над зданием. Такие знамена были в каждой армии по одному экземпляру.
Почему именно в сумерках? Дело в том, что к тому моменту Кролль-опера еще не была зачищена, появление бойцов со знаменем на фасаде здания сделало бы их легкой мишенью. Именно поэтому не выдерживает критики версия про установку знамени группой Сорокина.
Честь устанавливать знамя выпала разведчикам Михаилу Алексеевичу Егорову, Мелитону Варламовичу Кантарии и Алексею Прокофьевичу Бересту. Помогала и прикрывала группу рота Ильи Яковлевича Сьянова (он командовал ротой в должности старшего сержанта (!).
Находясь внутри здания, знаменная группа поняла, что выход на купол невозможен, и тогда Берест взял на себя ответственность установить знамя «на бронзовой конной скульптуре на фронтоне главного подъезда». Этой конной фигурой была композиция под названием «Германия в седле», которую установили в честь победы над французами во Франко-прусской войне и в честь создания Германской империи.
После установки знамени Берест и Сьянов отправились на переговоры с засевшими в подвале немцами. Сдаваться те отказались. Поэтому через несколько часов уговаривать их отправились огнеметчики. Их аргументы оказались весомее слов советских командиров.
Рейхстаг горел, а над ним развивалось Алое знамя Победы. Это видели многие участники штурма. Один из них, поэт Евгений Аронович Долматовский, вписал в послевоенное стихотворение «Дело о поджоге Рейхстага» следующие строчки:
А в сорок пятом
Тем самым, только выросшим, ребятам
Пришлось в далеких побывать местах,
Пришлось ползти берлинским Зоосадом…
«Ударим зажигательным снарядом!»
«Горит рейхстаг! Смотри, горит рейхстаг!»
Прекрасный день — тридцатое апреля.
Тяжелый дым валит из-за колонн.
Теперь — не выдумка — на самом деле
Рейхстаг большевиками подожжен!
Первого мая бои продолжились. Уже глубокой ночью 2 мая была, наконец, зачищена Кролль-опера.
Переговоры. Последняя контратака немцев
30 апреля в фюрербункере покончил жизнь самоубийством неудачливый покоритель мира и фюрер Третьего рейха Адольф Гитлер. Новое правительство заявило о желании сесть за стол переговоров, и уже в ночь на 1 мая его представитель Ганс Кребс перешел линию фронта. В ответ на его предложения последовал четкий и твердый ответ: требование полной и незамедлительной капитуляции. Кребс вернулся обратно, получил приказ от нового правительства о продолжении сопротивления и застрелился.
Единственным человеком, который мог взять на себя продолжение переговоров, был комендант Вейдлинг. В отличие от Кребса он перешел линию фронта и сдался советским войскам, приказав тем, кто еще ему подчинялся, капитулировать.
Однако в городе находились еще части СС, которые прекрасно понимали, что за свои преступления им придется заплатить. В ночь на 2 мая они пошли на прорыв в жалкой надежде вырваться из города. Колонна, возглавляемая танком «Тигр II», несколькими самоходками и бронемашинами, на Фридрихштрассе попала под обстрел и разделилась. На броне танка шел на прорыв один из видных политических деятелей гитлеровской Германии Мартин Борман — вскоре он погиб от обстрела.
Совсем не мифическим был послевоенный план «Немыслимое» — нападение на Советский Союз силами западных союзников. Поэтому Сталин был прав: о том, как жить после войны, надо было думать в апреле 1945 года
Окончательно бои с эсэсовцами закончились после полудня 2 мая. Кое-кто смог прорваться из города, но это были одиночки, которые отлично знали местность.
Итоги Берлинской операции
Берлинская операция попала в Книгу рекордов Гиннеса как самое крупное сражение в мировой истории. Советские войска за несколько недель сокрушили самую мощную цитадель немецкого Рейха.
Итоговая цифра потерь 1-го Белорусского фронта, без учета поляков, с 11 апреля по 9 мая составила 186 288 человек, из которых убитыми — 33 917 человек, ранеными — 129 394 человека, пропавшими без вести — 1728 человек. По меркам Великой Отечественной войны это небольшие цифры.
1-я гвардейская танковая армия Михаила Ефимовича Катукова с 16 апреля по 2 мая потеряла 232 танка и САУ безвозвратно. 11-й отдельный танковый корпус генерал-майора танковых войск Ивана Ивановича Ющука за этот же период потерял 77 танков и САУ безвозвратно. 2-я гвардейская танковая армия Семена Ильича Богданова потеряла выведенными из строя 576 танков и САУ; автор не нашел в отчетах армии разделения на подбитые и уничтоженные боевые машины. Армии 1-го Украинского фронта потеряли намного меньше техники — это обусловлено тем, что им не пришлось прорывать оборону Одерского фронта.
А что же западные союзники? Были ли вообще у них планы взять Берлин раньше Красной армии? Несомненно, а их главным идеологом являлся премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль.
Но на его беду командовал союзными войсками в Европе американский генерал Дуайт Эйзенхауэр, который видел, что логистика его войск работает из последних сил, и понимал: как только немцам станет ясно, что танки западных союзников встали без горючего, они сразу же нанесут удары, чтобы выторговать себе лучшие условии капитуляции. Эйзенхауэр уже тогда собирался в президенты и переживал за свою репутацию.
Была и еще одна важная проблема, которую без Советского Союза решить было нельзя, — Япония. И чтобы доказать свою преданность союзническому долгу, американцы не просто приняли решение не идти на Берлин, но и потом в буквальном смысле заставили англичан уйти с Эльбы на запад.