Масштабные изменения налоговой системы, которых мы все ждали, впрочем совсем недолго, фактически состоялись. Конечно, предстоит еще обсуждение в Государственной думе, но контуры и масштаб стали понятны на прошлой неделе. Задача очевидна: гарантированно увеличить поступления в бюджет в условиях объективного роста расходов на оборону и необходимости сохранения других расходов, прежде всего социально ориентированных. По оценке Министерства финансов, новая система налогообложения принесет бюджету дополнительно 2,6 трлн рублей. Однако необходимо предусмотреть и возможность того, что предложенные изменения затормозят экономический рост и тем самым окажут понижательное давление на фоновую динамику налоговой базы.
Налоговые преобразования происходят на практически идеальном для экономических властей фоне — быстрый рост экономики и, соответственно, налоговых поступлений. Для понимания общей ситуации стоит посмотреть на динамику доходной части бюджета за последнее десятилетие. Эти цифры, скорее всего, мало кто знает. К счастью, Минфин сам публикует длинные ряды консолидированного бюджета начиная с 2011 года в подробной разбивке по структуре. Что мы видим?
За двенадцать лет бюджет в номинальном выражении вырос в 2,8 раза. При этом нефтегазовые доходы, составлявшие в начале периода более 25% наполнения консолидированного бюджета, существенно уступали в динамике ненефтегазовым. Первые выросли в 1,3 раза. Вторые — в 3,3 раза. Соответственно, средние темпы роста доходов бюджета составляли 9% в год, примерно равняясь темпам роста номинального ВВП. Нефтегазовые доходы росли с темпом 4%, вдвое уступая скорости роста ВВП, а ненефтегазовые — с темпом 10,5%.
Эта сравнительная динамика отражала постепенный уход экономики России от сырьевой модели и возрастание роли внутреннего сектора, прежде всего обрабатывающей промышленности, то есть индустрии. Как мы неоднократно отмечали, опережающий рост индустрии начался вскоре после Крымской весны и первого большого пакета санкций. С этого момента и экономика, и бюджет России стали все больше зависеть не от нескольких крупных сырьевых компаний, а от деятельности тысяч компаний самого разного размера и профиля и от людей, в них работающих. К 2023 году доля нефтегазовых доходов в консолидированном бюджете составляла уже всего 14%.
Что относится к ненефтегазовым доходам? Основных составляющих четыре: НДС, налог на прибыль, НДФЛ и страховые взносы. Страховые взносы в этой структуре занимают примерно 20%, но они нам неинтересны, так как имеют прямое назначение использования. Остальные три — это те статьи, которых больше всего коснулись изменения.
Скорость роста НДС, как и налога на прибыль и НДФЛ, росла на протяжении этого периода, и росла стремительно. Так, средние темпы роста НДС за двенадцать лет составили 11,2%, за семь лет — 14%, за три последних года — 17%. Скорость роста налога на прибыль составила 11% в среднем, 16% за семь лет и 25% за три года. НДФЛ тоже сильно ускорялся — 10, 11 и 16% соответственно.
В абсолютных цифрах суммарно за последний год эти три налога выросли на 4,5 трлн рублей, увеличив совокупный бюджет на 8%. Это значительно больше той цифры, которую ожидает получить Минфин в результате увеличения налогового бремени. Но важно даже не это — важно не пренебрегать вопросом о том, не скажется ли негативно рост налогового бремени на росте ВВП и, соответственно, росте налоговой базы (о чем говорят практически все опрошенные нами предприниматели), а значит, интегральный эффект может быть не таким впечатляющим, как кажется сегодня. Очень хотелось бы услышать точку зрения министерства по этому поводу.
В связи с этим возникает вопрос о страховке риска недополучения нужного налогового эффекта. И такой страховкой обычно являются заимствования. Заимствование на внутреннем рынке, в том числе у своих граждан — нормальная практика всех стран мира. Наша проблема — высокие ставки заимствования, 14‒15% годовых. Они, в свою очередь, следствие высокой ключевой ставки и неуправляемого поведения крупнейших банков страны, у которых наверняка есть свои серьезные резоны покупать бумаги только с высокой доходностью. Сейчас это привело к тому, что Минфин, долг которого очень скромен, заплатит за его обслуживание 2,3 трлн рублей в этом году и 3,3 трлн в 2026-м. Как мы видим, эти цифры сопоставимы с ожидаемыми эффектами налоговых изменений. И, грубо говоря, все, что удастся взять дополнительно, уйдет на выплату гигантского процента. Это кажется неразумным, порочным кругом. А если в результате изменений инфляция еще вырастет, ставка еще поднимется, рост приостановится, заимствования станут еще больше нужны, а их стоимость так и будет привязана к ставке — что будем делать? Однозначно необходимо найти решение, как снизить стоимость государственных ОФЗ. Государство должно иметь доступ к рыночной ликвидности. В этих условиях вполне можно определить квоту для банков с госучастием, которая фиксирует, какую долю их активов должны составлять ОФЗ. Это обеспечит ликвидность рынка облигаций и снизит ставки. Можно сказать, что это что-то похожее на обязательную продажу валютной выручки. Просто раньше для нас была важна стоимость валюты, а теперь — стоимость внутренних заимствований. Но важны так же остро.
Другой возможный шаг к купированию рисков — строгий контроль за эффективностью бюджетных инвестиций. В рамках текущего обсуждения Антон Силуанов не раз говорил, что возросшие налоговые поступления будут расходоваться на самые разные проекты — инфраструктурные, социальные, жилищные — во всех регионах России. Это очень важная вещь. Дефицит больниц, поликлиник, школ, детских садов, дорог — все это должно быть устранено. Но устранено с максимально возможной экономической эффективностью, с точки зрения как себестоимости проектов, так и развития внутренних производственных цепочек.
Скорее всего, все это понимают.
