Таким данные в своем исследовании рынка приводит компания Mordor Intelligence. В свою очередь, Bloomberg фиксирует в России четырехкратный рост спроса на средства защиты от беспилотных авиационных систем.

Чтобы узнать, что происходит на этом рынке в России, «Монокль» поговорил с представителями компании SR Drones. Она разработала и производит устройства для защиты гражданских объектов и критически важной инфраструктуры от беспилотных авиационных систем. Наши собеседники — Роман Никишев, генеральный директор компании, и Владимир Вереитин, ведущий инженер-конструктор.

— Беспилотные летательные аппараты преподнесли неприятные сюрпризы. Как представляется, их роль во многом была недооценена. Появляются все новые варианты применения дронов. Давайте начнем с того, какие возможности для противодействия беспилотникам существуют.

Владимир Вереитин: Есть радиоэлектронная борьба (РЭБ) и кинетическое воздействие. Есть еще вариант, наиболее современный, — применение лазерного излучения. Лазерный луч большой мощности разрушает дрон.

— Мы все знаем, что один из поражающих факторов ядерного взрыва — мощный электромагнитный импульс, который выводит из строя электронику. Может ли направленный электромагнитный импульс вывести из строя беспилотник?

В. В.: Да. Такое тоже есть. Можно воздействовать излучением как у микроволновки. Но нужна очень большая мощность. Насколько я знаю, в Советском Союзе это пытались сделать, но поняли, что это слишком дорого и ресурсозатратно.

— И тогда какой самый оптимальный способ противодействия беспилотникам?

В. В.: Любую РЭБ можно в теории обойти. Настроить частоту связи с дроном так, чтобы нельзя было ее подавить. Хотя большую часть дронов все-таки можно отсечь. Я считаю, что кинетический способ противодействия оптимальный.

Роман Никишев: Я бы добавил, что универсального решения нет. Тут надо рассматривать каждый случай по отдельности. Если защитить надо что-то передвижное, допустим технику, то это РЭБ. Если это стационарные объекты, критически важная инфраструктура, добывающие компании, нефтеперерабатывающие, то надо комплексно подходить. На первом рубеже обороны стоит РЭБ. А потом, если какие-то беспилотники все-таки его пролетают, идет кинетическое поражение. И третий рубеж — натянутые сетки.

— Я правильно понимаю, что РЭБ выполняет две задачи: первая — обнаружение объекта, а вторая — его подавление, уничтожение или посадка?

В. В.: Не совсем так. Есть радиоэлектронная борьба, РЭБ, а есть радиоэлектронная разведка. Да, в основном это работает всегда в паре, но по факту это две разные вещи. Если мы берем комплексное решение, которое сейчас все должны применять, то сначала мы определяем, на какой частоте, собственно говоря, летит дрон. Это разведка. А потом уже идет эффективное подавление этой частоты, РЭБ. Можно, конечно, светить во все стороны, на всех частотах, но это будет низкая эффективность. Поэтому нужно сначала узнать, на какой частоте надо давить, и давить направленно в одну сторону. Тогда возрастает эффективность.

— Получается, нужно два устройства: одно обнаруживает дрон, второе подавляет частоту, на которой оператор осуществляет связь с ним, и выводит его из строя. И здесь, мне кажется, есть большая разница между падением и посадкой. Мы понимаем, что если дрон падает, то взрывное устройство может сработать и нанести урон. А если его посадили, то оно не сработало. Так?

В. В.: Здесь есть несколько моментов. Если это коммерческий дрон типа DJI (китайская компания DJI — один из мировых лидеров по производству мультикоптеров. — «Монокль»), то есть несколько вариантов его действий в случае потери связи с оператором. Первый: он попытается вернуться на то место, откуда взлетел, по навигации. Второй: он просто зависнет в воздухе до тех пор, пока не разрядится аккумулятор или пока не восстановится связь с оператором. И третий вариант: он медленно и плавно садится там, где потерял связь. Что касается именно управляемой посадки дрона, то здесь необходимо перехватить управление им, подменить сигнал оператора своим. И тогда его можно будет хотя бы посадить. Никто не говорит о том, чтобы полностью взять управление дроном на себя. Это звучит классно, но сделать нелегко.

— Сегодня существуют устройства, которые могут его посадить?

В. В.: Да, существуют. Но, во-первых, они очень дорогие. А во-вторых, если мы имеем дело не с промышленными дронами со стандартными параметрами, а с теми, где люди сами пишут протоколы связи, делают устройства приема-передачи, то здесь сложнее сделать перехват, потому что невозможно продублировать то, чего ты не знаешь.

Да и тот же Китай может выпускать дроны с сотней разных приемопередатчиков. Это значит, что нужно их все проанализировать, чтобы понять, как именно можно «влезть» в структуру их сигнала.

— Подавить можно любой дрон?

Р. Н.: Нет, не любой. Если беспилотник летит по заранее отснятой подстилающей поверхности и его научили смотреть и распознавать объекты — долетел до реки и лети вдоль нее, долетел до моста и уходи направо, — то он может лететь, чем бы его ни давить. Только кинетически поражать либо лазером.

В. В.: Если у дрона есть связь с оператором либо связь с GPS, то подавить его можно. Если эта связь отсутствует, то что давить тогда? РЭБ занимается подавлением радио. Если дрон ничего не излучает, ничего не принимает, то обнаружить его можно радиопеленгацией, а уничтожить кинетическим способом.

Бурный рост

— Почему вы, полностью гражданская компания, занялись этой деятельностью?

Р. Н.: Во-первых, есть объективная потребность в этом у бизнеса, у госструктур и даже у частных лиц. Для потребительского сектора еще совсем недавно на рынке не существовало решений. Поэтому появились мы и ряд других компаний, которые сейчас занимаются только гражданскими, коммерческими историями.

— Как много игроков на гражданском рынке РЭБ, что они делают?

Р. Н.: Игроков сейчас немного. Активных порядка десяти-пятнадцати. У всех разный подход. Кто-то разрабатывает самостоятельно, но большая часть просто закупает китайские готовые приемопередатчики, антенны и затем упаковывает под своей маркой.

— Честно говоря, я думал, что их больше…

В. В.: Есть те, кто работает открыто, а есть радиолюбители, и только в одном регионе может быть еще десять-двадцать «гаражников». Я сам из Воронежа и знаю здесь таких человек тридцать. Они даже ИП не открывают, а покупают что-то китайское: разберем, посмотрим, попробуем повторить. Они делают, может быть, пару комплексов и отправляют их своим знакомым и родственникам на безвозмездной основе.

— Кто основные заказчики этих десяти-пятнадцати компаний?

Р. Н.: У всех по-разному. У нас это коммерческие компании, НКО и региональные госструктуры. В частности, отправляем в некоторые регионы глушилки для защиты гражданских объектов. Это административные здания, больницы, образовательные организации, автомобили спецслужбы: скорые, пожарные и прочее.

Это особенно актуально для тех регионов, где развита сельхозиндустрия, а трактора и прочая техника тоже стоят очень дорого и нуждаются в защите.

— А промышленные предприятия есть среди ваших заказчиков? Например, НПЗ, на которые в последнее время совершаются налеты с помощью дронов?

Р. Н.: Мы с ними прорабатываем концепцию комплексной защиты. Думаю, что в этом году будут уже первые варианты реализации.

— Ваше производство систем РЭБ успевает за спросом?

Р. Н.: Спрос сейчас больше, чем предложение. Я думаю, эта проблема у всех производителей в этой сфере: вряд ли кто-то успевает за спросом.

— Сколько устройств в месяц может делать ваша компания?

Р. Н.: Смотря какие устройства. Если небольшие, на три-четыре частоты, стационарные или автомобильные, то порядка ста штук в месяц. Если на десять частот, то пятьдесят штук. Но мы в этом году будем расширять свое производство и тогда сможем в разы больше.

— Сколько вы инвестировали в разработку устройств радиоэлектронной борьбы? Инвестиции уже окупились?

Р. Н.: На данный момент в это направление мы инвестировали порядка 30 миллионов рублей. Один большой контракт окупает их, но процесс разработки еще не окончен, мы ведем постоянную работу над улучшением и модернизацией устройств. В том числе привлекаем сейчас новый раунд инвестиций.

— Насколько сильно будет расти рынок этих устройств в ближайшие годы?

Р. Н.: По нашей аналитике рынка мы видим, что рост будет как минимум на порядок выше в ближайшие три-четыре года, потому что сейчас есть большой запрос со стороны крупных коммерческих компаний и частного сектора.

Дрон против дрона

— Что для вас основное в вашей продукции — программное обеспечение или «железо»?

Р. Н.: «Железо». Мы пошли по пути собственной разработки. У нас своя топология усилителей, антенн, корпуса, все, из чего состоит устройство.

Программное обеспечение мы тоже разрабатываем. В устройствах есть детекторы, которые активируют конкретную частоту при обнаружении дрона.

В. В.: ПО — это следующий этап. Мы пошли от «железа». Мы знаем, что есть проблема на рынке труда, и потому проблему софта решили отложить. У нас есть свои наработки в нем, но «железо» пока наша основная задача. В будущем же основную ценность будет представлять собой именно программное обеспечение.

— А в чем его ценность?

В. В.: Если совсем просто: у нас есть одна антенна, которая занимается и радиоразведкой, и подавлением частоты после обнаружения чужого дрона. Но одновременно это делать нельзя, нужно переключиться из режима приемника в режим передатчика. Нужно также определить, на каких частотах нужно давить сигнал, регулировать помехи, чтобы подавление было наиболее действенным. Это можно сделать аппаратно, но программно это будет более эффективно.

Р. Н.: Помимо этого мы идем в разработку интерфейса, чтобы видеть, что летит и где летит. И чтобы оператор мог с ноутбука управлять этим устройством.

— Есть у вас планы создавать системы, которые будут противодействовать наземным и водным беспилотникам?

Р. Н.: Да. У нас есть как минимум один вариант по катерам. Наземное давить проще, потому что у него расстояние небольшое, на котором возможна связь между оператором и дроном.

— Сколько будет стоить установка системы на НПЗ, например?

Р. Н.: Все зависит от размеров территории и количества объектов. Сотни миллионов рублей точно. Но это если мы говорим о комплексной защите, когда есть и глушилки, и кинетическое поражение или коптеры, которые таранят летящие объекты, и сетки. Надо понимать, что если в завод что-то прилетит, то потери будут намного больше.

Если говорить о наших устройствах, способных обнаруживать чужие беспилотники и подавлять сигнал на десяти частотах, то здесь стоимость порядка полутора миллионов рублей за единицу. Дальность действия одного — два с половиной километра, Одно устройство «закрывает» два с половиной километра, а расстояние между ними — максимум два километра. Так что количество их зависит от площади объекта.

— Вы собираетесь делать коптеры, которые могут сбивать дроны, врезаясь в них?

Р. Н.: Мы движемся в эту сторону. Для нас идеально было бы иметь возможность предоставлять заказчикам комплексные решения, которые могут максимально снизить риски.

— Я недавно смотрел видео, где китайский товарищ, управляя FPV-дроном (FPV, First Person View,  «вид от первого лица» — коптер, передающий оператору изображение в режиме реального времени, создавая эффект присутствия в «кабине» дрона. — «Монокль») сбивал другие квадрокоптеры, тараня их. Причем все они двигались быстро, но управляемый им дрон был еще быстрее.

Р. Н.: Человек в этой схеме явно лишний, потому что это должен быть очень высококвалифицированный пилот, даже больше не пилот, а спортсмен. А где их столько взять? Такому научить человека очень сложно.

— А дрон научить легче, применив какие-то элементы искусственного интеллекта — машинное зрение, например?

Р. Н.: Это возможно, да. Это может быть оптическое распознавание или лазерная подсветка чужого дрона с земли: на него ставится метка, и дрон его атакует.

— Когда планируете выйти с таким дроном на рынок?

Р. Н.: Прототип планируем показать в начале следующего года.